Казачество в Великой Смуте От Гришки Отрепьева до Михаила Романова - Широкорад Александр Борисович - Страница 30

Несколько позже запорожцы разошлись по разным польским отрядам. Несколько десятков или даже сотен запорожцев были в отряде Александра Лисовского — отпетого бандита, приговоренного в Польше к смерти. Вместе с Лисовским запорожцы осаждали Троице-Сергиев монастырь с 23 сентября 1608 г. по 12 января 1610 г. Об их участии в осаде упоминает и участник боевых действий Авраамий Палицын.

Однако в целом действия запорожцев в Смутное время практически невозможно отличить от действий польской и малороссийской шляхты, а также донских, волжских и местных «воровских» казаков.

Польский хорунжий Осип Бдило записал в своем дневнике, что поляки 11 мая 1608 г. захватили в крепости Болхов запорожца Федора Гедройца. Федор первоначально служил вору, а потом передался Василию Шуйскому. Сей казак относился к знатному литовскому княжескому роду. Эти князья правили литовскими племенами задолго до Гедимина. К роду Гедройцев принадлежал и знаменитый Довмонт — псковский князь и русский святой. Несколько десятков представителей этого рода находились на русской службе в XVIII — начале XX века.

Вот, к примеру, дикими расправами над населением в 1608 г. прославился какой-то атаман Наливайко. «Владимирский воевода Вельяминов (сторонник Лжедмитрия II. — А.Ш.) принужден был вооружиться против казаков или загонных, опустошавших Владимирский уезд. Посланный против них отряд взял в плен начальника грабителей — пана Наливайку… Весть о злодействах Наливайки дошла и до Тушина и привела в сильный гнев самозванца, который хорошо видел, как вредят казаки успеху его дела; он послал во Владимир приказ немедленно казнить Наливайку, а Сапеге, просившему освободить его, писал выговор в следующих словах: „Ты делаешь не гораздо, что о таких ворах упрашиваешь: тот вор Наливайко наших людей, которые нам, великому государю, служили, побил до смерти своими руками, дворян и детей боярских и всяких людей, мужиков и женок 93 человека. И ты бы к нам вперед за таких воров не писал и нашей царской милости им не выпрашивал; мы того вора Наливайку за его воровство велели казнить. А ты б таких воров вперед сыскивал, а сыскав, велел также казнить, чтобы такие воры нашей отчины не опустошили и христианской истинной православной крови не проливали“»[68].

Однако доказательств того, что Наливайко и его люди были запорожцами, нет. Тот же Яворницкий пишет: «…какие именно то были казаки, т. е. были ли то украинские, запорожские или какие-нибудь бродяги, принявшие имя казаков»[69].

Несколько сот донских казаков, служивших у Болотникова, разными путями попали в Тушино. Среди них были атаманы Иван Цика и Иван Заруцкий. На последнем стоит остановиться подробнее, поскольку он является, наверное, самой интересной личностью среди казачества времен Смуты.

Родом Иван Мартынович Заруцкий, по одним данным, из Тарнополя, а по другим — из Москвы. В детстве он был захвачен крымскими татарами. Иван провел несколько лет в Крыму, а затем бежал к донским казакам, у которых вскоре стал атаманом. Грамоты царевича Димитрия, отправленные на Дон, увлекли и Ивана Мартыновича. Есть сведения, что он с первым самозванцем пришел в Москву. После гибели Лжедмитрия I атаман Заруцкий вернулся на Дон, но вскоре он, теперь уже в войсках Ивана Болотникова, был вновь под столицей. Вместе с Болотниковым сидел в осаде в Туле, но потом был послан на поиски все еще не являвшегося «царя Дмитрия», во имя которого боролись осажденные. В Стародубе атаман Заруцкий нашел нового самозванца, примкнул к нему и стал близким ему человеком. Зимой, в целях собрать новые силы, Заруцкий побывал на Дону и весной 1608 г. привел в Орел 5 тысяч казаков. Тут еще раз стоит напомнить, что к числовым данным современников о величине казацких отрядов следует относиться осторожно.

Значительную часть тушинского казачества составляли воровские казаки, в основном те, кто подался в казаки уже после начала противоборства Лжедмитрия II с Василием Шуйским. Станиславский писал: «Как вор пошел из Стародуба, начал казачью службу зарайский крестьянин С Петров, с 1607–1608 г. был казаком „тульский жилец“ К Матвеев, в Тушине в казачьей станице „с бедности беспоместной“ находился бывший каширский сын боярский С.Д. Молохов. „Новоприборные“ казаки наряду с донскими и украинскими упоминаются в войске Лжедмитрия II осенью 1608 г.».

Одно из самых ценных свидетельств об источниках пополнения казачьих станиц в лагере Лжедмитрия II находится в обнаруженной Б.Н. Флорей челобитной детей боярских и посадских людей Переяславля-Залесского. В 1609 г. они «всем городом» просили самозванца защитить их от атамана «вольных» казаков (в другом документе он назван казачьим головой) Ф. Комнина, которого они обвиняли в убийствах, грабежах и приеме в свой отряд холопов переяславских дворян: «И у нас, холопей твоих, тот Федор Копнин людишек наших, полных, и докладных, и кабальных, в вольные казаки поймал сильно, и нам… твоей царские службы без людишек служити не с кем». О массовом показачении холопов и крестьян в период борьбы Василия Шуйского с Лжедмитрием II сообщает В.Н. Татищев, основываясь, по-видимому, на не дошедшем до нас источнике: «И через то (грамоты самозванца) во всех городех паки казаков из холопей и крестьян намножилось, и в каждом городе поделали своих атаманов»[70].

Служили у Лжедмитрия и Городецкие казаки. Сидел бы царь Урус-Мухаммед в Касимове и не рыпался. Но его, видимо, шайтан, а кто говорит, касимовский боярин Иван Морозов, попутал. В итоге собрал царь свою городецкую орду и зимой 1608–1609 г. поехал в Тушино к местному Димитрию. В ответ московское войско под командованием Федора Ивановича Шереметева осадило и взяло штурмом Касимов. В дальнейшем царь Урус-Мухаммед безотлучно находился при самозванце, что подтверждает его письмо Яну Сапеге.

Любопытно, что в начале 1609 г. городецкие казаки, оставшиеся после ухода «царя» в Тушино, собрали отряд и, соединившись с воровскими казаками из Алатыря, Курмыша, Ядрина, Арзамаса и Темникова, двинулись в Свияжский уезд Казанской области. Однако у Казани вышли верные Москве войска и наголову разгромили казаков.

Под стенами Троице-Сергиева монастыря сошелся целый казачий интернационал. Как писал участник осады Авраамий Палицын, по рассказам пленных выяснилось, что там были «казаки запорожские, казаки донские, волжские, северские, астраханские. И всего войска с Сапегою и с Лисовским — до тридцати тысяч, кроме черни и пленных»[71]. Городецких же казаков Палицын, видимо, упомянул в качестве татар.

В своих воспоминаниях ротмистр Николай Мархоцкий отмечал, что шляхтич Александр Лисовский командовал при осаде Троицы одной-двумя тысячами донских казаков.

Палицын писал о действиях Лисовского и его казаков в ноябре 1609 г. под стенами монастыря: «Беззаконный же Лисовский совался и туда и сюда, где бы какое зло сотворить. И повернул окаянный от того места вдоль по горе Красной к Косому Глиняному оврагу на засадных троицких людей. Бывшие там с монастырским слугою Пименом Тененевым люди стали крепко против врагов на пригорке у рва, бьясь с литовцами и казаками. Увидев же, что троицкого воинства мало, злонравный лютеранин Лисовский бросился свирепо на них, и смешались все люди вместе, и литовские, и троицкие, и был бой великий близ оврага Глиняного. Враги же, боясь засады, начали отбегать. А троицкое воинство, понемногу отходя от литовских людей, скрылось в Косой Глиняный овраг.

Александр же Лисовский хотел при отходе живым взять слугу Пимена Тененева, но Пимен обернулся к Александру и выстрелил ему из лука в лицо, в левую щеку. Свирепый Александр свалился со своего коня. Воины его полка подхватили его и отвезли в Сапегин полк. Троицкое же воинство ударило из множества орудий по ним, и тут побили много литовцев и казаков. Литовцы же, увидев это, быстро обратились в бегство врозь по Клементьевскому полю»[72].