Гнев - Амблер (Эмблер) Эрик - Страница 17

— Нет.

— Нет?

— Его предупредили, что могут быть попытки украсть важные документы.

— Что за документы?

— Что-то связанное с политикой.

— Кто его предупредил?

— Понятия не имею.

— А в какой форме пришло сообщение?

— Он получил телеграмму.

— Откуда?

— Не знаю, он ее сжег.

— Тогда он и установил прожекторы и сигнализацию… А не проще ли было поместить документы в сейфовую ячейку? Это было бы гораздо безопасней.

— Он не обсуждал со мной подобные вопросы. С какой стати?

— Когда вы встречались с Аделью в Цюрихе, ей показалось, что вы чем-то обеспокоены. Вы спросили ее, может ли полковник Арбиль получить вид на жительство во Франции. С чем это было связано?

— Просто ему, и нам обоим, было бы удобней жить во Франции.

— Удобней, но не безопасней?

— Аренда виллы заканчивалась через несколько месяцев. Ахмед еще не решил, возобновлять ее или нет. Мы подумывали, не снять ли жилье на юге у моря. Летом там лучше, чем в Цюрихе, а зимой в Шамони снег ничуть не хуже, а может, даже лучше, чем в Санкт-Морице.

— Он когда-нибудь говорил о возвращении в Ирак?

— Нет.

— Даже в случае, если там сменится власть?

— Отношение к курдам все равно будет прежним.

— Вы говорили, что в последние несколько недель, непосредственно перед смертью, полковник Арбиль не вел никакой политической деятельности. Вам известно почему?

— Нет.

— Он встречался с кем-нибудь в других местах? В Женеве, например.

— Возможно, но мне кажется, что нет.

— Случалось ли ему куда-нибудь уезжать ночью?

— Бывало.

— А в последний месяц?

— Думаю, нет.

— А как насчет последней недели?

— Нет, он болел гриппом.

— Хорошо. Расскажите мне, что случилось в ту ночь, когда он был убит.

Очевидно, Люсия специально готовилась к этому вопросу.

— Как я уже сказала, у Ахмеда был грипп. У него появились хрипы в легких, и доктор прописал антибиотики. Во время болезни я спала в другой комнате, в конце коридора, под одной из башенок.

Короткое молчание.

— Ахмед уже ходил, но еще принимал антибиотики и чувствовал себя неважно. В тот вечер он лег рано. Я немного с ним посидела. Эрнесто принес нам маленький телевизор: Ахмед хотел посмотреть какую-то передачу по «Евровидению» — примерно в половине десятого. Потом сказал, что будет спать. Я дала ему лекарство, пожелала спокойной ночи и пошла в свою комнату.

— Прожекторы в саду горели?

— Да.

— Кто запирал двери?

— Эрнесто. У него есть ключ, чтобы он мог попасть в дом рано утром. Он запирает двери каждый вечер, когда они с Марией уходят в свой коттедж.

— Что потом?

— Из-за болезни Ахмеда я несколько дней не выходила из дома, и у меня разболелась голова. Я решила, что тоже заразилась. Заварила себе настой трав, приняла таблетку аспирина и легла в постель. Было еще рано, но я уснула сразу.

— Что вас разбудило?

— Ахмед. Он кричал от боли.

— И что вы сделали?

— Я выбралась из постели и хотела идти к нему. Тут я сообразила, что прожекторы не горят. Один из них был установлен как раз напротив моей угловой комнаты. Обычно он горел так ярко, что свет проникал даже через закрытые занавески.

— А дальше?

— Я услышала, как мужской голос сердито выкрикнул: «Давай! Давай!», и Ахмед снова закричал от боли. Затем другой голос сказал что-то по-немецки, я не смогла разобрать, что именно.

— И что вы сделали?

— Ничего.

Пауза.

— Это плохо? Я очень испугалась. Пыталась не поддаваться панике. Сначала я подумала о пистолете, который купил Ахмед, но он лежал в ящике рядом с его кроватью. Я подошла к двери своей комнаты. Голоса слышалось два, но, может, там есть еще люди. И неизвестно, знают ли они о моем присутствии. В моей комнате не было телефона. Я решила тихонько пробраться вниз, к телефону. Потом один из них громко произнес: «Где? Где?», и внезапно раздался крик Ахмеда.

Люсия всхлипывает, и потом почти полминуты на ленте ничего нет. Наконец она тихо продолжает:

— Больше он не кричал. Наверное, потерял сознание.

— И что вы сделали?

Пауза.

— Застелила постель.

— Застелили постель? — Я не верю своим ушам.

— Ну да. Понимаете, я знала, где то, за чем они пришли. Я сообразила: не застав меня с Ахмедом, они решат, что он сегодня один. А когда начнут обыскивать дом и обнаружат меня, то поступят со мной так же, как с ним. Я могла спрятаться, но, увидев неубранную постель, они поймут, что я где-то поблизости, и найдут меня. Поэтому я быстро застелила постель и прибралась в комнате. На мне был спортивный костюм, а все мои вещи остались в шкафу в другой комнате. Сделать нужно было совсем не много, и все же мне казалось, что время тянулось бесконечно. Я слышала, как эти двое о чем-то спорили. Потом они замолчали, и раздались два выстрела.

— Только два?

— Тогда только два. Я сначала решила, что Ахмед сумел достать пистолет из ящика и убить их. Потом я снова услышала их голоса и поняла, что они его застрелили. Они вышли в коридор. Дальше медлить было нельзя, и я спряталась.

— Где?

— В башенке.

— Я и не знал, что там есть место. На фотографии они выглядят совершенно декоративными.

— Так оно и есть. Это деревянные каркасы, обшитые жестью, выкрашенной под камень. Но в них сделаны бойницы, как в настоящих башнях, и хозяину виллы пришло в голову установить в одной из них большой громкоговоритель и присоединить его к патефону, чтобы можно было проигрывать записи колокольного звона. Для этого ему потребовалось попасть в башню, и он прорубил отверстие в задней стенке платяного шкафа в моей комнате. Оно закрыто деревянной панелью.

— Понимаю. Так, значит, вы забрались туда?

— Прихватив с собой одежду. И хорошо, что так, потому что в башне было очень холодно. Там почти нет места — небольшая площадка не больше метра шириной и еще громкоговоритель. В бойницах, затянутых стальной сеткой, свистел ветер.

— Откуда вы знали про это место?

— Ахмед там прятал чемодан с бумагами, за которыми они охотились.

— Он сказал вам, где спрятаны бумаги?

Пауза. Она колеблется, а потом отвечает:

— Да.

— Он вам полностью доверял?

— Да.

— Что это за бумаги?

— Записи.

— И что в них? Сведения о политической деятельности?

— Там разное.

— Вы их читали?

— Они написаны на арабском.

— Так, значит, вы прятались в башне, пока те люди перерывали весь дом в поисках чемодана? Они заходили в вашу комнату?

— Да, мне было очень страшно. Я забыла спрятать пустую чашку, в которой заваривала травы. К счастью, они не обратили на нее внимания. Потом они вернулись в комнату Ахмеда. Оттуда послышался третий выстрел. Наверное, он был еще жив.

— На каком языке они говорили между собой? Возможно, это какой-то славянский язык?

— Все может быть, я не знаю.

— Как долго вы пробыли в башне?

— Долго. Точно я не могу сказать. Я почти не слышала их, когда они спустились по лестнице, и не слышала, как они ушли. Я боялась выходить из башни: а вдруг они еще там?

— Но в конце концов вы спустились и нашли полковника Арбиля мертвым?

— Да.

— Вы сказали, что когда проснулись и услышали голоса, то хотели пробраться к телефону. Кому вы собирались звонить? В полицию?

— Наверное.

— Так почему вы не позвонили туда, когда у вас появилась такая возможность?

— Ахмед был мертв, и у меня оказался чемодан с его записями. Ему полиция уже не могла никак помочь, зато могла навредить его друзьям и соратникам. Я сделала то, что хотел бы Ахмед. Я взяла чемодан и спрятала его от полиции и от убийц. Мне надо было торопиться. Я боялась, что они могут вернуться. Когда я увидела на дороге огни грузовика, я подумала, что это их машина. В аэропорту, в ожидании самолета, я пряталась в туалете. Там-то я и решила обратиться к Адели и попросить у нее помощи.

— Правильно я понимаю, что чемодан теперь в надежном месте?