Dirty Dancer (СИ) - "SаDesa" - Страница 20

– Было не так уж и плохо, – произносит с ленцой в голосе, – Можешь взять у меня стольник в джинсах, умница, заслужил.

Невозможно медленно смыкаю веки, растягивая это действо на долгие секунды.

Вот теперь точно. Скулы настолько красные, что, кажется, можно обжечься, коснувшись.

Я и забыл, совершенно забыл о другой стороне… вопроса. И сейчас куда хуже, чем было до того как меня угораздило, до того как меня занесло к нему в спальню.

Но чёрт… Чёрт! Мне просто… Просто очень нужны эти чёртовы…

Быстро-быстро мотаю головой из стороны в сторону, вызывая этим приступ нечеловеческой боли, от которой так и хочется сжаться и заскулить, забившись в угол.

Так мне. Так мне и надо…

За то, что не догадался, за то, что вообще пошёл на всё это, за то, что… что повёлся.

Но отчего-то в груди теплится надежда, что всё это шутка. Очень глупая циничная шутка, и сейчас этот гад подорвётся и, потрепав меня по щёчке, скажет расслабиться и выпишет блядский чек.

Перекатывается на бок и, оглядев меня с ног до головы, проговаривает так чётко, что каждое слово раскалённым клеймом отпечатывается у меня в голове:

– Поторапливайся, детка. Камилла жутко бесится, когда вытряхивает шлюх из моей постели.

Как же ты поимел меня, Раш. Поимел во всех смыслах…

Растерянно комкаю футболку в руках, впиваясь пальцами в ткань, всё ещё не могу поверить. А он только ухмыляется.

Привкус болотной тины на губах.

Не могу дышать.

Глава 6

Как часто желаемое оказывается вовсе не того божественного вкуса, который, представляя, смакуешь языком, раскатывая по нёбу, словно бархатное тело коллекционного вина? Воображаешь, не торопясь, перебирая варианты того, как оно могло бы быть, а после, дорвавшись-таки до желанного кремового торта с пресловутой вишенкой сверху, жадно пихаешь ложку в рот и вторую уже не хочешь. Казалось бы, часто, верно?

А вот херов хрен – ещё хочу. И ложку, и половник, и жадно, пачкаясь, жрать руками, а после потребовать второй точно такой же и непременно с ягодкой.

***

Что-что, а оторвать свою заросшую щетиной щёку от подушки раньше шести вечера всегда было для меня почти непосильной задачей. Особенно после попойки. Особенно после попойки, которую устроил Джек. Особенно после попойки, которую устроил Джек в честь успешного релиза нового альбома. Тут уж совсем без шансов. Учитывая, что последнее, что я вообще помню, так это то, как лапал кого-то, попутно заливаясь текилой прямо из бутылки.

Хорошо вчера было, ничего не скажешь. Зато сегодня во рту как кошки сортир устроили, а в башке перелётные мышки гнездо свили.

Перекатываюсь на живот и морщусь.

Не только свили, но и, кажется, пока я спал, успели воздвигнуть колокольню и старательно трезвонят во славу своего мышиного бога.

Тяжёлая, какая же тяжёлая… И каждый раз словно в первый. Никакого тебе привыкания и облегчения похмельных мук.

И чем воняет?

Принюхиваюсь.

Бля, от меня и воняет. Куревом, пойлом и адской смесью женских духов.

На ощупь шарю по своей распластавшейся тушке и, убедившись, что рубашка на месте, тянусь ниже, с облегчением нащупывая карман джинс. Значит, ни с кем не переспал, и мне не будет мучительно стыдно? Хм, погодите-ка… А как это – стыдно? Что-то уже и не припомню.

Ноги затекли, обувь сдавливает.

Ещё и в кедах, свинья… Хотя, помнится, вчера, забравшись на стойку, я орал, что я – горный лев. Свинолев, выходит? Что ещё за бредовая разновидность… И всё бы ничего, но человеком я себя пока упорно не чувствую. Скорее, пресловутым свинольвом.

Даже захотелось похрюкать, но для того, чтобы издать хоть какое-то подобие пигвойса, нужно, по крайней мере, разлепить губы и продрать глотку.

Вот чёрт…

Подтягиваю руки к груди и медленно, словно отжимаясь, поднимаюсь на постели.

Некоторое время тупо разглядываю рисунок на пледе, потому что это единственное, что я могу лицезреть, не поворачивая башки.

Всё бы ничего, если бы не сушняк, который, кажется, оккупировал не только глотку, но и пробрался вовнутрь вплоть до кишечника и, ехидненько потирая лапки, феном сушит пищевод.

Воды…

Сейчас готов даже лакать из грязной реки, засранной настолько, что неизвестно, что будет после – хобот вырастет или член отвалится.

Немедленно воды.

Кое-как сажусь и, позалипав немного на резную спинку новой кровати, тоже круглой, принимаюсь расшнуровывать кеды. Пальцы слишком непослушные, а чёртовы шнурки слишком хитрые, вьются и всё норовят выскользнуть. Ещё носки, кажись, приросли к ступням, не отковырять.

Справляюсь-таки с этой задачей и, поднявшись на ноги, плетусь в сторону раковины, выворачиваю кран с холодной водой до упора. Корячась, склоняюсь, чтобы поймать струю губами, и делаю несколько жадных глотков, не обращая внимания на то, что стекающая по подбородку жидкость бодренько капает мне на грудь. По фигу вообще. Мог бы, так ещё бы и башку под кран засунул, да рост не позволяет.

Парадоксально или нет, но водопроводная вода сейчас кажется мне куда вкуснее всех выжратых коктейлей вместе взятых.

Вроде бы ничего, начинаю приходить в себя и вместе с позывами голодного желудка ощущаю, как становится противно.

Расстегнув пару верхних пуговиц на рубашке, сдираю её с себя через голову и, просто бросив на пол, шаркая босыми ногами, плетусь в ванную.

Тошнота накатывает, скручивая спазмами. Великолепно…

Прохожу мимо кожаного дивана в центре комнаты и, остановившись и подумав, делаю это ещё раз, вернувшись спиной вперёд.

И не скривиться даже, просто физически не выходит.

– Давно ты здесь? – обращаюсь к пристроившемуся с краешку и сложившему руки на груди менеджеру.

Твою ж мать, Ларри, ну почему всегда, когда мне херово, ты словно по мановению волшебной палочки оказываешься рядом, чтобы изговнякать всё ещё больше?

– Не слишком. Но уже начал скучать. Головка не болит?

– Чертовски. Метнёшься за пивом?

– В холодильнике.

Охуеть. Он что, просрал какой-нибудь архиважный контракт? Почему тогда такой спокойный? Нет, что-то тут не так. Вот только хрен разберёшь, что, когда в голове самый настоящий штурм. Или же я знаю, что, но проверю чуть позже.