Время предательства - Пенни Луиз - Страница 22
- Предыдущая
- 22/25
- Следующая
Это были четыре счастливых человека.
И хотя лица у них были одинаковыми, во всем остальном они различались. Одеждой, прическами, обувью, стилем. Даже фигурами. Две из них были полными, одна – худощавой, а четвертая являла собой нечто среднее.
– Что ты думаешь? – спросил он у Лакост.
– Очевидно, что это четыре сестры, но создается впечатление, будто они стараются выглядеть непохожими друг на друга.
Гамаш кивнул. У него возникло такое же ощущение.
Он посмотрел на оборот фотографии. Никаких надписей.
– Почему только четыре? – спросила Лакост. – Что случилось с пятой?
– Кажется, она умерла довольно молодой, – ответил Гамаш.
– Ну, выяснить нетрудно, – сказала Лакост.
– Да. Похоже, это работа как раз для меня, а ты займись чем-нибудь потруднее.
Гамаш сунул фотографию в карман, и следующие несколько минут они обыскивали комнату Констанс.
На прикроватной тумбочке лежала стопка книг. Гамаш вернулся к чемодану и вытащил оттуда книгу, которую Констанс собиралась взять с собой: «Ru» Ким Тюи[26].
Он открыл книгу на закладке и перевернул страницу. Прочел первое предложение. Слова, которых никогда уже не прочтет Констанс Уэлле.
Гамаш любил книги, и закладка, оставленная недавно умершим человеком, вызывала у него печальные чувства. Он хранил две такие книги. Они стояли в шкафу в его кабинете. Их нашла его бабушка на прикроватных тумбочках в спальне его родителей после их гибели в автомобильной аварии. Гамаш тогда был ребенком.
Время от времени он доставал эти книги, трогал закладки, но так и не нашел в себе сил продолжить чтение с того места, где остановились они. Дочитать историю до конца.
Гамаш закрыл книгу Констанс и выглянул в окно на маленький задний двор. Он подозревал, что под снегом там огород. И летом сестры садились на дешевые пластмассовые стулья в тени большого клена и пили холодный чай. И читали. Или разговаривали. Или просто молчали.
Говорили ли они о тех днях, когда были пятерняшками Уэлле? Вспоминали ли детство? Вряд ли.
Этот дом казался убежищем, в котором они прятались от своего прошлого.
Старший инспектор повернулся и посмотрел на пятно на ковре, на полицейскую ленту. На книгу в своей руке.
Скоро он узнает всю историю.
– Я, кажется, понимаю, почему сестры Уэлле скрывали, что они пятерняшки, – сказала Лакост, когда они уже собирались уходить. – Но почему в безопасности собственного дома не хранить своих фотографий, открыток, писем? Вам это не кажется странным?
Гамаш спустился с крыльца:
– Думаю, в их жизни было очень мало того, что принято считать нормальным.
Они медленно пошли по утоптанной тропинке, щурясь на ярком солнце, усиленном снежной белизной.
– Кое-что еще отсутствовало, – сказал Гамаш. – Ты не заметила?
Лакост задумалась. Она знала, что Гамаш не проверяет ее. Он был выше этого, как и она сама. Однако сейчас у нее не было никаких идей.
Она отрицательно покачала головой.
– Ничего о родителях, – сказал Гамаш.
«Черт!» – подумала Лакост. Ничего о родителях. И как она упустила? В этой куче пятерняшек – или отсутствующих пятерняшек – она упустила нечто важное.
Месье и мадам Уэлле. Одно дело – скрывать часть своего прошлого, но зачем стирать из него еще и собственных родителей?
– По-вашему, что это означает? – спросила Лакост.
– Возможно, ничего.
– Вы полагаете, именно это забрал убийца?
Гамаш обдумал ее вопрос:
– Фотографии родителей?
– Семейные фотографии. Родителей и сестер.
– Не исключено, – ответил он.
– Я тут подумала… – начала Лакост, когда они подошли к ее машине.
– Продолжай.
– Да нет, глупости.
Гамаш поднял брови, но ничего не сказал. Просто посмотрел на нее.
– Что нам вообще известно о пятерняшках Уэлле? – спросила Лакост. – Они по собственной воле исчезли из виду, стали сестрами Пино. Вели чрезвычайно замкнутую жизнь…
– Не тяни, инспектор, – подбодрил ее Гамаш.
– Возможно, Констанс не последняя.
– Pardon?
– Откуда нам известно, что остальные мертвы? Может быть, одна из них жива. Кто еще мог проникнуть в дом? Кто еще знал, где они живут? Кто еще мог забрать семейные фотографии?
– Мы даже не знаем, понимал ли убийца, что Констанс из пятерни Уэлле, – заметил старший инспектор. – И мы не знаем, были ли похищены семейные фотографии.
Он уехал, но гипотеза Лакост не давала ему покоя.
Возможно, Констанс не последняя.
Глава двенадцатая
«Слушай внимательно, – умолял себя Жан Ги Бовуар. – Бога ради, сосредоточься».
Его колени дрожали, и он положил на них руку, поприжал.
Мартен Тесье инструктировал агентов, назначенных в рейд на одну из байкерских баз.
– Это вам не какие-то татуированные громилы, – говорил заместитель Франкёра, поднимая глаза от схем в блокноте. – Слишком многие мертвые полицейские и главари банд недооценивали байкеров. Это воины. Внешне они, может, и похожи на бездомных бродяг, но не сомневайтесь: они подчиняются дисциплине, они преданны и весьма мотивированы на защиту своей территории.
Тесье продолжал – сыпал образами, схемами, планами.
Но Бовуар слышал только собственный умоляющий голос: «Господи боже, не дай мне умереть».
Старший инспектор постучал в дверь и вошел в кабинет Терезы Брюнель. Она подняла голову и взглянула на него.
– Пожалуйста, закройте дверь, – сказала она, снимая очки.
Ее голос и манеры показались ему необычно резкими.
– Я получил ваше сообщение, но меня не было в городе.
Он посмотрел на часы на ее столе – стрелки только-только перевалили за двенадцать.
Она показала ему на стул. Он помедлил секунду, потом сел. Тереза опустилась на стул рядом. Выглядела она усталой, однако одета была, как всегда, с иголочки и полностью владела собой.
– Извините, Арман, но мы дошли до конца.
– Что вы имеете в виду?
– Вы знаете, что я имею в виду. Я думала об этом, говорила с Жеромом, и мы считаем, что искать тут больше нечего. Мы гонялись за собственным хвостом.
– Но…
– Не прерывайте меня, старший инспектор. Вся история с видео вышла из-под контроля и раздулась до невероятных размеров. С ней покончено. Видео ушло в свет, и, что бы мы ни делали, назад его не вернуть. Вы должны остановиться.
– Не понимаю… – Он вгляделся в ее лицо.
– Все очень просто. Вы обиделись, рассердились и захотели отомстить. Вполне естественно. Потом вы убедили себя, что за этим стоит нечто большее, чем просто видео. Вы распалились и распалили всех вокруг. Включая и меня. Тут уж моя вина, не ваша. Я позволила себе поверить вам.
– Что случилось, Тереза?
– Суперинтендант, – отрезала она.
– Désolé. Суперинтендант. – Он понизил голос. – Что-то случилось?
– Конечно случилось. Я пришла в чувство. И вам советую сделать то же самое. Я почти не спала прошлой ночью. Утром встала и набросала кое-какие заметки. Хотите посмотреть?
Гамаш кивнул, внимательно глядя на нее. Она протянула ему листок с записями. Он надел очки, прочитал написанное и аккуратно сложил листок пополам.
– Как видите, я перечислила все, что может свидетельствовать в пользу вашей версии, согласно которой старший суперинтендант Франкёр организовал утечку видео и имеет еще более далеко идущие и зловещие цели…
– Тереза! – воскликнул Гамаш, внезапно наклонившись вперед, словно хотел физически воспрепятствовать продолжению ее монолога.
– Да бога ради, старший инспектор, прекратите вы. В моем кабинете нет жучков для прослушки. Нас никто не слышит. Никому мы не нужны. Все это в вашей голове. Посмотрите на мои записи. Там нет никаких доказательств. Груз нашей дружбы и мое уважение к вам затуманили мой разум. Вы соединили точки, которые существуют только в вашей голове. – Она подалась к нему чуть ли не с угрозой в голосе и облике. – И все по причине вашей личной неприязни к Франкёру. Если вы и дальше будете продолжать так, Арман, то я лично пойду к нему со свидетельствами ваших действий.
- Предыдущая
- 22/25
- Следующая