Одинокий волк - Пиколт Джоди Линн - Страница 50

Тяжелые головы камер поворачиваются, чтобы взять в кадр Эдварда.

– Заткнись! – велю я, хватая его за руку.

Но он выше и сильнее и с легкостью стряхивает мою руку.

– Сколько из вас отвозили старое больное животное к ветеринару, чтобы его усыпили, потому что не хотели, чтобы ваш любимец страдал? Вы это тоже называете убийством?

– Эдвард, прекрати болтать! – ору я и изо всех сил тащу его в другую сторону, подальше от улыбающегося Дэнни Бойла.

Еще бы ему не улыбаться! Эдвард только что сравнил своего отца с собакой.

И хотя у меня чешутся руки запереть Эдварда, чтобы он не мог еще больше зарыться в дерьмо, всю обратную дорогу к дому его отца я, «смягчив» наказание, выдаю разгневанную тираду и обещаю, что в следующий раз на людях, если понадобится, заклею ему рот клейкой лентой. Потом еду в больницу и звоню Джорджи, чтобы сообщить, что Эдварда освободили под залог и в настоящее время он в безопасности.

Доктор Сент-Клер сейчас в операционной, и мне велят ждать его в кабинете. Поэтому я беру себе стаканчик кофе и устраиваюсь перед медсестринским постом реанимационного отделения.

– Привет, – улыбаюсь я женщине, тело которой выглядит фундаментальным, как Великая китайская стена. – Похоже, вы тут дежурная.

Она отрывает взгляд от компьютера.

– А вы похожи на представителя фармацевтической компании. Можете оставить свои образцы в ящичке.

– Если откровенно, я адвокат, – говорю я.

– Мои соболезнования.

– Пытаюсь найти медсестру, которая присутствовала в четверг при… неприятном инциденте. Есть шанс, что она получит денежную компенсацию при урегулировании конфликта…

– Логично. Маурин везет. Пока я возилась с тошнотиком из палаты 22-Б, на нее налетают и она кричит от боли в спине. – Медсестра указывает в дальний конец коридора на женщину в медицинском костюме, которая запихивает грязное белье в корзину. – Вот она.

Я шагаю по коридору к женщине.

– Маурин? – спрашиваю я. – Меня зовут Джо Нг. Я адвокат.

– О, хвала Петру! – вздыхает она. – Наверное, вас послал мой брат?

Ее брат, видимо, услышал о том, что произошло, и учуял запах денег. Именно такие, как он, помогают мне зарабатывать на жизнь.

– Да, – лгу я.

– На самом деле я не должна с вами разговаривать. В больнице уверены, что иска не избежать, – говорит Маурин, качая головой. – Но тот бедный мужчина… Он здесь всего шесть дней, а сын уже принимает решение отключить аппарат искусственной вентиляции легких.

– Насколько я понимаю, прогнозы мистера Уоррена не слишком оптимистичны…

– Чудеса случаются, – возражает Маурин. – Я вижу это каждый день.

– Что конкретно здесь произошло?

– Сын подписал все бумаги на передачу донорских органов, и была назначена процедура изъятия. Мы все думали, что он получил согласие сестры. Она несовершеннолетняя, поэтому формально, по закону, не имеет права голоса, но в нашей больнице принято приглашать всех членов семьи перед тем, как отключить систему жизнеобеспечения. Когда юрист больницы поняла, что в данном случае из родственников присутствует только сын, с девушкой решили побеседовать.

– Где вы находились в это время?

– Сидела рядом с аппаратом, – говорит она, вздергивая подбородок. – Я не всегда согласна с решениями, которые принимают некоторые семьи, но моя работа – делать то, что говорят.

– А что делал сын мистера Уоррена?

– Ждал, – отвечает она. – Как и все остальные. Молча. Могу представить, как ему было в этот момент тяжело.

– А потом?

– В палату коршуном влетела девушка. И не успела я понять, что происходит, как сын уже промчался мимо меня и выдернул штепсель из розетки.

– И что он сказал?

– Ничего. – Маурин пожимает плечами. – Все так быстро произошло.

– Вы не слышали, как он кричал: «Сдохни, ублюдок!»?

Она фыркает:

– Думаю, такое я бы запомнила.

– Вы уверены, что не пропустили мимо ушей его слова, потому что он оттолкнул вас с дороги?

– Он ударил меня по ноге, а не по ушам, – отвечает она. – Послушайте, мне нужно работать. И я уже рассказывала об этом на той неделе своему брату.

– Брату?

– Да. – Она закатывает глаза. – Дэнни Бойлу. Ведь это он вас прислал?

Мне говорят, что Дэнни Бойл сейчас берет письменные показания под присягой и не может меня принять без предварительной записи.

– Нет, он захочет меня принять, – настаиваю я, миную секретаршу и открываю все двери поочередно, пока не обнаруживаю зал заседаний. Бойл сидит перед адвокатом с клиентом. Когда Дэнни меня замечает, у него такой вид, как будто он сейчас взорвется.

– Я немного занят, – резко бросает он.

Ко мне уже приближается секретарша.

– Я пыталась его удержать, но…

Я блаженно улыбаюсь.

– А мне кажется, что в интересах самого прокурора Бойла послушать то, что я хочу сказать, – заявляю я. – Учитывая то, что следующим моим шагом будет обращение в прессу.

Губы Бойла растягиваются в злую улыбку.

– Прошу прощения, я на одну минутку, – извиняется он перед клиентом и направляется в свой кабинет. Отпустив секретаршу, он закрывает за нами дверь. – Лучше бы это было что-то важное, Нг, потому что, клянусь, я упеку тебя за решетку, если…

– Дэнни, ты серьезно влип, – перебиваю я. – Значит, «Сдохни, ублюдок!», да?

Он пожимает плечами:

– Так она мне сказала. И подтвердила под присягой.

– А я вот что выяснил: ты разговаривал со своей сестрой и отлично знал, что Эдвард не говорил ничего даже отдаленно похожего на эти слова. И ты намеренно позволил свидетелю выступить с ложными показаниями перед присяжными. Ты, наверное, думаешь, что такое привлекающее внимание дело гарантирует голоса консерваторов и ты опять займешь свое кресло (оно даже остыть не успеет), но большинству избирателей в этой стране хочется знать, что их прокурор – честный и открытый человек, а не проныра, перекручивающий закон в угоду своим политическим амбициям.

– Девочка сама обратилась ко мне, – подчеркивает Бойл. – А не наоборот. Не меня нужно обвинять в том, что она отчаянная лгунья.

Я подхожу и упираюсь пальцем ему в грудь, хотя на голову ниже его.

– Ты когда-нибудь слышал о судебной добросовестности, Дэнни? Ты разговаривал с врачами Люка Уоррена, чтобы убедиться, что Кара на самом деле понимает прогнозы о состоянии ее отца? Ты опрашивал остальных присутствующих в палате, не кого-то из своих родственников, был ли там злой умысел или намерение? Или вы просто решили поверить на слово семнадцатилетней девочке, которая обезумела и доведена до отчаяния попыткой сохранить жизнь отца?

Я достаю из кармана телефон.

– У меня на автодозвоне газета «Юнион лидер», и завтра утром твое имя появится на развороте газет, если не поступишь так, как следует. – Потом устраиваюсь в его кресле. – Собственно, я буду сидеть здесь, пока не узнаю, что ты все исправил.

Он бросает на меня неодобрительный взгляд, подходит к письменному столу, нажимает на кнопку громкой связи, потом набирает номер. К своему удивлению, на другом конце провода я слышу не голос редактора самой большой газеты в Нью-Гэмпшире, а другой, до боли знакомый.

– Кара, – говорит Бойл, когда она отвечает по сотовому, – это Дэнни Бойл.

– Что-то случилось? – спрашивает она.

– Нет, но у меня к тебе очень важный вопрос.

Повисает молчание.

– Да. Хорошо.

– Ты солгала присяжным?

Она захлебывается потоком слов:

– Вы же сами сказали, что я должна заставить их поверить, что поступок был предумышленным, что Эдвард намеревался убить отца и в его действиях был злой умысел! Поэтому я сделала то, что должна была сделать. Я не врала, я только сказала то, что вы мне велели.

Бойл бледнеет. Если честно, смотреть на это приятно.

– Я тебе ничего такого не говорил! Ты была под присягой…

– Если говорить формально, то нет. Моя правая рука была перевязана.

– Кара, ты признаешь, что твой брат на самом деле никогда не говорил «Сдохни, ублюдок!» в палате отца?