Козырная дама - Соловьева Татьяна - Страница 14

Вокзальный ансамбль, построенный еще в тридцатых годах, был настоящей удачей архитекторов. Все в нем было продумано до мелочей и воплощено с тем вкусом, который у сегодняшних градостроителей, увы, встречается редко.

Большое здание вокзала тянулось вдоль всей площади, но не казалось ни тяжелым, ни громоздким. Возможно, такое ощущение создавалось оттого, что оба крыла, идущие от центрального фасада, были невысокими, как и здания, построенные перпендикулярно к вокзалу и обрамляющие площадь с двух сторон. В одном из них находился ресторан «Встреча», а в другом — центральные железнодорожные кассы. Перед ними были разбиты два небольших сквера из аккуратно подстриженных акаций, с фонтанами, окруженными скамейками для отдыха.

Фасад вокзала, ориентированный на юго-запад, сейчас, в середине дня, был хорошо освещен солнцем. Небольшая колоннада у центрального входа будто вбирала в себя потоки света, гасила яркие солнечные блики, и оттого огромные витражные окна вокзала, отражавшие солнце, не слепили, как зеркала, а лишь мягко посверкивали.

Площадь была закольцована лишь с трех сторон. С четвертой, от фасада вокзала, уходила далеко вперед, завершаясь большим старинным домом, спокойным и не вычурным, а уже от него разбегалась в разные стороны улицами-близнецами.

Одно лишь портило вид Привокзальной площади — облепившие фонтаны ларьки. В них было что-то чуждое, словно вторглись они из другого мира.

Зоя Иннокентьевна помнила первые ларьки, появившиеся у вокзала, — убогие, разнокалиберные. Одни приспособленные из бывших газетных киосков, другие деревянные, похожие на сортиры, какие обычно хозяева ставят где-нибудь в конце огорода, стыдливо пряча за деревьями, чтоб не мозолили глаза.

Сейчас, правда, все ларьки были сделаны из одинакового серебристого металла, с одинаковыми витринами, в которых выставлен тоже одинаковый товар: сигареты, пластмассовые бутылки с пепси, фантой, баночками и коробочками с чем-то съестным, (а может, и не очень). Но это лишь немного, лишь чуть-чуть скрашивало, извиняло их вторжение в уютные некогда скверы Привокзальной площади.

Зоя Иннокентьевна подошла к крайнему ларьку и, увидев в окошке немолодую женщину, обрадовалась — значит, легко удастся завязать разговор.

— Я бы хотела увидеть вашего хозяина, Фогеля… — негромко сказала она, наклонившись к окошку.

— Тебе-то он зачем? — недружелюбно ответила женщина.

— Поговорить нужно.

— Ну а я тут при чем?

— Вы ни при чем, но скажите, где я могла бы его найти?

— Сказала же, я тут ни при чем! — рассердилась женщина. — И не мешай работать, если ничего не собираешься покупать.

— Какая хамка! — возмутилась Зоя Иннокентьевна.

— А ты корова! — продавщица оставила последнее слово за собой.

Зоя Иннокентьевна ошарашенно посмотрела на нее и отошла — спорить было бессмысленно. Направилась было к соседнему ларьку, но передумала — ожегшись, решила поменять тактику, присела на скамеечке у фонтана и стала наблюдать.

Между ларьками сновали покупатели, в основном пассажиры с вокзала, покупающие в дорогу газированные напитки, печенье, сигареты, водку. Воровато озираясь по сторонам, крутились бомжи, высматривая, не удастся ли стащить чего-нибудь из съестного. Стайкой вились цыганки, безвкусно одетые в блестящие кофты и пышные юбки. Время от времени они увязывались за кем-то из прохожих, пытаясь задурить, заговорить, выманить деньги. Несколько цыганок обступили верзилу в спортивном костюме и шлепанцах на босу ногу — наверное, выскочил из проходящего поезда. Что уж они ему говорили, чем охмуряли, Зое Иннокентьевне не было слышно, видела лишь, как верзила достал из кармана комок мятых купюр, по цвету — пятидесятирублевок, и покорно отдал одной из цыганок. «Тьфу ты!» — рассердилась Зоя Иннокентьевна. Случайная сценка напомнила ей о том, что произошло с племянником, вот и его так же запутали, обвели вокруг пальца.

Засмотревшись на цыганок, она не сразу заметила, как к скверу подъехал небольшой грузовичок. Из него вылезли двое — водитель, лет тридцати, и молодой парень, не старше Игоря, как автоматически отметила про себя Зоя Иннокентьевна. Достав из машины пару картонных коробок, они направились к ларькам. Судя по тому, как натянулись на спинах рубахи, в коробках было что-то тяжелое. «Портвейн молдавский» — прочитала Зоя Иннокентьевна на картонном боку.

— Принимай товар! — крикнул тот, что помоложе, продавщице и поставил коробку у открытой двери ларька.

К ларьку подошел еще один парень, что-то сказал молодому, и тот достал из коробки бутылку… водки. «Любопытно, — подумала Зоя Иннокентьевна, — а написано, что портвейн…»

Ей стало любопытно.

— Товарищ! — окликнула она водителя грузовичка, как раз проходившего мимо, собираясь прояснить заинтересовавший ее вопрос.

— Во дает тетка! Нашла товарища! Между прочим, у нас теперь товарищей нет, все господа.

Зое Иннокентьевне было неприятно, что ее назвали теткой. Но парень, видимо, не знал, что женщины не всегда так молоды, какими себе кажутся.

В каждом из ларьков было получено с грузовичка по два-три ящика мыла, стирального порошка, вина, она заметила даже магнитофоны и небольшие телевизоры. Зою Иннокентьевну это удивило — если ничего, кроме съестного, в ларьках не продавали, тогда при чем здесь электроника?

Когда грузовичок уехал с площади, Зоя Иннокентьевна подошла к одному ларьку, потом к другому, спрашивала то мыло, то стиральный порошок. Подобного товара не было. Тогда что же находилось в ящиках? Водка? Она видела, доставали водку. Может быть… В одном из ларьков попросила продать ей бутылку водки.

Продавщица нашарила в коробке из-под стирального порошка требуемую бутылку и рассеянно, не глядя на покупательницу, подала в окошко. Зоя Иннокентьевна достала кошелек, порылась в нем и сокрушенно покачала головой:

— Трех рублей не хватает… — извиняющимся тоном произнесла она.

— Ну, и нечего было морочить голову! — возмутилась продавщица и сунула бутылку обратно, в ту же коробку. Худенькая, бледная девушка кого-то ей напоминала.

— Галочка Шиголакова! Неужели это вы?

— Ой, Зоя Иннокентьевна! — Девушка наконец внимательно посмотрела на несостоявшуюся покупательницу и даже прикрыла лицо ладошками от неловкости. — Извините, я вам нагрубила… Столько народу за день перед глазами мелькает, и каждый норовит обмануть или что-нибудь стащить.

— Не бойся, милая, я у тебя ничего не стащу, — Зоя Иннокентьевна искренне обрадовалась. Вот и еще одну бывшую ученицу послали высшие силы ей в помощь. Сначала встретился Поспелов, теперь — Галочка Шиголакова. Впрочем, если разобраться, у нее полгорода бывших учеников и учениц. — А ты, значит, здесь работаешь?

— Как видите…

— Ты так хорошо шла по английскому, я думала, в институт будешь поступать.

— Поступала. Но на бесплатную форму обучения провалилась, а на коммерческой основе даже пытаться не стала, маме все равно платить нечем.

— Жаль. Ты хорошая девочка и достойна в жизни большего, чем этот ларек, — огорчилась такому повороту Галочкиной жизни Зоя Иннокентьевна. — С одноклассниками видишься? Как дела у них?

— По-разному. Некоторые так и не смогли никуда устроиться, живут на пособие по безработице. Мне еще повезло — у меня есть работа.

— А заработки хоть ничего?

— Здесь, на Привокзальной, получается неплохо. Раньше я в другом ларьке работала, на проспекте Гагарина, там выходило меньше. Нам ведь платят сдельно, от реализации, вот и стремятся все попасть к вокзалу — покупателей проходит за день больше.

— Да, здесь место бойкое, — согласилась Зоя Иннокентьевна.

— Но я, наверное, опять попрошусь на старое место.

— Почему?

— Тамарки боюсь, сменщицы.

— Она что же, обижает тебя?

— Да нет, ничего такого пока не было, но до меня здесь одна девчонка работала, такие страсти рассказывала — Тамарка ее постоянно кидала.

— Как это — кидала?

— Есть много всяких способов. Можно, например, не досчитаться товара. Он у нас мелкий, ассортимент большой, не будешь же каждую жвачку проверять. Бывает, сменщица выручку передает наспех, без подписи, отдаст и убежит. Потом посчитаешь, оказывается, не хватает ста рублей, а то и больше. Или купюры фальшивые. А для нас сто рублей — это большие деньги. Конечно, она не виновата, что ей фальшивку подсунули, но и я не виновата, почему же должна страдать за кого-то? Выплатить недостачу хозяин заставит меня, раз вовремя не заметила.