Ведьмина диета (СИ) - Сорока Ирина - Страница 13
- Предыдущая
- 13/55
- Следующая
— Откуда дровишки.
— Из леса вестимо, — улыбнулся Ольгред, глядя как я потягиваюсь. — Красавица! — только обрадоваться решила, или попробовать засмущаться, как добавил. — Волосы дыбом, на щеках румянец веснушкам в тон, про царапины вообще молчу.
Хотела высказать, что сама думаю, но не дали! Всунув в руки кусок зачерствевшего хлеба.
— На, вот. Невесть что, но немного подкрепиться поможет.
Сижу и смотрю на зажатую в руке драгоценность. Сколько дней я такого не ела? А он говорит, невесть что!
Даже носом от счастья шмыгнула. Живем-то один раз!
Вгрызлась в такую вожделенную мякоть не успевшую засохнуть как края.
— Офкуда круфка? — с полным ртом спросила.
— Когда собирал, нашел, жаль котелка поблизости, не было.
— А дрова? — уже нормальным голосом. — Неужели наверх забрался?
— Жаль, летать не умею еще пока. Дрова сами насыпались. Правда не очень много и, в основном, тонкие ветки, но часа на два еще хватит.
— Жаль, летать не умею еще пока. Дрова сами насыпались. Правда не очень много и, в основном, тонкие ветки, но часа на два еще хватит.
И сунул мне в руки горячую кашу, только немного постоявшую на камне, чтобы держать сподручнее за ручку было.
— А ты?
— А я потом. Ешь, давай, пока совсем не остыла.
Покрутила головой ничего, да и стала руками есть, осторожно вначале стужа. Правда, прежде чем зачерпнуть первую пригоршню, сходила помыть руки к малюсенькому ручейку, или скорее к частой капели. Силы после сна и первого куска хлеба восстанавливались очень быстро и, при желании, сейчас могла бы бежать. Только желания такого не имелось.
Никогда бы не подумала, что гречка без соли может быть такой вкусной. Еще с утра давилась с ненавистью на нее глядючи. А тут просто царским угощением показалась. Съела и еще бы попросила, да совесть ни ко времени проснулась, напомнив, что князь-то тоже не кормленный.
Быстро помыла кружку, водицы свежей набрала и отдала богатырю.
— Смотрю, тебе уже лучше, — досыпая крупы, сказал князь с глубоким вздохом. То ли жалеет, что сам не прибил, то ли радуется, что с ума не сошла.
— Гред, расскажи-ка мне голубчик, откуда ты про ведьмину слабость-то знаешь? Что-то уж больно сильно ты волновался сегодня, али влюбился? — на сытый живот, да под теплым одеялом, только разговоры задушевные и вести.
Усмехнулся князь в ответ, короткий взгляд на меня бросив, поверх костра.
— Был у меня случай один. Несколько лет назад, — начал рассказ, а я только сейчас посмотрела на чем он сидит.
— Вместо меня мозги в пещере растерял?! — вызверилась. Удивленно смотрит на злую ведьму. Только была добродушная, и вот уже ругается. Подскочила к нему, да за руку к лежаку потащила. — Нечего на холодном камне сидеть! Чай родительница по головке за это не погладит.
— Больше не буду. — снова улыбнулся князь. Посмотрела на него с подозрением. Что-то сегодня больно добрый. Не к добру это. Точно говорю! — Тебе рассказывать про ведьм? — спросил, а сам на одеяла опустился.
— Рассказывать, — уселась рядом, в собственноручно сделанное гнездо из одеяла.
— Тогда слушай.
Князь замолчал, будто вспоминая что. Пошевелил угли в костре толстой палкой и только после стал дальше сказ свой вести.
— Дело было в тот год, когда я княжить стал. Прилетела к матушке горлица с вестью о беде, с одной из ведьм нашего княжества приключившихся. Провалилась она в волчью яму. Как такое случилось, никто понять не мог. Лес не предупредил, звери не рассказали. Но то, что провалилась полбеды. С ума начала она сходить.
— Как такое, может быть?! — удивилась я. — Пусть провалилась, но в яме и света, и воздуха хватит, а без дождей у нас редко какая неделя проходит.
— Вот это-то и удивило. Пока горлица летела, пока мы добирались, прошло пяток дней. И никто из местных не нашел, хотя недалече от деревни все было.
Подходим к яме, а там, словно зверь лютый бушует. Рычит, рвется из клетки.
Матушка всех в стороне оставила, сама пошла к ведьме потерявшейся. Только связав ее, нас подпустила.
— Умерла? — ахнула, в голове картины одна страшнее другой крутятся.
— Выжила, — ответил Ольгред, снимая свою кашу с огня. — Долго матушка с ней возилась, да смогла помочь. Даже разум вернуть получилось.
От сердца отлегло и как-то разом дышать легче стало.
— Хочешь? — мне протянули руку полную каши.
С сомнением глянула на Греда, а он руки мыл, прежде, чем предлагать такое? А что? Мало что ли оскальзывались да падали пока шли? Вспомнила, что было дело, мыл. Сама видела.
Осторожно взяла губами немножко. Есть-то, все равно хочется, да вздрогнула, теплой кожи коснувшись.
— Спасибо, — прожевав, сказала и, смутившись жаркого взгляда, на костер уставилась. А потом, подумав, легла, с головой в одеяло закутавшись. Как-то жарко внутри стало, словно что-то зовет, а моя душа и тело откликаются.
— Ты, это… — и я заикаться умею? — Ложись рядом. Простынешь ненароком еще.
И себе приказала спать.
Но сон не шел, видно спугнутый возбужденной ведьмой.
Зато мысли уплыли вдаль. Вспомнился рассказ. Что если мы все же не сможем найти выход? Ведь может так случиться. Просто не в ту отворотку свернем или в щель в полу провалимся. Здесь они чуть ли не на каждом ходу попадаются.
Проухала где-то вверху сова, запищала противно мышка, шныряющая по пещере.
Поежилась. Не люблю эту серую братию.
Осторожно, чтобы не побеспокоить лег рядом князь. Прижался к спине, носом в шею уткнулся и ровнехонько засопел.
А мои-то мысли с грустных картин на совсем другие перескочили. Вот жила, людям помогала, себя не жалея. На гульбища не ходила: то теля принять надо то дитя, то заболеет кто, а мне сиди, выхаживай.
И мужика не знала, все единственного ждала, того с кем жизнь прожить бок о бок не страшно. Не хотела так, как мать с бабкой, одной оставаться. И что теперь? Род наш на мне прервется? Сила только нам присущая мир покинет? Хотя мамка может еще и родит. Молодая она у меня. Но вряд ли кого к себе подпустит, больно сильно отца любила. Не говорит, но по глазам видно, когда вспоминает.
Вот и дождалась радости в этой жизни, не знала никакой окромя работы.
Повернулась резко, да и прижалась теплым устам. Помирать так хоть не девкой.
— Чего творишь?! — скорее удивленно промычал князь, а я уже руками застежки кафтана расстегиваю.
— Замерзла! Греться будем, — отвечаю, и снова целоваться лезу.
Тут словно по заказу небо тучками заволокло, да костер почти погас. Но нам свет-то и не нужен, чай не поэмы сочинять собрались в ночи.
Проснулась с осознанием огромной катастрофы. Рядом никого. В пещере никого, только кафтан заботливо поверх одеяла брошенный напоминает о жаркой ночке.
Вылезла с нагретого места, пошевелила угли. Еще есть горячие, значит попробовать можно и кашу сварить. Главное каких-нибудь веток раздобыть. Заняла руки делом, чтобы голову разгрузить. Но не получается. Мысли на то какая я дура скатываются. Не хотела быть как бабка с мамой. Стала! Влюбилась бестолочь рыжая. В мужчину другой женщине обещанного!
Еще вчера не знала, да не понимала, а вот теперь четко вижу. Запал князюшка в сердце, глубоко запал. Как я без него-то дальше буду?
В одной из небольших ям за валунами нашла несколько тонких веток и одну толстую. Если повезет, каша поспеет, а нет, на углях воду немного нагрею. Все лучше, чем ничего.
— Чего хмурая сидишь? — спросил вернувшийся откуда-то князь. Весь сияет, как медный тазик. Аж противно!
— Не выспалась, — буркнула в ответ и на закипающую кашу смотреть стала.
Сел рядом Ольгред, да и легонько поцеловав в висок. Вздрогнула и в сторону подвинулась.
— Жалеешь?
Неопределенно пожала плечами, не правду же говорить.
— Значит, жалеешь, — а голос-то, какой обиженный. Даже смотреть не стала, мне сейчас хуже. Нет у нас судьбы вместе, так лучше сразу прекратить мучения. Не поверю, что царь клятву жениться не на Камне правды брал, а значит, не будет у Греда другого пути, как царевну за себя брать.
- Предыдущая
- 13/55
- Следующая