Секреты - Пирс Лесли - Страница 5

Отец оглянулся первым.

— Уже ничему не поможешь, — сказал он грустно.

На одну долю секунды Адель подумала, что они оба придут в себя, но это было огромной ошибкой. Без предупреждения в нее полетела пустая пивная бутылка, ударила ее в лоб, упала на пол и рассыпалась на тысячу кусочков на линолеуме.

— Убирайся с моих глаз, маленькая скотина! — завопила ее мать. — Я никогда не хотела тебя, а теперь ты убила мою девочку.

Глава вторая

— Я не хочу, чтобы она была на похоронах! — рявкнула Роуз Талбот мужу.

Встревоженный, Джим поднял глаза от ботинок, которые чистил. Он предполагал, что Роуз, возможно, начнет орать на него за то, что он чистит их на столе, поэтому подложил газету. Но он совершенно не ожидал, что менее чем за два часа до похорон она найдет очередной повод для ссоры.

— Почему? — нервно спросил Джим. — Потому, что она слишком мала?

Роуз нервировала его с самого момента смерти Памелы. Он понимал ее горе, он сам чуть ли не каждый день хотел умереть и избавиться от этой ужасной боли внутри него. Еще хуже было то, что пришлось ждать две недели отчета коронера, прежде чем организовать похороны, что еще более усугубило их страдания, но он не понимал, почему она так жестока с Адель.

— Если ты хочешь всем сказать, что это потому, что она еще слишком мала, можешь это сделать, — отрезала Роуз, бросившись вон из гостиной. — Но это не причина. Я просто не хочу, чтобы она там была.

— Ну послушай, — начал Джим, подумав, что он должен быть сильным и положить этому конец, пока все не вышло из-под его контроля. — Пэмми была ее сестрой, ей необходимо быть там, Люди будут говорить…

Роуз повернулась и смерила его долгим холодным взглядом.

— Пусть. Мне все равно, — сказала она вызывающе.

Джим сделал то, что всегда делал, когда Роуз портила ему жизнь: прекратил ссориться и продолжил начищать ботинки, пока они не засияли, как зеркало. Возможно, ему следовало быть жестче, но он хорошо понимал, что Роуз не любила его так, как он любил ее, и боялся идти против нее.

— Ну, если ты этого хочешь, — нерешительно проговорил он, подумав пару секунд.

Роуз ринулась в их спальню, боясь, что, если она останется рядом с Джимом еще на минуту, она выпалит, что чувствует и по отношению к нему. Она сердито вытянула бигуди из волос и направилась к зеркалу, но то, что она увидела, рассердило ее еще больше.

В ней все было обвисшим — и лицо, и тело. Роуз предполагала, что большинство людей все еще считают ее привлекательной, но в ее собственных глазах она была распустившейся розой с лепестками, которые вот-вот начнут опадать.

Прижав руки к щекам, она натянула кожу на лице. В одно мгновение подбородок стал крепче, морщины вокруг рта исчезли, и Роуз вспомнила, как выглядела когда-то. Она кружила всем головы своей великолепной фигурой, пухлыми губками, прекрасными светлыми волосами и фарфоровой кожей, и, если бы она удачно вышла замуж за богатого человека, возможно, все еще выглядела бы как раньше.

Но судьба всю жизнь обращалась с ней жестоко. Когда ей было только тринадцать, все подходящие молодые люди ушли на фронт, а из тех, которые вернулись, многих уже ждали, а многие были искалечены, как и ее отец.

Ей было всего тридцать лет, но она уже не могла изменить свою жизнь, так же как и остановить увядание красоты.

Роуз вышла замуж за Джима в отчаянии, потому что была беременна Адель. Она рассматривала его как временное убежище, полагая, что после того, как родится ребенок, в ее жизни появится что-то лучшее. Но вместо этого она попала в ловушку.

По иронии судьбы появление Памелы четыре года спустя на некоторое время изменило ее взгляды на брак. Последнее, чего она хотела, — это обременять себя еще одним ребенком. И все же Роуз полюбила девочку с того момента, как взяла ее в руки.

Судя по сентиментальным романам, которые она когда-то, будучи ребенком, читала с такой жадностью, она должна была по-настоящему полюбить Джима, но этого не произошло. Она просто смирилась с тем, что была обречена на его общество в этой жизни. И все-таки, пока она смотрела на Памелу, так похожую на нее, у нее еще оставалось немного оптимизма и веры в то, что за следующим углом ее будет ждать что-то хорошее.

Но без Памелы не будет ничего. Она снова вернулась к тому, с чего начинала с Адель — настоящей причиной краха ее жизни, и, конечно, к Джиму, мужчине, которого она никогда не сможет любить и даже уважать.

Адель сидела на кровати и пыталась заштопать свои единственные более-менее приличные носки, когда Роуз зашла в комнату.

Ей тут же захотелось сказать, какая мама красивая. Но она прикусила губу, боясь, что неуместно говорить комплимент человеку, который оделся для похорон. Но черное так шло ее матери, и ее светлые волосы так вились вокруг маленькой черной шляпки с вуалью, что это сделало ее очень красивой.

— Уже пора идти? — спросила вместо этого Адель. — Я как раз заканчиваю штопать носок. Осталось только надеть его.

— Можешь не беспокоиться, ты не идешь, — резко ответила мать. — Похороны — не место для детей.

Адель почувствовала облегчение. В эти две недели после смерти Памелы она думала о похоронах с совершенным ужасом. Памела всегда боялась кладбищ, и Адель знала, что она испугалась бы, глядя, как ее гроб опускают в землю.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала, пока вас с папой не будет? — спросила она. Она знала, что никакого чая потом не будет, поскольку ни у матери, ни у отца не было родственников, которые могли бы прийти. Но Адель думала, что они, возможно, приведут кого-нибудь из соседей.

Пощечина больше удивила ее, чем причинила боль.

— Что я такого сказала? — спросила она в недоумении.

— О черт, тебе что, совсем безразлично? — заорала Роуз. — Ты маленькая сучка!

— Мне не безразлично. Я любила ее так же, как и ты, — возмущенно ответила Адель и начала плакать.

— Никто не любил ее, как я. — Мать приблизила свое лицо к лицу Адель, и ее глаза были такими же холодными, как январский день. — Никто! Господи, почему умерла не ты?! Ты у меня сидишь как колючка в боку с того дня, как родилась.

Единственное, что пришло в голову Адель, — что мама, вероятно, сошла с ума, раз говорит такие чудовищные вещи. И все-таки, как бы она ни была напугана, она не могла так это оставить.

— Так почему же ты меня родила? — в отчаянии выкрикнула она.

— Господь знает, как я пыталась избавиться от тебя! — рявкнула мать и скривила губу, став похожей на собаку, которая собирается укусить. — Я должна была оставить тебя у кого-нибудь под дверью.

Дверь распахнулась, и вошел Джим.

— Что происходит? — спросил он.

— Просто семейные разговоры, — сказала Роуз, выбегая из комнаты. Джим последовал за ней.

Адель какое-то время сидела на кровати в совершеннейшем шоке. Ей хотелось верить, что мать просто страдает от какой-то болезни из-за потери Памелы и что она на самом деле не имела в виду того, что сказала. И все же люди не говорят такие вещи, даже если им больно, если это не правда.

Адель все еще сидела как статуя, когда услышала, что родители уходят на похороны. Они не попрощались, просто ушли, не сказав ни слова, будто ее не существовало. Комната Адель была в задней части квартиры, поэтому ей не было видно улицу. Она подождала, пока родители спустятся со ступенек, потом зашла в их спальню и через щелочку в шторах увидела катафалк, который ждал внизу.

Ни у кого на Чарлтон-стрит не было машины, поэтому, когда здесь останавливался транспорт, это было событием и все мальчишки кидались посмотреть. Взрослые обсуждали, кому может принадлежать машина и какова цель визита.

Катафалки, однако, вызывали другую реакцию, и сегодняшняя реакция была типичной. Соседи, которые шли на похороны, собрались в маленькую группку, и их было почти невозможно различить, так как все были одеты в черное.

Внизу на улице женщины наблюдали с порога. Проходящие мужчины снимали шляпы. Детей, которые были не в школе, забрали внутрь, а оставшимся на улице велели стоять тихо, выказывая уважение.