Рота - Подопригора Борис - Страница 22

• Предыдущая
• 22/62
• Следующая

– Какой же ты мужчина, если медалями бренчишь, а барана украсть не можешь?!

Хамзат хотел быть мужчиной и быстро начал физически ощущать свое взросление. В 10 лет отец научил его водить машину. В 11 лет Хамзат уже бегал со сверстниками на вокзал «смотреть блондинок». Это было популярное тогда у чеченских подростков развлечение: заключалось оно в том, чтобы на спор задрать у русской пассажирки юбку и удрать от погони. Особенным шиком считалось проделать все это на глазах русского же мужа. Чеченок трогать не полагалось. Однажды Хамзату убежать не удалось, он был бит нещадно, по мужицки, на глазах у остальных пацанов. То, что бил его русский, – в памяти также отложилось навсегда…

В двенадцать лет Хамзат заработал свои первые деньги – за развозку на мотоцикле почты на первомайские праздники. Тогда он купил свои собственные сигареты, и когда русский одноклассник попытался одну у него стрельнуть – Хамзат отказал, всплыл почему то в памяти тот неприятный вокзальный случай… Хотя среди его приятелей были и русские, и дагестанцы, и татары, и даже один еврей по фамилии Ходус, у которого откуда то всегда была жвачка. Вокруг было много смешанных семей, кто тогда действительно спрашивал про национальность?

…Хамзат запомнил, как вступал в комсомол. Все вступали, и он вступил. Билет ему вручал секретарь райкома Салман Радуев – энергичный и непререкаемо идейный. Радуев хорошо говорил, особенно на общественные темы. Он часто бывал у Хамзата в школе, просвещал подрастающую молодежь. Именно он заронил в голову Хамзата простую мысль о том, что надо быть хитрее, если хочешь чего нибудь достичь: ведь преуспевает тот, кто правильно понимает «политику», точнее – «текущий момент», под который и надо подстраиваться. Про «текущий момент» Хамзат запомнил крепко. А ведь и правда – многие из родственников Хамзата возвращались из армии партийными и устраивались на хорошие места. Потом они помогали своим. Таков был закон советской чеченской жизни. После депортации 1944 года отношения между тейпами стали запутанно перемешанными. Когда с 1957 года чеченцы стали возвращаться в родовые селения, оказалось, что построенные отцами дедами дома заняты, в основном своими же «счастливчиками», которые «правильно поняли политику». А иногда в таких домах жили и русские, направленные для развития национальных регионов. Родовой дом отца заняли под какую то контору. В начале шестидесятых со своими разбирались быстро: съезжай или… Никто особо не сопротивлялся, отношения между тейпами были действительно сложными, а кто захочет запустить с горы еще один камень кровной мести? С русскими все решалось сложнее – за ними ощущалась тогда сила, хотя именно русские, вообще то, были во всем и виноваты… Отец Хамзата воевать с властью за родной дом не стал – как один шалинец; спустившийся с гор уже стариком в середине восьмидесятых… Именно поэтому семья Алихаджиевых и осела в Гудермесе – большой железнодорожный узел неплохо обеспечивал работой. Уклад советской чеченской жизни стал разрушаться в конце восьмидесятых. Тогда многие заговорили о несправедливости, как, например, главный механик автоколонны, где Хамзат подрабатывал летом:

– Почему начальник автоколонны – русский? А секретарь парткома – вообще армянин? Ведь мы – на чеченской земле! Что понимает русский в распределении путевок и закрытии нарядов, особенно если надо уважить хорошего человека или родственника? Если бы я был начальником, хлебом клянусь, все встало бы на свои места. А русский может уехать в свою Россию. Его примут везде, а чеченца – нет!

…Времени для таких разговоров становилось все больше, потому что возить стало почти нечего – даже винзавод закрылся. Работа оставалась только у бензовозов, но на них работали в основном чемберлоевцы, представители другого тейпа.

…В 1991 году Хамзат уже не пошел в десятый класс своей школы – формально потому, что большая часть учителей (даже чеченцев) стали уезжать в Россию, а фактически – потому, что что то зрело и все ждали – что будет…

Тем временем слово «русский» все крепче прирастало к слову «собака». «Русские же даже туалетом пользоваться не научились», – так уже многие не только думали, но и говорили вслух. Некоторые, правда, заступались, говорили, что есть и хорошие русские – работящие. Но заступались с оговорками, мол, все таки очень много русских пьяниц, которых кормят чеченцы…

…Тот главный механик стал таки начальником колонны. И сразу же вместо утренних летучек начал проводить длинные политинформации. Они начинались с молитвы, хотя новый начальник еще год назад учился в университете марксизма ленинизма.

– Никто не хочет жить «под Москвой», – горячо говорил бывший коммунист. – Почему мы хотим? Скоро Союзу конец. Россия – это там, за Ростовом. А здесь – Кавказ, Чечня. Кстати, почему русские говорят «Чечня»? Тогда они – «Русня». Наша страна – Ичкерия!

Все слушали внимательно, тем более что на работу то ходили еще каждый день, а путевок выписывали – от силы две в неделю… Шел к концу мятежный 1991 год. В Грозном и Москве – что ни день, то потрясение. Но вот и в Гудермесе закрылись госпредприятия, а поскольку других не было, работу потеряли даже бензовозы чемберлоевцы. Автоколонна встала окончательно. Многие начали качать нефть по дворам. Так и поступил сначала Хамзат, потом средний брат, а потом и отец. Жили тем, что можно было продать или «найти в освобожденных домах». Когда стало совсем плохо, средний брат Иса «взял» в Аргуне магазин и попал в Грозненский ИВС. Выкупить сына отец не смог.

…А волна митингов «против колониального Центра» все набирала и набирала силу. На этих митингах людей очаровывали завораживающей перспективой «кавказского Кувейта» – ведь в Чечне самая чистая в мире нефть и самые лучшие строители! Стало быть, если нефть продавать с умом, то «из кранов польется коньяк»! Многие, слушая это, смеялись, но так хотелось верить хоть во что то… Кроме, само собой, веры в Аллаха, которого опять таки «не приемлет безбожная Москва». А у самой то Москвы – нет ни силы, ни Аллаха, ни денег, ни гордости. А «Кувейт» начнет строиться сразу, как только будут выгнаны «московская милиция, КГБ и купленные партбюрократы предатели». Скоро наступит день, когда с врагами свободы будет покончено во всем Союзе, на земле Ичкерии не останется ни русских, ни милиции.

Вскоре начальник автоколонны созвал на собрание в актовом зале всех еще числившихся и уже уволившихся сотрудников. Рядом с ним в президиуме под не снятым еще портретом Ленина сидели двое в камуфляже. Одного Хамзат узнал сразу – это был Салман Радуев. Другого – чужого – звали Джохаром. Да, там был еще третий, капитан первого ранга, кажется, бывший военком Чечни, но он больше молчал. А про Джохара выяснилось, что он – настоящий генерал, опытный и знающий, которому можно верить… Джохар говорил, что и в Москве уже понимают: пришло время чеченцам строить собственное государство – как в Эстонии или Литве. А раз так – то и собственная армия потребуется!

…Хамзат, вообще то, ни в какую армию не рвался – если это будет такая же армия, в которой служил брат, то делать там нечего: денег не платят, пол мыть заставляют… Однако выступавший после Джохара Салман сказал, что другого выхода нет. Но успокоил, пообещал, что большой войны не будет, потому как Джохара в Москве знают – он договорится… И тут же бывший главный механик объявил о создании на базе автоколонны отряда народного ополчения. Все, конечно, записались, тем более что оказавшийся на собрании гость чеченец из Иордании – выдал «подъемные» по 50 долларов, а таких денег теперь и за три месяца было не заработать. Собрание завершилось жертвоприношением во славу свободной Ичкерии – Хамзат давно не ел столько баранины. С тех пор у него вкус свободы ассоциировался со вкусом нежнейшего и ароматнейшего шашлыка…

Потом воодушевленные ополченцы поехали на автобусах под зелеными (с волком) флагами в Грозный, где допоздна танцевали ритуальный танец «зикр». В этом танце Хамзат почувствовал, что весь народ заодно, безо всяких тейпов… На импровизированном митинге вспоминали героев антирусского сопротивления имама Шамиля и шейха Мансура, про которых только предатели говорят, что они не чеченцы[14]. Чеченцы – это все, кто не покорился! Хорошо сказал тогда писатель Яндарбиев:

• Предыдущая
• 22/62
• Следующая