Подари мне пламя. Чернильная мышь (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт" - Страница 57

Тяжелое жгучее желание, что терзало все эти дни, не то чтобы отступило, но затаилось, притихло на время. Сейчас растрепанную и уставшую девушку не хотелось немедленно затащить в постель и взять всеми возможными способами — и то уже хорошо. Зато теперь просто мучительно, до темноты в глазах тянуло обнять ее и ласкать, пока сама не прижмется доверчиво и не раскроется, предлагая и отдаваясь. Вот в чем была настоящая сложность. Хотелось не сжатых губ и отвращения в глазах, не купленной покорности, а настоящего взаимного желания. Чтобы сама попросила Алекса о том, что ей нравится, и сама же захотела сделать что-то для него. Взаимности хотелось!

С другой стороны, зачем ему это? — холодно и трезво подумал Алекс. На самом деле невелика сложность добиться подобного: девочка только начала познавать удовольствие от страсти, но даже сейчас видно, как много в ней чувственности, неосознаваемой и оттого еще более сильной. Ей обязательно придется по вкусу делить эту страсть с мужчиной, нужно только подождать и не требовать слишком многого и сразу. Но… дальше что?

Вот приручит он Маред Уинни, поможет ее чувственности раскрыться, как бутону, которому пришел срок цвести — и пресытится? Будет то же самое, что сейчас у него с Флорией: роскошные удовольствия тела, но не больше. И снова станет скучно, и снова он будет хотеть просто утолить вожделение, поиграть… а чего еще можно желать?

Маред тихонько вздохнула, переворачиваясь лицом к Алексу. Поерзала, подгребая к себе одеяло, обнимая его руками и ногами. А в спальне далеко не холодно, так что вряд ли девочка замерзла. Значит, это просто одиночество… Алекс осторожно придвинулся. Между ним и Маред по-прежнему было одеяло, в которое девушка завернулась, как в кокон, так что он просто обнял ее поверх плотной стеганой ткани, легонько погладил по волосам. Вгляделся в расслабленное лицо, с которого сейчас исчезли хмурость и уже привычная при виде Алекса опаска.

Ничего, девочка, тебе понравится. В конечном счете ты получишь гораздо больше, чем потеряешь. Только бы мне самому понять, чего я хочу от тебя? Удовольствия? Это само собой разумеется. Но чего еще? Что ты можешь дать мне такого, что стоит всех этих хлопот, потраченных денег, времени и внимания? Есть Анриетта, есть Флория. Совершенно разные, прекрасные и страстные женщины, с радостью отдающие все, что другим мужчинам и за целую жизнь не получить. И мне ведь даже выбирать между ними не нужно! Так что не гневите богиню любви, лэрд Монтроз, — хмыкнул про себя Алекс. — Керидвен не любит жадных, а вы не аравитянин, чтобы собирать гарем. Кстати, вот, надо бы написать Сармади. Но тому гарем положен по правилам его народа, а вот зачем вам, респектабельному великобриттскому юристу, подобные сложности?

Да просто хочется, — решил Алекс, еще крепче прижимая к себе податливое нежное тело. — После всего, что было в его молодости, на охоту и спорт — развлечения аристократов — даже смотреть смешно, но и жить пресно — с души воротит. Все равно что питаться одной овсянкой, которую он поклялся никогда больше не брать в рот после шестнадцати лет ежедневных завтраков в приюте. Чего ему бояться? Потери репутации? У него нет ни жены, ни детей, и случись хоть завтра какой-то скандал — никому, кроме него, от этого вреда не будет. Так почему не позволить себе удовольствие, если девочка сама согласна?

Алекс невольно усмехнулся, вспомнив составление контракта и последнюю фразу Маред сегодня ночью. Умная девочка, целеустремленная, честолюбивая. И вполне может добиться успеха, если ей немного помочь. А успех стоит того, чтоб за него заплатить…

Уютно устроившаяся у него в объятиях Маред вдруг завозилась, напряглась. Дернулась, прошептала что-то, повторила громко и разборчиво:

— Эмильен! Там Эмильен… Помогите!

И застонала, горячечно мечаясь под одеялом, порываясь встать.

Алекс придержал ее за плечи, слегка откинул одеяло. Провел ладонью по влажному лбу. Похоже, девочке нельзя перегреваться. Эмильен? Муж, конечно же… Интересно, любила ли она его? И почему после года супружеской жизни боится постели, как старая дева?

Маред успокоилась, снова прильнув к нему уже без одеяла. Прижалась горячим влажным телом, и Алекс только вздохнул, старательно переключаясь на мысли о работе. Можно бы, конечно, и отодвинуться, но если у девочки кошмары, то чье-то присутствие рядом — лучшее лекарство. Это он помнил еще по приюту, где никто особо не заботился душевным благополучием сирот и подкидышей, вот и приходилось тем, кто постарше, успокаивать мелюзгу, просто сидя рядом. Еще несколько минут он смотрел в светлую пустоту потолка, и только тогда, наконец, удалось и самому расслабиться, соскальзывая в теплую сонную истому.

Утром тье Уинни спала просто-таки самозабвенно, даже не шевельнувшись, когда Алекс выпутывался из ее объятий. Не проснулась и потом, когда он заглянул в спальню перед самым отъездом. Но больной не выглядела, напротив, улыбалась во сне, обняв подушку так, словно ее кто-то отнимал. Девчонка… Алекс улыбнулся, любуясь картиной. Ничего, не в последний раз — еще будет возможность разбудить ее вот такую, блаженно-сонную, вминая в постель всем телом, зацеловывая, прижимая изящные запястья так, чтоб не вырвалась… Нет, хватит! Иначе ехать будет… затруднительно.

Продолжая улыбаться, Алекс сбежал по лестнице, выдал указания Эвелин и почти запрыгнул в мобилер. Дурацкие ночные сомнения потерялись, смылись привычными утренними заботами и мыслями о делах. Ведя мобилер по пустынной дороге через предместья, он вспоминал, что назначено на сегодня. Да, бывают дни, расписанные по минутам, когда некогда вздохнуть и приходится еще подолгу оставаться после рабочих часов. Но сегодняшний, кажется, не из таких.

"Бархат" и Анриетта! Вот это срочно, этим нужно заняться прямо сегодня. Очередное совещание со старшими стряпчими — главами отделов конторы. Проверить список дел на месяц, устроить еще одну встречу с боровом из мэрии, что отвечает за аукцион с франками. Чинуша не говорит ни "да", ни "нет", ходит вокруг, словно рыба, что приглядывается к соблазнительной наживке. То ли хочет больше, то ли ждет предложение от конкурентов. А дело очень выгодное! Разработка крупного правового пакета для франков, международный уровень… И неизвестно, кто из них больше похож на рыбину возле крючка, — одернул себя Алекс. Проверить все еще раз! И перепроверить! А чинуше — боуги под одеяло вместо участия в доле, лучше попросить о содействии Макмилланов, это гораздо надежнее.

И вот, кстати, если дело выгорит, разработку пакета можно сделать конкурсной. Давно у него в конторе не было охоты на крупную дичь, все рутина. И пусть новички-практиканты непременно поучаствуют! Алекс даже прищурился от удовольствия, вспомнив азарт, мелькнувший в глазах Маред при предложении самой составить контракт. Всего лишь контракт. А здесь — настоящее дело, крупное, какого в другой конторе ты не увидишь еще очень долго, если увидишь вообще, потому что таким никто не делится. Никто, кроме меня. Покажи себя, девочка. А я уж постараюсь, чтобы ты распробовала победу на вкус. Тебе бы уверенности в себе, чтоб глаза горели чаще — и будешь неотразима…

Конора встретила обычной утренней деловитостью. На лестнице Алекс раскланялся с парой молодых инженеров из технического отдела, уже традиционно запаздывающих к началу рабочего дня. Ничего, эти компенсируют, так же традиционно оставаясь после работы. В коридоре учтиво восхитился новым обликом Лэрис Колвер: еще вчера блондинка, сегодня тье главный бухгалтер щеголяла огненно-алой гривой. Уже у себя мимоходом заметил Кэролайн, что нужно поменять цветы в комнате отдыха напротив его кабинета: у пальм обвисли листья, и это выглядит недопустимо уныло. И снова по ассоциации вспомнился Сармади.

Поэтому первым делом, опустившись в кресло и придвинув его к столу, пока еще идеально чистому, только тонкая стопка бумаг приготовлена с вечера на уголке, Алекс выдвинул ящик и достал последнее письмо от друга, пришедшее пару недель назад. Большой конверт с почтовой печатью халифата, пара листов бумаги, испещренных витиеватыми буквами… Сармади хоть и владел свободно тремя западными языками, кое в чем оставался человеком безнадежно восточным, и его почерк мог служить образцом для какой-нибудь росписи в аравийском стиле.