Свобода Маски (ЛП) - Маккаммон Роберт Рик - Страница 16

После этого она не разговаривала с ним и не видела его, хотя ей хотелось, чтобы он просил — умолял — ее о прощении и старался исправить все, что натворил, чтобы вернуть то, что между ними было. Лично она именно так и поступила бы, когда сочла, что прошло достаточно времени — однако он даже не попытался. Поэтому она стала лишь хладнокровнее и старалась избегать встреч с ним даже тогда, когда он выходил из небольшой молочной позади дома Григсби.

Скатертью ему дорога, думала она много раз, когда расчесывала волосы перед зеркалом и готовилась двигаться в жизни дальше, находить новые интересы. Скатертью ему дорога милостью Девы Марии.

Но теперь… теперь не только она, но и весь Нью-Йорк избавился от него… не такой милости Девы Марии она ему желала.

Эштон улыбался, приближаясь к ней. У него была милая улыбка, но он нечасто демонстрировал ее. Тем не менее, с ней он был улыбчивее, чем с кем-либо другим. И это был еще один пункт, по которому Берри воздействовала на него. А еще у них было кое-что общее: пусть он и не разделял ее любимых ярких цветов, он тоже имел свою собственную манеру наслаждаться жизнью. Сегодня он надел галстук, который был светлее, чем его коричневый костюм, и был украшен маленькими черными квадратами.

— Боже! — воскликнул он, подойдя. — Ты прекрасно выглядишь сегодня!

Это была одна из вариаций того, что он говорил каждый раз, когда они встречались, и она тоже отвечала нечто, вроде: «Благодарю, ты тоже выглядишь отлично». Сегодня вышло так же. Затем он сел за стол, и ей вдруг стало безумно трудно смотреть ему в глаза, потому что она знала, что собирается в каком-то смысле убить его в этот день, и для Берри это будет не меньшей печалью, чем для него самого. Именно поэтому она и надела свой траурный наряд…

Эштон заказал чай у прислуживающей девушки. Кофе ему не нравился, но нравилось само место, которое Роберт Деверик выбрал для своего заведения, показав свои большие амбиции и управленческие способности после того, как в прошлом году был жестоко убит его отец. В том же запутанном деле Берри и Мэтью попали в передрягу, в которой едва не лишились глаз посредством острых когтей и клювов ястребов.

Несколько минут Берри с Эштоном говорили о ее преподавании, об успехах учеников в школе. Она довольно подробно рассказывала о некоторых особенно способных детях и упомянула, что один из мальчиков даже поклялся, что в будущем станет губернатором колонии. От темы работы коронера девушка обыкновенно держалась в стороне, если только не случалось чего-то по-настоящему интересного, чем он хотел бы поделиться с ней. Также оба они старались избегать темы дня.

Эштону принесли его чай. Он поднял чашку, и вдруг ручка треснула, а на колени вылился горячий круг из улуна, немного приправленного лимоном. К счастью, температура чая была недостаточной, чтобы обжечь, поэтому после небольшой спешной чистки Эштон уже сидел с новой чашкой в руке, качал головой и криво улыбался.

— Похоже, это — никогда не промахивается, — хмыкнул он. — Всякий раз, когда я с тобой, со мной случается какая-нибудь несуразица! То каблук сломаю, то наступлю в лужу, которая казалась только пылью… а на прошлой неделе, когда подо мной сломался стул у Салли Алмонд? Искренне надеюсь, что моя неудача не перекинется на тебя.

— Ох… — выдохнула Берри после молчаливого раздумья. — Нам стоит поговорить об удаче, Эштон.

То, как она произнесла его имя, тут же заставило его улыбку испариться, потому что в ее голосе слышалось: грядут перемены. Правда, он пока не мог точно понять, какие. Эштон поставил чашку и принялся ждать объяснений с той терпеливостью, с которой коронер исследует мертвое тело.

— Невезение, — начала она с мягкой улыбкой. — К сожалению, это моя вина. Это то, что случается с другими из-за меня. Я всю свою жизнь так влияю на людей, как будто при мне их фортуна… заболевает, но… как бы это сказать… так происходит с людьми только рядом со мной. Я словно… человек-черная-кошка, которая переходит дорогу десяткам ничего не подозревающих граждан каждый день, и случается что-то плохое.

— Ох, это бессмыслица! Серьезно! Кто, скажи на милость, вбил тебе это в твою хорошенькую головку?

— Мои собственные наблюдения, — ответила она. — И… возможно… мои родители указали мне на это после пары случаев.

— Но это же смешно! Им следовало бы постыдиться говорить такое!

— Пожалуйста, — продолжила она. — Выслушай меня.

Она сделала глоток кофе, стараясь собрать воедино все, что намеревалась сказать. И пусть она уже не раз репетировала каждое слово, это все равно было трудно, потому что Эштон ей нравился, он был хорошим человеком, и она знала: он предполагает, что между ним и Берии происходит нечто похожее на то, что девушка озвучивала сэру Мэтью Корбетту.

— Я верю, — сказала девушка. — Можно даже сказать, я всегда подозревала, что мой дурной глаз был — и есть — на самом деле… ну… своеобразной дорожной картой. Курс, которого необходимо придерживаться. И если я ему не последую… то стану настоящим несчастьем для того, за кого выйду замуж.

— Что? Берри, но в этом же нет никакого смысла!

— Я еще не приступила к здравомыслящей части, — ответила она. — Теперь… это будет очень трудно выразить, Эштон, но ты должен поверить, что это правда. У меня было несколько женихов… несколько заинтересованных молодых людей, еще в Англии. И в течение нескольких дней они были поражены различными скорбями: один сломал ногу, другого сбросила с себя лошадь… тот бедняга не мог сидеть на протяжении недели. Были и другие неурядицы: встречи с барсуками или укусы ядовитого плюща…

— О, Господи, ты ведь это просто надумываешь! — сказал Эштон.

— Нет, не надумываю, — когда ему было стало ясно, к чему ведет ее лекция, он понял, что все уже решено, и пристально уставился на нее. — Ты должен знать, что у меня когда-то… когда-то был интерес к Мэтью.

— Ах, да. Тема дня. Не твой интерес к нему, разумеется, но сам факт, что его похитили и увезли в Англию, судя по тому, что рассказал Хадсон Грейтхауз, — и Эштону не нужно было уточнять, что об этом говорили по всему городу: среди завсегдатаев таверны «С Рыси на Галоп» эта история разнеслась по всему Нью-Йорку, как только Хадсон Грейтхауз вернулся из Чарльз-Тауна три дня назад.

— Я испытала Мэтью, — сказала она. — Как раз из-за своего интереса к нему. А еще потому, что я думала, что и он… чувствует что-то ко мне. Поэтому я решила провести эксперимент, чтобы посмотреть, как мое невезение ударит по нему.

— Ты испытала его? Как?

— Я села рисовать в своем альбоме в конце худшего пирса, который только смогла найти, потому что не хотела беспокоить кого-то. Он пришел поговорить со мной. И вместо того, чтобы подойти самой, я заставила его пройти по всей длине пирса туда, где я сидела. Доски были гнилыми и хрупкими… любой шаг мог отправить Мэтью прямиком с пирса в грязь. О, это не должно было быть долгим и опасным падением, он бы ничего себе не повредил. Ну… я думаю. Я продолжала рисовать, но ждала, что он вот-вот вскрикнет, когда сорвется, — она опустила глаза, потому что искренне сожалела о том, как жестоко это звучало, но для нее это был единственный способ выяснить, сработает ли на нем ее невезение, или нет.

— И вдруг, — продолжила Берри. — Он оказался рядом со мной. Он прошел все это расстояние, от начала до конца. Я… я была удивлена, потому что… ну, я всегда верила, что когда я найду того, кто создан для меня… назови это Судьбой или Божьей Волей, если хочешь… я знала, что для него — я буду удачей, а не несчастьем, — она допила свой кофе, поставила чашку и вновь подняла взгляд на Эштона. — Ты понимаешь, что я имею в виду?

Ему потребовалось мгновение, чтобы ответить. Он несколько раз моргнул, ошеломленный этим откровением, глаза его блеснули за линзами очков.

— Ты хочешь сказать… что из-за того, что Мэтью не свалился с прогнивших досок старого пирса, ты поверила, что он тот самый человек, что предназначен тебе Судьбой?