Преступление победителя (ЛП) - Руткоски Мари - Страница 35

Вспоминая этот момент позже, Кестрел проговорила все так, как надо. И Арин в ее воображении это понял.

Но на самом деле все было не так.

Ярость Арина переросла в отвращение. Кестрел видела, что его начало мутить. Он резко встал, будто пытаясь избежать заражения. Несмотря на то, что она позвала его, он повернулся к ней спиной и ушел, позволив двери таверны захлопнуться за ним.

* * *

В дворцовой галерее было тихо. Кестрел подумала, что в таком же молчании, наверное, пребывают кости, лежащие глубоко под землей.

Она стояла перед картиной Тенсена дольше, чем обычно. Наконец она посадила на рамку моль. Кестрел сказала себе заведомую ложь. Она решила, что так лучше, если Арин будет думать о ней подобным образом.

Да. Все, что произошло, все к лучшему.

— И что же представляет для вас такую важность, — произнес император, — что вы должны вернуться в Геран сейчас?

— Мой долг перед вами, ваше императорское величество, — ответил Арин.

— Он красиво говорит, — объявил император перед двором, и сенаторы, лорды и леди спрятали свои ухмылки таким образом, чтобы показать их еще больше. Губернатора Герана больше нельзя было назвать красивым.

Риша не улыбнулась. Арин поймал с противоположного конца комнаты ее взгляд — серьезный и мрачный.

— Я не знаю, что думать по поводу вашей просьбы позволить вам уехать, — сказал император. — Губернатор, неужели... с вами плохо здесь обращались?

Арин улыбнулся обезображенной стороной лица.

— Вовсе нет.

Придворные стали восторженно перешептываться. Происходящее напоминало им игру. Изуродованное лицо. Скользкие насмешки императора. Притворство, будто все так, как надо.

— Что, если нам доставляет удовольствие ваше присутствие при дворе? — спросил император.

Арин вышел на свет. Он будто со стороны наблюдал, как стоит перед императором в этой приемной зале. С тех пор как он оставил Кестрел этой ночью в городе, он не спал, но его разум был на удивление ясным. Он замечал, как в свете утреннего солнца парят пылинки вокруг него. Лучи бросили на шрам у него на лице резкий взгляд. Отметили обтрепавшиеся швы его одежды. И помедлили на кинжале у его бедра, на том, как Арин скрывал ладонью герб на рукояти. Двусторонний клинок был без ножен. Гарда предназначалась для защиты ладони меньше, чем у Арина, и была изогнута по валорианскому образцу. Кинжал был валорианским во всем.

Придворные переговаривались.

«Его лицо».

«Как это произошло?»

«Этот кинжал».

«Чей он?»

«Это женский клинок. Как он у него оказался?»

«Наверное, украл».

«Или... а вдруг это подарок?»

Арину не нужно было слышать, чтобы знать о чем.

— Ваше гостеприимство превзошло все мои ожидания, — сказал Арин. Император слегка улыбнулся. Его глаза не отрывались от ладони Арина на рукояти кинжала. Арин был рад этому. Он не сомневался, что император доволен помолвкой сына с любимицей армии. Брак сделает генерала Траяна частью императорской семьи... и усилит верность солдат.

Но слухи все не затихали. Даже чеканка монеты в честь помолвки не положила им конец. Сейчас Арин впервые взглянул на разговоры о нем и Кестрел со стороны. Он пытался придумать, как можно их использовать. Да, Арин рассчитывал на то, что, если он уберет ладонь с рукояти и герба Кестрел, кинжал узнают. Придворные ахнут.

Арин мог добавить слухам обоснование.

Валорианцы носили кинжал всегда и снимали только на ночь или принимая ванну. Чем бы придворные не посчитали клинок — подарком или кражей, — им придется хорошенько постараться, чтобы представить, насколько близок Арин должен был быть к Кестрел.

— Как бы сильно мне ни хотелось остаться, — сказал Арин, — я должен вернуться в свою страну, чтобы управлять ею так, как угодно вам.

— Вы серьезный молодой человек, не так ли?

— Да.

Арин передвинул ладонь на рукояти, не показывая герб, но давая понять, что может.

Императору это не понравилось. Как не понравилось бы и Кестрел, будь она здесь, или Тенсену, который снова отправился в свою любимую галерею и, скорее всего, находился там до сих пор. Министр не одобрил бы действий Арина. Шантажировать императора? Перед всем двором?

У Арина не должно было быть этого кинжала. Арину полагалось быть мертвым или изуродованным до неузнаваемости. Или и то, и другое. Он с удовлетворением напомнил императору о его ошибке. С удовлетворением пригрозил, что объяснит двору, каким образом кинжал невесты его сына оказался у бедра другого человека.

— Вы позволите мне уехать? — спросил Арин.

— Мой дорогой губернатор, что за вопрос! Разумеется, нам будет вас не хватать, но мы ни в коем случае не смеем вас задерживать здесь.

Арин было подумал, что император позволит ему покинуть залу, так и не упомянув о выступающем черно-красном рубце, ползущем вниз по его лицу. Но затем император с улыбкой произнес:

— Какие аккуратные швы.

А потом Арину позволили уйти.

* * *

— Пусть сопутствуют тебе добрые ветра, — произнес чей-то голос позади него в пустом коридоре, куда выходила приемная зала.

Арин обернулся и увидел Ришу. Ее слова, хоть и теплые, прозвучали несколько высокопарно. Должно быть, она перевела эту прощальную фразу на валорианский со своего языка.

— Я рада, что ты уезжаешь, — сказала Риша. — Тебе здесь не место. Тем, кто здесь не к месту, приходится расплачиваться.

Арин безотчетно прикоснулся к раненой щеке и поморщился. Затем он сжал зубы. Его лицо уже не станет таким, как прежде, — ну и что? Может, так ему идет больше. Может, раньше Арин был слишком мягким, слишком доверчивым, слишком нерешительным, как тот мальчик до войны, который заставил его вернуться и найти Кестрел у освещенного луной канала.

Арин не сожалел о том, что этого мальчика больше нет. Он был рад, что стал другим.

— Я не представляю себе, как ты терпишь это, — сказал он Рише по-валориански. Слова были медленными и тяжелыми. Арин ненавидел ощущение этого языка.

Риша нахмурилась.

— Терплю что? Жизнь при императорском дворе? — Она покачала головой. — Мое место здесь.

Арин не смел упоминать о Тенсене или информации, которую, как намекал министр, могла предоставить Риша. Сейчас они были наедине, но двери приемной залы могли отвориться в любое мгновение. Арин быстро сказал на своем языке:

— Спасибо.

По лицу Риши пробежало смятение.

— Я не говорю по-герански, — напомнила она Арину на валорианском.

Арин мог бы сказать что-то еще, но вдруг двери залы действительно открылись. Придворные начали выходить в коридор, бросая взгляды на Арина и Ришу. Арин отвернулся, так и не произнеся слов, которые жгли его изнутри. Он снова хотел сказать ей «спасибо. Он удивлялся, что Риша готова рисковать собой ради чужого народа.

«Как же она отличается», — думал Арин, идя прочь. Его челюсти сжались, а во рту стоял металлический привкус, будто он прикусил язык.

Как сильно Риша отличалась от Кестрел.

* * *

Рыба билась на доске. Кестрел увидела, как торговец с силой опустил на нее молоток. Девушка вздрогнула, хотя понимала, что дворцовую служанку эта картина не смутила бы. Служанка не обратила бы внимания на розовую от крови замерзшую жижу у оснований прилавков на Мясном Ряду. Она не смотрела бы с таким выражение на скользкие органы в канаве, осознавая, что никогда раньше не видела внутренностей курицы и даже не задумывалась об этом.

Кестрел заставила себя не отрывать взгляда от грязи под ногами. Причина того, почему у нее перехватило дыхание, была прямо перед ней. Эта отвратительная улица. Мокрый деревянный молоток торговца рыбой. А вовсе не то, что произошло вчера в «Сломанной руке», и не то, как Арин отвернулся от нее. Не то, что она сделала, чтобы заслужить такое его отношение.