Убийство в запертой комнате - Макбейн Эд - Страница 15

— Любил его, очень любил. Господи, это же был мой отец!

— Что с позиции современной психиатрии может оказаться поводом для совсем противоположных чувств.

— Вот уже три года я хожу на прием к психоаналитику, мистер Карелла. Я знаком с современными теориями и могу утверждать, что ничего похожего на ненависть к отцу не испытывал. И поверьте, к его смерти не имею никакого отношения.

— Да, но вы с ним ссорились?

— Изредка. Между отцами и сыновьями случаются небольшие стычки.

— Вы бывали в его берлоге?

— Да.

— Вчера днем вы там были?

— Нет.

— Ни разу?

— Даже не подходил к ней. Пока не обнаружилось, что дверь заперта.

— Кто это обнаружил?

— Алан. Он пошел наверх позвать старика, но тот не отвечал. Алан попытался открыть дверь и понял, что она заперта. Тогда он позвал остальных.

— Почему он решил, что дверь заперта?

— Она не отворялась. Ни на дюйм. Как еще можно понять, что дверь заперта? Каждый из нас по очереди пытался ее открыть, но ничего не получалось. Потом мы попробовали открыть ее все вместе, и опять ничего не вышло. Тогда нам стало ясно, что дверь заперта изнутри. И если вы намекаете — я бы сказал, намекаете с деликатностью парового катка, — что дело тут нечисто, то чем вы объясните то обстоятельство, что дверь была заперта изнутри? Разве кто-нибудь мог убить отца, выбраться из комнаты и после этого задвинуть внутренний засов? Это совершенно невозможно.

— Почему вы так считаете?

— Потому что дверь плотно прилегает к косяку. Между ней и косяком практически нет зазора, мистер Карелла.

— Вы, кажется, неплохо вникли в детали…

— Только после того, как выяснилось, что отец мертв. Не скрою, у меня есть кое-какие подозрения, что его могли убить. Поймите меня правильно, речь идет не о членах нашей семьи, а о каком-то постороннем лице. Но затем я понял, что убийство исключено. Дверь нельзя запереть снаружи. Ее можно запереть только изнутри, а в комнате не было никого, кроме отца. Следовательно, версия убийства несостоятельна.

— Мистер Скотт, — спросил Карелла, — в просвет между дверью и косяком может пройти прочная веревка?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— А потому, что если накинуть веревочную петлю на выступ засова и затем дернуть снаружи за веревку и вогнать таким образом засов в скобу на косяке, то может возникнуть впечатление, будто дверь была заперта изнутри. Вытащить потом веревку большого труда не составит.

— С этой дверью такое невозможно. Опытный сыщик вроде вас мог бы это сразу заметить.

— Что именно заметить?

— В коридоре на втором этаже всегда сильные сквозняки из-за окна в конце коридора. Когда берлогу только переоборудовали в кабинет, в ней было не совсем уютно. И тогда отец укрепил дверь так, как будто она входная.

— То есть?

— На двери сделали металлическую окантовку, а на косяке — металлический желобок. Дверь после этого стала закрываться плотно, и никаких щелей не оставалось.

— Но все же не настолько плотно, чтобы между дверью и косяком не могла пройти веревка?

— Возможно, не настолько, но я не это имел в виду.

— А что?

— Дверь стало трудно закрывать. Ведь окантовку сделали позже, когда отец понял, что в комнате постоянно гуляет сквозняк. А засов поставили до этого.

— И что же?

— А то, что запереть дверь с окантовкой было не так-то легко. Приходилось крепко прижимать ее, наваливаясь всем телом, толкать не жалея сил, — а отец, учтите, весил немало. Только тогда удавалось задвинуть засов. Мне случалось бывать в комнате и видеть, как отец запирает дверь. Теперь вы понимаете, что я имею в виду?

— Да, я понимаю. Если дверь запирается с такими усилиями, то невозможно вогнать засов в скобу снаружи с помощью веревки, — вы это хотите сказать?

— Давайте предположим, что я и впрямь ненавидел отца, хотя на самом деле это не соответствует действительности. Предположим также, что мне не терпелось заполучить свою долю его состояния, что опять-таки неправда. Предположим, наконец, что мы все желали его смерти, хотя и это сущая ерунда. Остается проблема запертой двери. Двери, закрытой на засов, который можно задвинуть, только приложив немалую силу. Его не задвинешь, потянув снаружи за веревку, мистер Карелла. Нет, дверь была заперта изнутри. И поскольку дело обстоит именно так, вам придется в конце концов признать, что есть одноединственное объяснение всему этому — мой отец покончил жизнь самоубийством.

Карелла тяжело вздохнул.

Магазины закрывались в шесть, и Тедди Карелла медленно шла по улице, размышляя, не выпить ли чашечку кофе. Если да, то как бы не перебить себе аппетит, ведь Стив обещал закатить пир горой. Они договорились встретиться в участке в семь, и Тедди вовсе не хотела испортить себе вечер только потому, что ей захотелось выпить чашку кофе.

Кроме того, стояла прекрасная погода, в октябре такая бывает нечасто.

Октябрь — мой любимый месяц, размышляла она, даже когда на дворе холод и дождь. Именно в октябре природа устраивает подлинное пиршество для глаз. Да, для моих ненасытных глаз! Правда, тут я не совсем объективна. Я забываю о звуках. Я предпочитаю безмолвие, и если я не права, судите меня.

Интересно, как я буду выглядеть в платье для беременных?

Наверное, ужасно.

Я жутко располнею.

Не разлюбит ли меня Стив?

Конечно нет, что за глупости! Разлюбить женщину только из-за того, что она раздастся, как воздушный шар, и потеряет талию, у нее разбухнут и обвиснут груди, а зад станет необъятным…

Господи, он же возненавидит меня!

Нет, Стив будет меня любить. Любовь прекрасна, она побеждает все. Я буду любить его по-прежнему, если он вдруг растолстеет и станет весить три тонны.

Да, я буду любить его, даже если он будет весить пять тонн. Но ему так нравится моя фигура, и кто знает… Нет, рисковать нельзя. Лучше я сяду на диету и буду следить за своим весом. И еще зайду к лейтенанту Бернсу и попрошу его не допускать женатых детективов к расследованию дел, в которых замешаны красивые вдовушки.

Значит, решено: никакого кофе. В кофе, возможно, мало калорий, но не в сахаре! Нет, кофе отменяется. Лучше я немного прогуляюсь и поглазею на витрины. Прогулка полезна для фигуры.

А может, пойти в участок прямо сейчас?

Вдруг Стив вернется пораньше? То-то он обрадуется. Не устроить ли ему сюрприз? Пожалуй, так и поступим! Отправлюсь-ка я в участок и подожду его там. Очень неплохая идея. Представляю, как он войдет в дежурную комнату и увидит, кто там его ждет…

По улице, низко опустив голову, брел человек.

Погода была чудесной, веял легчайший ветерок, осыпая прохожих нежными поцелуями, но человек брел, не поднимая головы, потому что чувствовал себя чужим в этом городе. Он не только опустил голову, но еще и втянул ее в плечи, словно черепаха, почуявшая опасность.

Человек был хорошо одет: твидовый костюм, белая рубашка с голубым галстуком и золотой заколкой, черные туфли и синие носки. Он знал, что выглядит вполне прилично — ничуть не хуже других прохожих, — и все же не мог избавиться от гнетущего ощущения, будто все окружающие смотрят на него с усмешкой. Он не смел расправить плечи, поднять голову, почувствовать себя полноправной личностью — большой город мешал ему это сделать.

Город внушал ему чувство собственной призрачности, нереальности его бытия. Он брел по улице, низко опустив голову и сунув руки в карманы.

Поскольку он шел глядя себе под ноги, то заметил на тротуаре голубой листок. Ему некуда было спешить в этом враждебном городе, то и дело напоминавшем ему о ничтожности его жизни, и поэтому человек подобрал листок и уставился на него с любопытством.

Голубой листок оказался стандартным бланком отчета сотрудника следственного отдела 87-го участка, на котором Майер Майер напечатал первый экземпляр своего послания. Второго и третьего экземпляра поблизости видно не было. Подобрав голубой листок и пробежав текст глазами, человек медленно направился к огромному мусорному баку, стоявшему на углу возле фонаря. На баке виднелась надпись: «Нашему городу — чистые улицы».