Полночь - время колдовства (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте" - Страница 21

       - А ты действительно современный герой. Но тебе нечего мне предложить, всё, что мне надо от тебя я возьму сама.

       - Может, просто разойдемся в разные стороны и забудем о том, что тут друг другу наговорили? Слышала поговорку: милые бранятся, только тешатся.

       - Разойдемся, конечно, разойдемся, ты на тот свет, а я уж как-нибудь тут, - сарказм сочился из каждого ее слова. - Да и герои не поворачивают назад, пришел убить ведьму, так убивай.

       - Современные герои поворачиваю назад если того требуют обстоятельства.

       - Поздно, герой, поздно, - сладко пропела она откуда-то намного ближе, чем стояла раньше. - Твое время подошло к концу.

       Мне показалось, или я действительно, совсем рядом с собой услышал запах гвоздики. Идея пришла мгновенно. Я схватил лук двумя руками за один конец и как дубиной крутанул его вокруг себя. На полпути я хорошенько вдарил им во что-то, так что он сломался. Раздался женский вскрик. Я тут же бросился на него. Споткнулся обо что-то мягкое и упал. Рядом раздались звуки возни, ведьма пыталась воздеть себя на задние конечности. Я схватил ее, как оказалось за тонкую щиколотку, и мгновенно подмял под себя ее хрупкое тело - что-то это мне напомнило. Нащупав горло, рыча как зверь, начал скрепя зубами от натуги душить ее, вымещая все пережитые страхи. Ведьма хрипела, царапала мне грудь, бешено извивалась как змея, но я знал, что если отпущу, то второго шанса не будет. По рукам потекло что-то теплое, я не сразу сообразил, что это слюна. Конец был близок. Я уже ощущал миг триумфа.

       Ведьма сквозь хрипы выдавила:

       - Отпусти, я награжу тебя.

       - Ни надо мне от тебя ничего, всё, что хочу, возьму сам, - произнес я голосом, в котором прорезалось ликование.

       То, что произошло дальше, в корни, изменило мою жизнь. Трепыхающаяся подо мной ведьма, заплакала и сквозь рыдания позвала маму. Это казалось настолько абсурдным, что я ослабил хватку. Глупо не понимать, что даже у самых мерзких людей есть матери, но вот прямо сейчас, эти слова сразили меня своей неестественностью. Злобное, отвратительное создание, чуть-чуть не уничтожившее деревню звало свою мать.

       Я так опешил, что аж рот открыл, а она не унималась:

       - Мама спаси меня. Мама приди...

       Пещера наполнилась холодом. Температура воздуха резко упала. Что-то сильно, будто, тараном ударило меня в грудь и припечатало к стене. Хрустнули ребра. Из уголков рта потекла горячая кровь. Легкие горели огнем, сжатые грудной клеткой. Я висел на стене, словно, букашка пригвождённая иголкой к двери. Мои ноги не доставали до пола, руки были раскинуты в разные стороны, что-то давило на меня, заставляя стонать от боли и слышать потрескивание собственных костей, под аккомпанемент рыдающей на полу ведьмы.

       Прямо перед моим перекошенным от ужаса и страданий лицом появились глаза. Желтые с паутиной красных полопавшихся капилляров и вертикальными зрачками. Я затрясся на стене, и до конца буду честным, чуть не пустил ту самую в штаны, окончательно теряя человеческий вид. Жуткие глаза качнулись, уставившись в район моей шеи. Я почувствовал, как что-то шершавое с аппетитом облизало кожу, и с противным чмоканьем исчезло. Какая-то архистойкая часть моего мозга, еще ожесточенно сражающаяся с всепоглощающими ордами ужаса, завопила, что это язык желтоглазого монстра, и нам надо бежать отсюда вплоть до крайнего севера, подальше от этого создания.

       Всхлипывающая ведьма, поднялась на ноги и подошла ближе к монстру и его трясущейся жертве.

       - Я понимаю, мам, это будет мне уроком, - проговорила она как провинившийся ребенок.

       Желтые глаза обратились куда-то в сторону. Видимо, существо, у меня язык не поворачивается назвать это иначе, смотрело на ведьму. Мозг все это отмечал, но уже прогонял передо мной картинки детства, ненавязчиво намекая на то, что будет дальше.

       - Я хочу его смерти, - капризно воскликнула моя недавняя жертва и топнула ножкой. - Мне плевать, что он может нам пригодиться.

       - Точно, я могу вам пригодится, - прохрипел я, не желая умирать.

       Холод резко стал еще более ощутим. Это был уже почти трескучий мороз. Он, как ни странно, облегчил боль от ран, возвращая мне тонкий лучик надежды на лучшее будущее, но тут же перечеркнул его страшной вонью, проникнувшей в ноздри. Вокруг разносилась омерзительный запах разлагающегося трупа - много позднее, я точно узнал, что так пахнет цветок под названием "лилия мертвой лошади". Вот эту-то особенность ведьм я уже встречал, хоть и на бумаге. В одной из книг было упоминание, о том, что Христания Костяная Рука - это имя ведьмы, отвратительно смердела как цветок лилия мертвой лошади.

       Ведьма тем временем со страхом проговорила:

       - Хорошо, мама.

       Глаза вновь уставились на меня. Заставлял рассудок содрогаться в конвульсиях ужаса. Рука этого существа проникла под мою одежду и, скользнув по обнажённой коже, остановилась возле сердца. Невыносимый холод обжог как раскаленное добела железо. Я почувствовал быстро уходящую боль в форме руки. Она на общем фоне мелькнула легким, комариным укусом, на который не следует даже обращать внимания, когда у тебя вся грудь содрогается в огне страданий.

       Внезапно глаза пропали, а за ними исчезли холод и вонь. Невидимая сила тоже испарилась. Я упал на колени, и начал широко распахнутым ртом ловить воздух. Грудь, освобожденная от оков боли судорожно вздымалась, давая легким работать. Физически тело пострадало гораздо меньше, чем я думал. Гораздо больше досталось моей психике, которая навсегда запомнит эту шахту.

       Я не сразу сообразил, что ведьма говорит со мной. Она наклонилась и громко произнесла со смешанными чувствами в голосе:

       - Теперь ты принадлежишь мне.

       Спустя некоторое время, я, прихрамывая, шел в направлении имперцев и Велены. Я точно знал, где они. Откуда у меня эта информация, предпочитал не вспоминать, как и старался забыть колдовство ведьмы, которая практически вылечила все мои раны, посчитав, что свое имущество нужно беречь. Она оставила мне только мелкие раны и ссадины. И то, лишь из садистских побуждений. Чтобы я помучался ближайшие дни.

       Хотелось стереть из памяти последние несколько часов - они круто изменили мою жизнь. Я уже практически не вздрагивал, вспоминая мать ведьмы и то, что произошло в пещере. Молодой мозг пластичен, он гораздо легче воспринимает столкновение с чем-то новым, и лучше подстраивается под изменившуюся навсегда реальность. Колдовство на страницах книг - это одно, а вот в темной шахте - это другое.

       Ведьма больше не жаждала моей смерти. И хоть я и потел от ужаса и страха, когда находился рядом с ней, но понимал, что зря. Опасаться да, но не больше. Осознание этого постепенно заставило отступить ужас и страх. Они затаились где-то глубоко во мне, уступая место невыносимому чувству досады. Ведь все могло бы быть иначе, вспомни я в пылу схватки о притаившемся в ножнах охотничьем ноже. Зачем я начал ее душить? Воткнул бы острое лезвие ей в сердце и все обернулось бы по-другому. Обидно было до слез. Я бессильно заскрипел зубами. Из таких роковых мелочей и складываться жизнь. Плетётся узор судьбы.

       Злобно пиная встречающиеся по пути камешки, я издалека увидел четверку моих спутников. В свете фонарей были видны, их крадущиеся спина к спине, силуэты.

       - Эй, - позвал я громко.

       Они мгновенно остановились.

       - Горан? - удивленно протянул Харник.

       - Он самый, - откликнулся я.

       - А мы уж думали ведьма тебя того, - произнес имперец и провел пальцем по горлу Георга.

       - Это ты так думал, - с неодобрением сказал Георг, убирая руку Харника от своей шеи.