Публичный дом тетушки Марджери - Соул Диана - Страница 42

Мои тихие всхлипы вторили его ударам, каждым движением подводя к краю, на котором так приятно балансировать.

Мне казалось я не могла дышать, что вот-вот умру, когда на одно единственное мгновение Фокс покинул мои пределы. Ему нравилось дразнить, он водил возбужденной головкой естества по разгоряченным складочкам, заставляя просить большего.

Я тихо скулила от обиды на его игры, но когда мужчина ворвался, словно стержнем пронзая меня и заставляя срываться на крик, была готова боготворить эту мечту. Несколько особенно мощных толчков, при каждом из которых я неистово кричала и билась в руках Аластара. Бомба, тикающая во мне в ожидании финала, взорвалась. Разноцветные всполохи плыли перед глазами, словно праздничный фейерверк. Я представляла ту удивительную наполненность которую мог подарить мужчина, и мышцы болезненно откликались в ответ.

Еще несколько минут мое тело вздрагивало в воде, отходя от ритмичных пульсаций оргазма. Я тихонечко всхлипывала и пыталась осознать произошедшее.

Мне удалось выбраться из ванной, чтобы встать перед большим напольным зеркалом и взглянуть на себя.

Меня возбуждал чужой мужчина. Тот, кто никогда не станет моим. Я представляла Аластара, при этом трогая себя.

Кажется, я прогнила где-то изнутри, погрязла в пороке, в котором жила, и теперь ничем не лучше и не хуже своих извращенцев-клиентов. Такая же похотливая, как и они.

Порочная и циничная – Торани Магдалина Фелз.

Последний иллюзорный суккуб.

Девственица, мечтающая о том, чтобы ее взял в подсобке мужчина, обманутый ею ради денег.

Разозлившись на себя, я схватила с полки первый попавшийся пузырек и с размаху бросила его об стену. Осколки блестящего стекла брызнули в разные стороны, падая на пол и разлетаясь острыми искрами.

– Ненавижу себя, – выпалила я, глядя на собственной отражение.

Оставаться в ванной и дальше было нельзя. Нервы трещали, и я могла сорваться и разбить что-нибудь еще. Я вылетела пулей из комнаты и бросилась в спальню. Там еще долго лежала, не в силах уснуть, и изучала потолок.

Мне было грустно и тошно. А самое паршивое, что я не знала, как можно что-то изменить в собственной жизни, оставаясь и работая здесь, в публичном доме.

За несколько часов до пробуждения мне все же удалось забыться в беспокойном сне. Отчего-то перед этим мне удалось убедить себя, что завтра будет лучше, чем вчера.

***

За городом было тихо и очень холодно.

Мы уже несколько часов ехали в закрытом паровом дилижансе, который вел Ричард.

Я куталась в теплое пальто с меховым воротом и грела руки в черной муфте. Напротив меня сидела Мардж. Она напоминала мне нахохлившегося воробья, сидящего на тонкой ветке. На старухе была огромная шубе из пушистого песца и не менее пушистая шапка. Хозяйка борделя буквально тонула в них, из-за чего наружу торчал только ее крючковатый нос.

По правую руку от меня сидел Деймон, он задумчиво смотрел на заснеженный пейзаж за окном и словно не мерз, даже не смотря на свой по-весеннему легкий сюртук.

Я ему позавидовала, таким он казался спокойным и умиротворенным, словно человек, у которого абсолютно нет проблем.

Всю дорогу мы ехали молча, изредка старуха кряхтела, Стоун интересовался у нее о самочувствии, и она отвечала, что все впорядке. На этом разговоры заканчивались.

– Зачем мы едем в приют? – все же не выдержала я и задала волнующий меня вопрос.

– Чтобы дать ответ, я должна рассказать одну историю с самого начала, – хрипло отозвалась Мардж.

– Так расскажите, – откликнулась я.

Улыбка хозяйки борделя утонула где-то в мехах дорогой шубы.

– Тори, ответь мне на вопрос, – начала она издалека. – Как может стать свободным ребенок, родившийся в публичном доме?

– Только если выкупит себя в будущем, – уверенно ответила я. – Или отработает свободу иным путем.

– А еще?

Мне пришлось задуматься, чтобы уверенно сообщить:

– Больше способов нет!

– Не совсем так, и я расскажу почему. Очень давно в одном приюте жила девочка. Маленькая и совсем глупая. Как и большинство детей из приюта, она оказалась там, потому что ее оставили у порога. Разумеется, кто ее отец и мать девочка не знала и лишь иногда задавала воспитателям вопрос: почему ее бросили родители. Плакала, обещала их найти, спросить: почему они так с ней поступили. Неужели она была им не нужна? Как и у всех сирот у нее не было своих игрушек, не было красивых нарядов, не было родительской любви. Это закалило девочку, даже озлобило в какой-то степени. Когда в день восемнадцатилетия она решилась покинуть место, ставшее ей домом, девочка потребовала у приютской директрисы вещи, с которыми ее обнаружили на пороге много лет назад. Эти вещи специально хранились долгие годы в чулане, и пожилая начальница отдала девочке красное шелковое одеяльце. Необычный материал, правда ли? – усмехнулась старуха.

Мне пришлось кивнуть, соглашаясь. Шелк материал прохладный, не лучшее средство для согревания младенца.

– Одеяло из Квартала? – догадался Деймон. Он отвлекся от созерцания природы за окном и теперь внимательно слушал рассказ Мардж. – Шелковое постельное красного цвета, на таком обычно принимают клиентов.

Старуха отпустила легкий смешок:

– Я знала, что не ошиблась в твоей сообразительности, мальчик мой, когда вытащила из клоаки борделя, где ты вырос, – похвалила она Стоуна. – Одеяло было действительно из Квартала. Но об этом девочка тоже узнала не сразу. Впереди ее ждал долгий путь, где она сначала устроилась в столице посудомойкой, работала много и все деньги отдавала магу-детективу, который помогал найти родителей. Только эти знания не принесли ей радости.

Мать, красота которой покинула ее, уже не работала в элитном Квартале. Она была обычной шлюхой в доме радости, где за десяток золотых могла работать всю ночь, сношаясь с грязными рабочими и пьяными заезжими гуляками. Переборов брезгливость, девочка решилась на встречу с ней. Разумеется мамаша не узнала дочь, в ее серых глазах не было любви к ребенку. Все, что она бросила девочке, это рассерженное: “Я и так сделала для тебя больше, чем достаточно. Дала свободу, которой лишена сама”. Много лет ушло у девочки на осознание: та, которая была ей матерью, поступила правильно, отдав малышку в приют. У сирот нет родителей, публичные дома не имеют на них прав, а значит эти дети вольны делать все, что угодно.

– А что потом стало с девочкой? – я сглотнула набежавший в горло ком.

Мардж подняла на меня серые, тусклые от старости глаза, и, улыбнувшись краешком губ, ответила:

– Она выросла. Поклялась уничтожить все бордели Стране, но месть завела ее на другую дорожку. С годами девочка поняла, что даже сожги она Квартал, на его месте возведут новый. И самым верным будет не уничтожить, а возглавить.

Я смотрела на владелицу главного борделя Панема широко открытыми глазами и переваривала услышанное.

– Я правильно понимаю, вы и есть та девочка?

– Нет уже давно той девочки, есть только старая тетка Марджери, – загадочно ответила старуха и, зарывшись обратно в меха шубы, умолкла.

Экипаж все так же несся по заснеженной дороге, а я изучала новыми взглядом хитрую каргу и пыталась вспомнить, что я вообще о ней знаю.

Да ровным счетом ничего. Марджери всегда казалась мне такой древней, будто ей уже несколько веков. Все, что я о ней слышала, так это то, что владеет она домами радости едва ли не всю жизнь. Под ее руководством сменялись поколения куртизанок, молодые приходили, старые уходили, а Мардж казалась неизменной.

– Как вам удалось? – задал Деймон вопрос, который побоялась озвучить я.

– Нашла отца, – все же откликнулась хитрая старушенция. – В те годы он был владельцем Квартала. У него не было детей, и он был стар, почти умирал. В этот момент пришла я. Маги быстро смогли подтвердить наше родство и я стала единственной наследницей его состояния. В двадцать семь лет я возглавила Квартал.