Под маской араба - Клиппель Эрнст - Страница 17

— Что надо? — спросил он по-арабски, смотря куда-то в сторону.

Я небрежно прикоснулся правой рукой к шляпе и ответил, что у меня на родине, в Европе, вновь прибывших всегда сначала приветствуют, а затем уже осведомляются, что им нужно. Мой собеседник соизволил произнести слова приветствия, на что и получил соответствующий ответ.

— Намерения у меня самые добрые. Я чту вашу религию, как и всякую другую, приехал же сюда для того, чтобы осмотреть ваше святилище.

Иезид прищелкнул языком, а его суровое лицо приняло выражение еще большего безучастия.

— Уж не думаешь ли ты, что я переодетый турок или не принимаешь ли меня за магометанина? — спросил я, расправляя складки своих рейтуз. — Гробом господа нашего Иисуса клянусь, что принадлежу к церкви западных христиан!

Видя, что мой собеседник все еще не выражает ни малейшего желания отпереть входную дверь, я вынул золотую монету и подбросил ее на ладони. Иезид принял монету с видимым равнодушием и большим ключом, висевшим у него на груди, отпер двери. Пока я снимал сапоги, мой проводник зажег маленькую масляную светильню. Иезид хотел пропустить меня вперед, но я задержался и заставил его двинуться первым.

Когда мы проходили по совершенно темному помещению, похожему на крытый двор, я услыхал журчание воды. Я нагнулся, зачерпнул воду рукою, выпил и спросил:

— Это и есть святая вода из источника Семзем в Мекке?

Проводник молча кивнул головой.

По левую руку виднелась небольшая овальная впадина, сделанная прямо в голом полу. Мне показалось, что я различаю в ней комочки глины. Точно так же никаких разъяснений я не мог добиться и относительно чуланчиков, сооруженных в боковой стене направо. Перед тем, как пройти в следующее помещение, я заставил посветить на дверь. Так же, как и наружная, она была украшена различными знаками, расположенными вразброс.

Во втором помещении высились, подобно призракам, пять гладких каменных столбов, разделявших комнату на две части. Напротив в продольной стене виднелось 5 полукруглых ниш. Под ними были высечены по камню челнок и две звезды. Снова дверь и снова комната, по-видимому, столь же пустая, как и предшествующая, с такими же каменными столбами. Я все добивался, где же будет гробница «Великого», «самого господа небес». Мы вернулись обратно к передней стене второго помещения и отсюда повернули направо, в «священный проход», как объяснил мне мой спутник. Я шел ощупью, касаясь голых каменных стен. Наконец, мы очутились в маленькой каморке со сводчатым потолком. Она отделялась от главного помещения занавесью из зеленого шелка. Перед нами была ниша, завешанная пестрыми платками и коврами.

— Действительно ли здесь покоится прах Великого?

— Да.

— Да пребудет же над ним благословление Аллаха! — сказал я серьезным тоном.

Около сводчатой усыпальницы виднелся узкий ход, ведший в более обширное помещение, где хранилась «священная глина». Однако, мой проводник, храня вверенные ему тайны, не захотел провести меня туда.

Тогда я выразил желание увидеть Малак Таус и спросил о местонахождении «Великого Тьмы».

Но мой проводник отрицательно покачал головой и произнес:

— Великий Тьмы находится не здесь!

Я снова подсунул ему золотую монетку. Так как он все еще упорствовал, я дал ему еще золотой, но поклялся своей головой, что больше он от меня ничего не получит. Наконец, после долгих уверток, он кивнул головой в знак согласия.

По возможности, я старался избегать при разговоре слов, начинавшихся с звука «ш». В том случае, если без них нельзя было обойтись, я умышленно искажал слова, заменяя начальное «ш» — «с»… Но больше всего остерегался я каких-либо упоминаний о «шитани» (шайтане), зная прекрасно, что всякий, нарушающий этот запрет, будь он самый почетный гость, на месте убивается, как возводящий хулу на дьявола, дабы пресечь несчастье, которое могло бы повлечь за собою подобное преступление.

Мой проводник покинул меня на минутку и затем откуда-то принес золоченый под бронзу предмет, который походил скорее всего на металлический подсвечник. На круглую, массивную, сужающуюся книзу подставку были насажены постепенно все меньших размеров шарики, разделенные плоскими круглыми дисками. Диск под вторым шаром был особенно велик; он имел форму тарелки: должно быть, сюда клались денежные приношения. Самый верхний шар увенчивал Малак Таус, безногий петух: «Великий Мрака». Ни за какие блага мира фанатик-иезид не сказал по этому поводу ни слова мне, нечестивцу. Но я уж не так высоко ставил власть дьявола и дерзко прикоснулся своими нечистыми руками к этому священному образу и подобию дьявола.

Не узнав почти ничего нового, покинул я таинственное святилище, следуя за своим проводником. Выйдя из храма наружу, иезид благоговейно облобызал изображение змеи, этот символ мудрости и жизни.

Я вскочил на лошадь и поскакал прочь, но отъехал недалеко, решив сделать привал в первой же деревне, по наименованию Тель Ускуф, которую населяли одновременно христиане и магометане. Я завел разговор с одним туземцем, который показался мне подходящим для моих дальнейших целей. Он вежливо отвечал на мои приветствия и пригласил меня к себе в дом. Он хорошо говорил по-арабски, и я очень скоро уговорил его пойти со мной в качестве проводника к тому самому святилищу иезидов, откуда я только что прибыл. Часа через два мы пробирались уже с ним верхом по направлению к деревне Лалиш.

На этот раз мне посчастливилось. Когда из-за склона долины нашим взорам открылся храм, мы увидели, что к нему со всех сторон стекаются толпы народа. Мы попали на всенародное празднество иезидов. Со всех сторон доносились радостные клики и звуки выстрелов. Все дороги были запружены мужчинами, спешившими на праздник в торжественных одеяниях, в полном вооружении. Они стреляли в воздух из кремневых ружей, испуская радостные крики. Люди собирались в кучки и обменивались взаимными приветствиями.

Вдали виднелись вереницы мулов, груженых ящиками, мешками, циновками и коврами. Еще дальше можно было различить караван верблюдов, на горбах которых перед всадниками лежали связанные овцы. Много было и пешеходов с жалкими узелками за плечами или на голове. Грудные дети сидели у женщин верхом на плечах или же на шее. Это были крестьяне из северного Курдистана. В некотором отдалении ехали иезиды-бедуины. Одетые в белые короткие плащи, они гордо восседали на своих лошадях или верблюдах. На многих животных сидели жены кочевников, не признававшие никаких покрывал. Тут же копошились дети в пестрых, но чистых рубашках. Эти паломники прибыли издалека, — из неприступных твердынь горной цепи Синдьяр, где они уже с середины прошлого столетия нашли себе надежное убежище от преследований со стороны турок. Они спешивались, вступали в единоборство на саблях, стреляли в воздух из ружей, а затем следовали дальше. В этом заключалось их паломничество, которое они совершали к месту успокоения шейха Ади.

Наконец появился эмир — светский глава всех иезидов. В правой руке он держал богато украшенный меч с кривым лезвием. Из-под широкого плаща, вышитого золотом, выглядывала куртка из красного шелка; головной убор целиком скрывался под огромным белым тюрбаном. Собравшаяся кругом толпа встретила эмира громкими кликами, верующие подходили и целовали его правую руку. С горы в это время спускался великий шейх-назир, первосвященник иезидов. Его окружали обитатели деревни и священнослужители всех степеней.

Внизу долины торговцы разложили на циновках свои товары: винные ягоды, виноград, фрукты, орехи. Целые семьи пилигримов примостились в тени деревьев. Полны народа были также и отлогие склоны долины. Где только можно, люди лежали прямо на земле, лишь скудно прикрытой травянистым покровом.

Нарядная одежда женщин сверкала самыми яркими красками, но тщетно взор мой искал ненавистного поклонникам дьявола голубого цвета. Ветви деревьев были увиты белыми и пестрыми лентами. То там, то сям звучали музыкальные инструменты и раздавались песни.

Приблизительно за час до захода солнца брат эмира засучил рукава, засунул за пояс полы своего одеяния, схватил овцу и потащил ее на пустопорожнее место. Здесь, он перерезал животному горло, содрал шкуру, раздробил ребра и стал разрубать тушу на куски, раздавая мясо собравшимся со всех сторон беднякам. Ряд других семей позажиточнее последовал примеру своего принципала.