Клич мятежников (сборник) (СИ) - Верещагин Олег Николаевич - Страница 24

   Потом губы Ника оказались совсем близко, и каким-то чудом Уилф расслышал - на английском:

   - Господь каждому... даёт... крест... по силам... не донести... не верить... Вилька... нель-зяааа...

   И тогда Уилф ослаб, оттолкнулся от замершего Ника и, со стоном упав возле высохшего тела, зарыдал, выдирая скрюченными когтями пальцев клочья чахлой травы и куски асфальта...

   ...Ник сидел рядом. Лицо у него было в крови, он то и дело длинно хлюпал носом и запрокидывал голову. Потом он поднялся - тяжело, как-то так... по частям. И сказал:

   - Пошли в порт. Наши уже туда ушли, сейчас будем грузиться и уходить. Пора уже.

   - Это мой брат, - мотнул головой Уилф. Ник кивнул:

   - Я понял.

   Он ничего не добавил - ни про сочувствие, ни чего-то ещё подобного. И Уилф был ему благодарен за это.

   - Я не могу его так оставить... - он тоже поднялся. - Помоги мне, пожалуйста...

   ...Они похоронили невесомые останки Винса Матмэна в яме - то ли воронке, то ли ещё какой-то - в десятке шагов от того места, где его нашёл Уилф. Ник посматривал на Уилфа, но тот даже ничего не стал говорить над могилой. Там, на перекрёстке улиц, откуда уже было видно воду, лежал опрокинутый памятник и, закончив зарывать - забрасывать - яму с мумией и по-прежнему спокойным и смотрящим по-доброму медвежонком, Уилф и Ник подошли - их просто понесли ноги, сами собой - к этому изваянию.

   Человек на памятнике спокойно смотрел в небо. Видно было, что фигуру просто свалили с постамента и даже не стали калечить, как часто делали. Бронзовые руки по-прежнему сжимали старый карабин незапамятных времён Гражданской. Проигранной Гражданской, вдруг отчётливо подумал Уилф и медленно перевёл взгляд на постамент. На нём, полусбитые спешными ударами, ещё видны были буквы...

Мы слишком мало ценим то, что нам даётся без усилий

Томас Пейн

   Уилф удивился, когда Ник, нагнувшись, начал с сопением поднимать статую. И бросил натужно:

   - Помоги на место поставить...

   Тогда Уилф бросился на помощь...

   ...Человек на памятнике смотрел теперь, как положено - на север, всё тем же спокойным, уверенным взглядом. Двое мальчишек, оттирая машинально руки об одежду, стояли перед ним плечом к плечу... и Уилф вдруг услышал, как Ник бормочет. По-русски, но видит бог - за последние месяцы Уилф наловчился понимать этот язык. И разобрал жаркие, странные слова, похожие на клятву... или это и была неведомая клятва? Русская клятва?

   - От героев былых времён

   Не осталось порой имён...

   Те, кто приняли смертный бой,

   Стали просто землёй и травой...

   Только грозная доблесть их

   Поселилась в сердцах живых -

   Этот Вечный Огонь,

   нам завещанный одним,

   мы в груди

   храним!

   Ник покосился на Уилфа, поймав его внимательный взгляд, смутился, но американец взял русского за плечо:

   - Говорит помедленней. Я повторю, ладно?..

   ...Солдат-конфедерат на постаменте слушал, как два мальчишеских голоса повторяют по-русски:

   - ...этот взгляд - словно Высший Суд

   Для ребят, что сейчас растут!

   И мальчишкам нельзя

   ни предать,

   ни обмануть,

   ни с пути свернуть!

* * *

   Останки попадались им ещё не раз - люди разного возраста, животные... Похоже было, что их убили, и Уилф понадеялся: может быть, Винс тоже был убит, а не умер от голода? Но тут же ужаснулся - ужаснулся неожиданно и резко, потому что увидел повешенные на заборе тела - двое... кажется, детей - и собака. Собака - золотистый ретривер - сохранилась лучше своих маленьких хозяев.

   О Господи, подумал он. Они что, убили ВСЕХ?! Всех в городе?!

   Эта мысль его почему-то ужаснула. Казалось бы, он, видевший полные трупами большие города, не мог уже переживать из-за какого-то курортного городка. Но нигде, никогда зрелище уничтожения не было столь полным, никогда и нигде не были ещё так мертвы и тихи развалины вокруг. Словно бы на иной планете, на которой вымерли люди - но вымерли не совсем, оставили после себя жуткую боль, чёрные сгустки муки, шевелящиеся в чёрных арках окон полузаваленных подвалов...

   И здесь - здесь погиб его брат. Здесь умерли остатки его надежды. Больше не было ничего. Только отомстить. Победить. Потом - добраться домой, сесть у платана и закрыть глаза навсегда. Ник прав. Он не исполнил меру своих земных забот. Пока не исполнил. Но потом...

   А тишина и смерть клубились на улицах, и даже солнечный свет был резким и неприятным, и даже то, что они с Ником почти догнали спускающихся по улице товарищей - те шли без строя - не успокаивало...

   Чтобы прогнать это ощущение, не дать себе поддаться ему, Уилф почти в отчаянье запел - мальчишеский басок, срываясь и снова обретая силу, понёс по мёртвой улице среди развалин эхо старой американской песни - песни вечной верности, которая остаётся, даже если большинство её предаёт...

   - Был мороз в то утро, когда я родился...

   Но Землёю Дикси я всегда гордился!

   Посмотри, посмотри, мой брат!

   Это Родина Дикси! Ура! Ура!

   И за право здесь жить, а потом умереть

   Право, вовсе не страшно пойти на смерть... (1.)

   1. Написанная в середине XIX века жителем Огайо Дэном Эмметтом песня "Дикси" стала официальным гимном Конфедеративных Штатов Америки в Гражданской войне США и остаётся гимном всех тех, кто противостоит так или иначе нынешнему заправляющему США "федеральному правительству" всесветных мародёров. Перевод первого куплета гимна сделан О.Верещагиным.

   Ник положил руку на плечо американца. Уилф кивнул ему мельком и продолжал петь - словно бы бросая вызов мертвечине и разору, охватившим это место...

   - Посмотри, посмотри, мой брат!

   Это Родина Дикси! Ура! Ур... - Уилф осекся. Ник перехватил оружие и прицелился, как могло показаться, в... землю. Уилф мигом позже вскинул своё и разом обвёл им, готовый открыть огонь, весь доступный сектор.

   А из одного из подвальных окон на них смотрели глаза. Большие, полные настороженности, готовой перейти в испуг, серые глаза на смутно маячащем в сумраке подземелья чумазом детском лице.

   Странным было то, что прятавшийся в подвале окликнул вооружённых парней первыми.

   - Эй, вы кто? - детский высокий голос был любопытным и опасливым.

   - Мы "серые", - отозвался Уилф радостно. И тут же подумал - неужели только этот ребёнок жив?! И ещё - хорошо хоть - кто-то!

   Глаза стали недоверчивыми:

   - Побожись, - потребовали из подвала. Ник хмыкнул. Но Уилф перекрестился и добавил:

   - Вот тебе крест, что мы "серые".

   Глаза исчезли. Ник тут же прицелился вновь... но из подвала высунулась лохматая светлая голова, потом - грязные руки в царапинах, и с лёгким пыхтением мальчишка лет восьми-девяти, одетый в плотную драную рубашку, джинсы и расхлябанные кроссовки на босу ногу. Секунду постоял у подвального окошка, потом осторожно подошёл к партизанам и обошёл вокруг них. Потрогал маленькой ладошкой подсумки, оружие - не осмелился. Постоял, вывернув шею, глядя на нашивки и шевеля губами - как большинство американских детей этого возраста, он был не очень-то грамотным и когда в школу ходил, а уж последнее-то время и вовсе... Ещё раз тронул оружие стоящих неподвижно парней. И вдруг вскинул голову - и оно расцвело, как цветок, такой неистовой надеждой и верой, таким детским счастьем, что Ник тихо ахнул, а Уилф почувствовал, что у него болит горло. Болит и окаменело. И это... это... это... Он схватился рукой за горло, чувствуя, как тает в нём тяжёлая злая боль. Не уходит, но - тает и становится горькой, травяной и спокойной, но не мертвящей, как безжизненный гладкий камень. Так он себе представлял это...

   А мальчишка круто повернулся - и бросился бегом по улице, бешено размахивая руками. Кроссовки слетели у него с ног, он чуть не упал, но лишь досадливо проскакал сколько-то смешной и дикой припрыжкой, а потом только наддал. И - закричал... Так, что Уилф и Ник вздрогнули.