Коварный обольститель - Хейер Джорджетт - Страница 19

Заметив его на галерее, она растерянно приостановилась на пороге и ойкнула от неожиданности.

Сильвестр поднял голову, глядя на нее с легким удивлением во взоре. Спустя мгновение он отложил газету в сторону и учтиво проговорил:

– Плох тот гость, кто сходит вниз раньше хозяев, не так ли? Позвольте мне придвинуть ваш стул ближе к камину! Боюсь, очаг немножко дымит, но не настолько, чтобы испортить вам настроение.

В голосе герцога прозвучали нотки едва уловимого ехидства, которые не остались незамеченными ею. Она неохотно направилась к нему по галерее, однако, усаживаясь на стул, который он к ней придвинул, сообщила:

– Когда ветер дует с северо-востока, в Остерби дымят все камины.

Сильвестр уже имел полную возможность убедиться в справедливости этого замечания на примере выделенной ему спальни и потому не стал оспаривать его, ограничившись тем, что сказал:

– В самом деле? Полагаю, у каждого дома есть свои особенности.

– Разве в вашем доме камины не дымят? – поинтересовалась она.

– Почему же? Раньше дымили, насколько я помню, но потом этот недостаток удалось устранить, – ответил он, без колебаний позабыв о том, как часто напрочь задымленный холл в Чансе буквально доводил его до исступления, вследствие чего он и поклялся заменить средневековые очаги на современные камины с колосниками.

– Какое счастье! – заметила Феба.

Воцарилась тишина. Мисс Марлоу вперила рассеянный взгляд в застекленный шкафчик в стиле «Буль»[28]; его же светлость Солфорд, не привыкший к подобному обращению, взирал на нее с растущим раздражением. Его так и подмывало вновь взяться за газету, но он удержался от соблазна, напомнив себе, что негодование, вызванное ее невежливым поведением, не может служить оправданием для пренебрежения собственными манерами. Подобно опытному учителю, пытающемуся разговорить застенчивую школьницу, он сделал попытку возобновить беседу:

– Ваш отец говорил мне, мисс Марлоу, что вы прекрасно ездите верхом.

– Неужели? – безразлично откликнулась она. – А нам он говорил, что в Хейтропе вы затмили всех.

Он окинул ее быстрым взглядом, но спустя мгновение решил, что за ее словами не кроется ничего особенного.

– Полагаю, мне нет нужды говорить вам, что такого и близко на самом деле не было.

– О да, конечно! Я охотно верю вам, – сказала девушка.

Герцог едва не подпрыгнул от неожиданности; теперь он нисколько не сомневался в том, что ее gaucherie[29] выглядит всего лишь ширмой, и ощутил, как вместе с раздражением в нем разгорается неподдельный интерес. Пожалуй, в этой маленькой провинциалочке кроется нечто большее, нежели кажется на первый взгляд, хотя ради чего она прибегла к столь злонамеренным ремаркам, он никак не мог взять в толк. Нельзя же всерьез полагать, будто она обиделась на него за то, что он не смог припомнить, когда и где танцевал с ней; или она уверена, что он просто обязан помнить всех тех ничтожных девиц, с коими воспитание обязывало его станцевать один-единственный контрданс? И отчего, дьявол ее забери, она вновь впала в равнодушное молчание? Герцог решил сменить тактику, предложив:

– Теперь ваша очередь, мисс Марлоу, выбирать новую тему для разговора!

Она оторвала взгляд от застекленного шкафчика и несколько мгновений бесстрастно созерцала лицо молодого человека.

– Я не знаю, о чем с вами говорить, – заявила Феба.

Сильвестр тоже не знал, то ли плакать ему, то ли смеяться, однако, во всяком случае, он был заинтригован и решил, что, хотя и не собирается делать предложение этой вздорной девице, было бы забавно выяснить, что именно кроется за ее странными манерами, но тут на галерее появилась леди Марлоу. Сообразив, что герцог спустился сюда первым, она заявила: он пришел слишком рано. От подобной бесцеремонности его светлость ощутил себя настолько уязвленным, что ответил:

– Вы должны винить в этом ветер, который дует с северо-востока, мадам.

Но его язвительная ремарка пропала вотще и втуне.

– Вы ошибаетесь, герцог: я нисколько не виню вас в том, что вы пришли первым. Напротив, полагаю это счастливым стечением обстоятельств! Вижу, моя дочь развлекала вас. Интересно, о чем вы разговаривали?

– Едва ли можно сказать, будто мы разговаривали о чем-либо, – откликнулся Сильвестр. – Мисс Марлоу сейчас сообщила мне, что не знает, о чем со мной можно говорить. – При этих словах он взглянул на Фебу и прочел столь яростный упрек в ее глазах, что мгновенно раскаялся и попытался свести дело к шутке: – Собственно говоря, мадам, мисс Марлоу вошла в комнату за минуту до вас, посему у нас, в сущности, не было времени для разговоров.

– Моя приемная дочь очень застенчива, – заметила леди Марлоу, метнув на Фебу выразительный взгляд, не суливший девушке ничего хорошего.

Сильвестру пришло в голову, что после секундного замешательства Феба взяла себя в руки и вовсе не показалась ему застенчивой. Вспомнилось герцогу и то, что леди Ингам назвала свою внучку необычной, и его светлость даже спросил себя, а нет ли в ней чего-либо еще, чего он попросту пока что не успел заметить. Поскольку она не пыталась привлечь его внимание и очаровать, он заключил, что ей неизвестно, с какой целью он приехал в Остерби. Следовательно, он без особой опаски может попытаться рассеять ее нелюдимость. Улыбнувшись девушке, Сильвестр сказал:

– Надеюсь в таком случае, она не окажется настолько застенчивой, чтобы отказать мне в беседе, когда мы познакомимся ближе.

Но к тому времени, как он поднялся из-за стола, его желание познакомиться с Фебой поближе развеялось без следа и ему хотелось лишь одного – под любым предлогом уехать из Остерби не позднее завтрашнего утра. Ужин показался герцогу бесконечным, он был вынужден терпеливо сносить, с одной стороны, монологи хозяйки, блиставшей непривычным красноречием, на такие животрепещущие темы, как отступничество местных священников, безупречное поведение епископа, падение современных нравов и обычаи, преобладающие в хозяйстве ее дорогого отца, а с другой – воспоминания о забавных случаях на охоте из прошлого хозяина. Поэтому на лице его светлости все отчетливее проступало выражение хмурого сатира. Еще никогда в жизни не доводилось ему сталкиваться со столь беспардонным обращением, как то, которое он ощутил в Остерби! Принимая приглашения от друзей, герцог знал, что станет одним из нескольких весьма приятных в общении гостей, с коими был хорошо знаком. Его светлость мог быть уверен, что к их услугам будет предоставлен полный набор всевозможных развлечений и забав. Охота, например, или стрельба по мишеням; если же погода испортится, всегда можно было рассчитывать на партию в вист либо бильярд, участие в театральной постановке или импровизированном балу, во время которых появится возможность напропалую флиртовать с самыми симпатичными дамами. Именно таким образом он развлекал собственных гостей: в его кругу так было принято, и ему даже в голову не приходило, будто многие из тех, кому удавалось заполучить его к себе на вечеринку, прилагали поистине титанические усилия, чтобы он остался довольным. Но, обнаружив, что оказался в Остерби единственным гостем, коему хозяин милостиво пообещал партию в вист с двумя угрюмыми деревенскими джентльменами, а хозяйка посулила несказанное наслаждение от встречи с епископом Бата и Уэллза, герцог вдруг решил – не приняв должных мер к тому, чтобы развлечь его, лорд Марлоу повинен в нарушении правил приличия.

Хозяйка принимала его светлость с таким видом, словно оказывала ему величайшее одолжение. Он презирал лесть, терпеть не мог подхалимов, не требовал для себя никаких привилегий, но, впервые столкнувшись со снисхождением, моментально ощетинился.

Предоставленная герцогу спальня оказалась непригодной для обитания из-за дыма, клубами валившего из камина; вода в большом медном кувшине для умывания была ледяной, так что камердинеру его светлости пришлось специально обращаться на кухню за горячей. В столовой старшая дочь хозяина не обменялась с ним и полудюжиной фраз; и хотя вино у лорда Марлоу было весьма недурным, поданные к столу блюда оказались непритязательными, а сам ужин – несоразмерно затянувшимся.