Рота - Подопригора Борис - Страница 40
- Предыдущая
- 40/62
- Следующая
…Веселый шел по тропе в село позади двух приданных спецназеров – квадратных мужиков в масках и ладно подогнанной амуниции. Один пошел на несколько шагов вперед, и Родионенко подобрался чуть поближе ко второму – ему было интересно, спецназовцы ГРУ всегда были окутаны ореолом романтической тайны.
– Земеля, тебя как звать? Откуда?
Спецназер в маске чуть повернул голову, хмыкнул глухо:
– Сова я. Оттуда, откуда и ты… Только выпал раньше. Вопросы?
Со спецназерами так всегда – они не любят имена свои называть. Только клички. Вернее, боевые прозвища.
Впереди на дороге лежали три палочки. Сова бросил первому спецназеру:
– Фикус, пять метров впереди – справа растяжка. Проверь.
Фикус растяжку снял привычно, почти автоматически.
Сова ухмыльнулся, глаза из прорези маски глянули на Веселого:
– Учись, десантура. Это тебе не в крутых «разгрузках» для баб сниматься…
Веселый кивнул и тут же сунулся с новым вопросом – пока хоть что то отвечает этот спецназер:
– Слушай, Сова… А у вас дембельские альбомы есть?
Сова даже остановился на полсекунды:
– Ты че – охренел? В маске, что ли, фоткаться? Ты вот на бабу в ОЗК[23] полезешь?
– Ну да, – смутился Веселый. – Я как то не подумал…
– Тихо! – поднял руку Сова. – Фикус, что там за стенания?
У второго дома от края села стояло несколько пожилых женщин, неприязненно глядя на федералов. А из дома действительно доносились крики и плач. Стоящая перед домом пожилая женщина с волевым лицом начала вдруг заводить односельчан:
– Зачем мирный убивает? Хож Ахмет – самый мирный, самый раненый. Вчера танк приехал, солдат дом ходил – я сама видела! Повесил Хож Ахмет, чтоб за баран не жаловался. Солдат так и говорил – всэх убиват!.. Мотоцикл украл. Гус – зарэзал…
Веселый остановил Сову за рукав:
– Я сейчас за взводным сбегаю. Это ж дом этого… сержанта Хож Ахмета.
– Какого сержанта? – не понял Сова. Но Веселый уже бежал к взводному…
А с этим Хож Ахметом действительно с неделю назад случилась история: проезжали на бэтээре по селу, случайно зацепили сараюгу – водила вильнул, показалось ему что то на дороге. В сарае был баран, которого придавило, и хозяину пришлось его прирезать.
Панкевич, конечно, доложил об инциденте ротному, и как раз во время доклада караульный Фома вместе с сержантом – начальником караула из орловского взвода привели к ротному подошедшего к КПП чеченца. Самохвалов сначала аж зарычал на бойцов:
– Вы че, контуженые? На хер вы его…
– Да, товарищ майор, он, кажется, не говнистый.
В этот момент в палатку без разрешения влез и сам чеченец – лет сорока мужик, судя по всему, слышавший препирательства. Вошел и доложился по уставному:
– Товарищ майор! Младший сержант запаса, старший радиотелеграфист узла связи «Юность», войсковая часть 54286, Магомадов Хож Ахмет, разрешите обратиться?
Самохвалов аж обалдел, но улыбку удержать не смог:
– Ах ты… «Юность» ты моя грешная… Сегодня не до тебя с твоим бараном… Хотя, конечно, извини, что так… Панкевич! Отдай сержанту ящик тушенки за барана! Лады!
На следующий день Хож Ахмет пришел снова, но тушенку брать отказался – она же свиная была. Панкевич долго чесал репу, Маугли вроде бы даже нашел выход – они с Арой черным фломастером на партии банок зачиркали слово «свинина». Хож Ахмет все понял, улыбнулся, не зная, как быть. Рыдлевка даже за плечи его приобнял:
– Слушай, отец… Видишь, тушенка откуда? Написано «Майкоп». Там тоже мусульманы живут, они ж плохого тебе не сделают. Бери. Считай, что подарок от своих…
– Не могу, товарищ старший лейтенант. Национальные традиции… Вы мне лучше китайца своего пришлите с кем нибудь – забор починить. Я видел, он умеет.
– Хорошо, хорошо…
Под «китайцем» Хож Ахмет имел в виду Тунгуса, и Рыдлевка действительно послал Веселого с сержантом Николаевым помочь «восстановлению разрушенного хозяйства».
Они нашли Хож Ахмета в его дворе сильно пьяного и в старом солдатском кителе – еще с бархатными голубыми погонами и буквами «СА» на них и с серебряными двойными лычками. Хож Ахмет сидел на чурбане, сильно раскачиваясь, в одной руке у него был марлевый сверток, в другой – альбом и магнитофонная кассета. Чеченец посмотрел на солдат и сказал:
– Люди совсем шакалы сделались. На хрена эта война? Тебе, китаец, она нужна? Ты кто по наци? Думаешь, чечену она нужна? Вот, шашлыки берите…
Хож Ахмет сбросил марлю – под ней были четыре палочки с бараньими ребрами, луком и помидорами. Шашлыки оставили на кителе жирное пятно.
Пока Веселый с Тунгусом трескали угощение, чеченец продолжал свой монолог:
– Майор не пришел. Старлей – не хочет. Брэзгувают, фэдэралы… Пачиму ни старлей, ни майор нэ говорят «товарищ младший сержант»? «Чэчэн», «мужик»… Мы – такой же, как все… Был Союз. Был – дружба… Тэпэрь – свабода. Шариат – Ельцын. – Масхадов. Одын брат застрелили в Грозный на вокзале. Другой брат – в Гудермес. Было восемь баран. Остался адын. Последний задавил. Ешь шашлык… Вот мой дэмбельский альбом. Вот полковник Драч – командир части. Лично портвейн забрал – пять суток гаупвахты – Ош Чашму пили. Это мы у его гаража с Вовкой Несмашным и Серегой Русских – он комсомольский секретарь был, но не говно. Потом дипломат стал, в Ливане убили – писали в газетах… А это – я… Вот это – Хатохов. Кабардин. Он меня черножопым обозвал в строю. Капитан Фауст его ответ за санчасть и та акой пизды дал… А это кассета – капитан Белевич пел – берите, подарок.
– Спасибо, – сказал дипломатично Тунгус, пряча кассету.
– Классный альбом, – авторитетно признал Веселый, прожевывая уже остывшую баранину. – У меня такого уже не будет…
…Когда Веселый с Панкевичем и Тунгусом подбежали ко двору Хож Ахмета (спецназеры остались на улице – внимательно просматривая ее), там двое односельчан уже вынимали из петли повешенного младшего сержанта запаса. Рыдлевка выругался. На скамейке во дворе ветерок трепал ксерокопированную «фетву» – приговор шариатского суда, куда коряво по русски было вписано печатными буквами «ПРИДАТИЛ ЧЕЧЕНСКОГО НАРОДА». Панкевич снова выругался. Тунгус перехватил под левую руку снайперскую винтовку и вздохнул:
– Шашлыками угощал… Мы когда сарай чинили – он меня еще в сторону отводил, просил, чтоб я ротному передал про какого то Хамзата… Говорил, что его сюда не пустят, потому что здесь «беной», а Хамзат – аллерой… Говорил – не надо зачистки, хотим дружба и не стрелять… Говорил – не надо село ездить, семь мужчин осталось, если будет ополчение – придут с гор убивать… Я толком не понял… Еще говорил – араб придет, стрелять будет, снайпер какой то…
– Какой араб? – не понял Рыдлевка.
– Да хрен его знает, – пожал плечами Тунгус. – Он сильно датый был… Я ротному, как мог, пересказал – он только рукой махнул. Сказал, что у этого Хож Ахмета у самого плечо надо проверить…[24]
– Понятно, – сказал Панкевич. – Вот что… Дуй ка к Самохвалову на тот конец, доложи… ситуевину. Осторожнее… Возьми у Федорова Коняева и Гусева – один не ходи… Давай.
В этот момент пожилая чеченка снова заблажила:
– Там бумажка оставил: кто будет жаловаться – всех зарэжим! Фэдэрал – убийцы! Не пускают в район! Мнэ женский консультаций надо!
– Мамаша, – устало вздохнул Рыдлевка. – Да угомонитесь вы…
Зачистка шла. Жизнь села – как ни странно – тоже. Во дворах, где заканчивались обыски, молодые женщины начинали деловито развешивать белье, причем по большей части мужское, хотя и мужчин то в селе, считай, почти не было… Тунгус с Коняевым и Гусевым нашел Самохвалова у дома администрации. Ротный пересчитывал лежавшие на земле (видимо, найденные «вованами») ПТУРСы – «Фаготы».
– …четыре, пять, шесть… Прокурор подъехал? Где он? С аксакалами обнимается? Что, Султан, скажешь? «Ничего нету, товарищ майор, Аллах видит нэту». А пулеметная лента откуда? Пулемет, небось, только в фильме «Чапаев» видел?
23
ОЗК – общевойсковой защитный костюм – он резиновый, и в комплект к нему входит противогаз.
24
При стрельбе из автомата от отдачи на плече остается характерный кровоподтек синяк.
- Предыдущая
- 40/62
- Следующая