Свобода Маски (ЛП) - Маккаммон Роберт Рик - Страница 11

— Аминь, — произнесли некоторые.

Дальгрен издал резкий смешок.

Его слуга вдруг проговорил:

— Великий Дом…

Он произнес эти два слова ошеломленно, пораженно, как будто они нанесли ему удар. Казалось, до этого он беспрерывно бродил в перелесках сознания, а теперь вдруг увидел вспышку среди запутанных, плотно растущих деревьев.

Мэтью Корбетт прикоснулся свободной рукой ко лбу, как будто мозг в его голове был болезненным, пульсирующим синяком. Корабль вновь поднялся на волнах и тяжело опустился, но молодой человек превратился в неподвижный объект, свой конец веревки он удерживал твердо и где-то внутри себя ухватил куда более важный канат, по которому мог выбраться из темноты.

Он задавался огромным количеством вопросов с самого начала этого путешествия бок о бок с монстром, убившим его жену Куинн… или… женщину, которая называла себя его женой. Так или иначе, этот человек, этот прусский граф, перерезавший Куинн горло прямо на глазах молодого человека, сообщил, что страдающего потерей памяти юношу никогда не звали Дэниелом Тейтом — на самом деле он был кем-то по фамилии Корбетт, и, разумеется, он никогда не жил в Ротботтоме. При этом этот человек… Дальгрен… назвал имя некоего Профессора Фэлла в Англии, который примет юношу с распростертыми объятиями и исполнит едва ли не любой его каприз. Что все это значит? Почему Куинн должна была умереть ради этого? А если Мэтью никогда не был ее мужем Дэниелом, как же он оказался в Ротботтоме? Все было так запутанно, и разбираться в этом было мучительно больно — во всех смыслах. Молодой человек до сих пор не понимал, почему утерянная память периодически подбрасывает ему столь болезненные вспышки, которые тут же ускользают и растворяются в темноте, стоит лишь попытаться ухватиться за них.

Кем была красивая женщина, видевшаяся ему посреди грязной тюремной камеры в тот момент, когда она сбрасывала с себя грубую мешковатую одежду на пол и вызывающе глядела на мир, когда кто-то говорил: «Вот она, ведьма!»?

Что это была за девушка по имени Берри, чье имя продолжало приходить к нему снова и снова и приносить с собой расплывчатые образы ее лица, как если бы приходилось разглядывать его через матовое стекло? А еще там было что-то про птиц… ястребов, возможно. Это было странное и пугающее воспоминание, как-то связанное с Берри, но, похоже, не имеющее никакого смысла.

А кто был тот человек, с которым Мэтью находился в холодной воде на дне колодца, когда второй человек с грязной лоскутной бородой стоял и смотрел вниз, и смех его напоминал медленный похоронный звон?

Девушка — а ведь он каким-то образом знал, что она принадлежит к племени ирокезов — сидящая обнаженной на скале в море… два рыжеволосых брата, оба настоящие Дьяволы, но их имена… пропали, не вспомнить.

А еще был какой-то мощный взрыв, горящие обломки, падающие чуть ли не с неба… смертельное болота… и люди, которые словно бы… играют с человеческими отрубленными головами.

Что все это значит?

А самое странное, что он очень много знал о том, как работать на парусном судне. Он знал разницу между крамболом и брам-реем, знал, как надо драить палубу, знал, что такое блинда-гафель… он знал систему звонков, знал, как надо отсчитывать нужное время и звонить в колокол, в чем капитан Пеппертри полностью провалился, в то время как у капитана Фалько с этим дисциплина была сродни военной. В этом молодой человек отчего-то был уверен… но что это был за капитан Фалько? Имя, пришедшее к нему из тумана тогда же, когда и имя девушки Берри. Мэтью не помнил, чтобы когда-либо раньше бывал в море, поэтому… все это было лишь очередной загадкой среди миллиарда таких же.

Но сейчас был не тот момент, чтобы отвечать на эти вопросы. Проблема, которая требовала быстрого решения, состояла в том, чтобы удержать «Странницу» на плаву.

Великий Дом Господень, продолжало звучать в мозгу.

Великий Дом…

Великий… человек…

Великий…

Грейтхауз…

Почему эти слова, произнесенные в такой последовательности, привели к этому результату? Почему заставили думать, что Мэтью может как-то спасти судно и оставшихся на нем людей? И не только это… но… молодой человек понимал, что некто Великий одобрил бы его выбор — пытаться сделать что-то, даже когда все шансы сводятся к нулю.

Думай! — приказал себе Мэтью, когда корабль вновь поднялся на волнах и рухнул, закрутился, застонал, и вода полилась сверху. Но при этом… эти слова… это… что это было? Прозвище? Великий… Грейтхауз. Ох… почему так больно вспоминать это?

Думай!

Это не просто слова и не прозвище, это имя!

— Если этому кораблю суждено спастись, — вдруг заговорил молодой человек, произнося, пожалуй, самую долгую свою речь за все это путешествие. — Мы должны всё для этого сделать.

— Мы? — переспросил одноногий отец Нобла Янса. — Я ничего, черт возьми, не знаю о мореплавании!

— Никто из нас не знает! — пронзительный голос Брайерфилда сделался еще более резким от нахлынувшего на него ужаса. — О чем вы, тут же одни сухопутные крысы!

— Мы должны подняться на палубу! — сказал Мэтью. — Связать все тяжелые веревки, которые сможем найти и выбросить их за борт! Позволить им тянуться за кораблем в воде!

— Зачем? — спросил кузнец.

— Это замедлит корабль. Веревки в этом помогут и дадут нам некоторую стабильность. Если сможем сбросить якорь с левого и правого бортов, будет намного… — его перебил новый залп волн, обрушившийся на нос корабля, свист ветра, несущегося через коридоры, и новый всплеск воды, затопившей помещение. — Лучше, — закончил он, когда снова смог дышать.

— Никто туда не пойдет! — сказал Брайерфилд, чье лицо с острым подбородком приобрело оттенок испорченного сыра. — А ты… ты никто, просто слуга! Ты ничего не можешь знать о кораблях! Господи Боже, то, что ты предлагаешь, нас потопит!

— Я знаю, что эта посудина больше не выдержит! Мы не можем просто оставаться здесь и ждать, пока корабль разобьется! — когда никто не ответил, Мэтью решительно заявил. — Что ж, ладно, я сделаю это сам!

— О-о-о-о-о, нет! — послышался грубый голос графа Дальгрена. — Ты никуда не пойтешь! Ты есть слишком ценный для меня, чтобы потеряться в таком безумии!

Мэтью презирал этого человека. Дальгрен был не только убийцей, он был гадким в своих привычках и ожидал, что его «слуга» поможет ему подняться до статуса императора. Мэтью же поклялся, что когда-нибудь убьет Дальгрена за то, что он сделал с Куинн, но ему пришлось удержаться от этого и позволить отвезти себя в Англию, чтобы выяснить, что за загадочной фигурой был этот Профессор Фэлл и что ему было известно из его утерянной истории.

Сейчас у молодого человека не было никакого желания ждать здесь, как захваченная стихией в заложники сухопутная крыса. Корабль круто накренился, и женщины с детьми закричали, но даже их крики были не такими дикими, как у Грэнтхема Брайерфилда. Это был страшный момент, потому что Мэтью показалось, что волны достигли верхушек мачт, и «Странница» отбивалась от моря из последних своих сил. Когда следующая волна схлынула, Мэтью взял лампу у Изекии Монтгомери.

— Я пойду, — сказал он, но прежде чем ему удалось сделать два шатких шага в этот морской кошмар, граф Дальгрен ухватил его.

— Я гофорю, найн! — пруссак здоровой рукой ухватил слугу за горло. — Ты можешь быть смыт! И где я тогда окажусь?!

— Отпустите его.

— Ч-щто?

— Отпустите. Его, — повторил Рэндольф. — Если у него достаточно мужества, чтобы выйти на эту палубу… Богом Клянусь, я тоже пойду! Этот трюк с веревками… возможно, он спасет нас!

— Он есть моя сопстфенность! Я гофорю ему, что ему делать, а что нет!

От волнения акцент пруссака становился все резче и неприятнее.

— Я пойду, — сказал Монтгомери. — Если я утону, то, по крайней мере, не внутри корабля.