Третья мировая война (сборник) - Кацура Александр Васильевич - Страница 76

Ночь пахла порохом. В прямом смысле. Старт двух боевых ракет — дело нешуточное.

Озираясь, Царапин миновал курилку — две скамьи под тентом из маскировочной сети — и остановился. Чёрные дебри янтака здесь расступались, образуя что-то вроде песчаной извилистой бухточки. А впереди, метрах в пятнадцати от Царапина, на светлом от луны песке лежал мёртвый рядовой Левша.

Некоторое время Царапин стоял неподвижно, потом пальцы его сами собой разжались, и сумки мягко упали в песок. Внезапно оглохнув или, точнее, перестав слышать зудение дизеля за спиной, он приблизился к лежащему, наклонился и осторожно тронул за плечо. Луна осветила детское лицо с остановившимися удивлённо-испуганными глазами. Нигде ни ножевой раны, ни пулевого отверстия. Просто мёртв.

И Царапин понял, что сейчас произойдёт то же самое, от чего погиб Левша, но мишенью уже будет он сам. Ровный волнистый песок и луна — промахнуться невозможно. По логике следовало забрать оружие, документы — и перебежками, не теряя ни секунды, попробовать вернуться к холму. Вместо этого он совершил нечто, казалось бы, абсолютно нелепое и бессмысленное. Старший сержант Царапин и сейчас не смог бы толком объяснить, что его заставило тогда лечь рядом с телом Левши и притвориться мёртвым. Потому что шаги он услышал лишь несколько секунд спустя.

Тихие, неторопливые, они не могли принадлежать ни офицеру, ни рядовому. Так вообще никто не ходит — что-то жуткое было в математически равных паузах между шагами. Ближе, ближе… Остановился.

Царапин перестал дышать. Кто-то стоял над ним, словно размышляя, откуда здесь взялись два мёртвых тела, когда должно быть одно. Всё стало вдруг чужим, враждебным, даже песок, на котором лежал Царапин, и возникло нестерпимое желание прижаться к мёртвому Левше.

Время оцепенело. Казалось, эти секунды никогда не истекут. Наконец песок скрипнул раз, другой, и шаги мерно зазвучали, удаляясь в сторону холма, мимо курилки. «В капонир пошёл», — со страхом понял Царапин, и пальцы сами собой сомкнулись на стволе карабина, лежащего между ним и Левшой. А тот снова остановился. Сейчас он откроет дверцу, войдёт в капонир — и…

Царапин рывком встал на колени, вскидывая карабин. Сдвоенное металлическое клацанье затвора показалось нестерпимо громким. А тот действительно стоял уже перед массивными железными воротами — высокий, чёрный, страшный, и луна бликовала на его голом черепе.

Оглушительно лопнул выстрел, приклад наспех вскинутого карабина ударил в плечо. Царапин целил между лопаток, но ствол дёрнуло, пуля ушла выше — в голову. Чёрного бросило к воротам. Падая, он нелепо извернулся всем телом, словно пытался ещё оглянуться.

Царапин тяжело поднялся с колен и, держа карабин наперевес, двинулся к лежащему. Но, сделав несколько шагов, он вспомнил, что тот — только что — точно так же шёл к капониру, шёл спокойно, уверенный в собственной безопасности, не зная, что сзади человек, которого он счёл мёртвым, уже послал карабин к плечу. Царапин ощутил позвоночником чей-то снайперский — поверх прицела — взгляд и, вскрикнув, метнулся в сторону. Вздымая песок, упал за курилкой, замер. Выждав, снова поднялся на колени и без стука положил ствол на доску скамейки.

Прошло пять секунд, десять, потом раздалось негромкое «пафф…», — и там, где недавно лежал Царапин, вспыхнул и опал бледно-фиолетовый пузырь света. Голова и плечи Левши исчезли, как откушенные, ноги почернели, по ним забегали синеватые язычки пламени.

Царапин ждал. Он не чувствовал уже ни волнения, ни боязни — ничего, кроме ненависти к тем, кто творил на его глазах страшное и непонятное. И наконец — вот оно! Из зарослей янтака бесшумно, как привидение, поднялся и выпрямился в лунном свете второй — такой же высокий и чёрный. Царапин ошибся. То, что он принимал за лысый череп, оказалось плотно облегающей голову противогазной маской, непривычной на вид — без хобота, с уродливым респиратором и линзообразными круглыми окошками.

Царапин задержал дыхание и, как в тире, аккуратно, с упора, вдолбил ему заряд точно в середину груди. Тот ещё падал, медленно сламываясь в поясе, когда у ворот сухо, один за другим, треснули два пистолетных выстрела. Это палил из «макарова» выбежавший на звуки стрельбы лейтенант Акимушкин.

Царапин перепрыгнул через скамейку, пистолет в руке Акимушкина дёрнулся в его сторону, но, к счастью, лейтенант вовремя узнал своего оператора.

И вот тут она выскочила из зарослей. Петров не соврал — тварь действительно была очень похожа на огромную фалангу — мохнатый отвратительный паук с полуметровым размахом лап. Царапин успел выставить ногу, и металлически поблёскивающие челюсти со скрипом вонзились в каблук. Царапин в ужасе топтал её, пинал свободной ногой, бил прикладом, но хватка была мёртвой. Наконец он изловчился и, уперев ей в прочную гладкую спину штык, нажал на спусковой крючок. Грохот, визг, в лицо ударило песком — хорошо, что хоть зажмуриться догадался… Возле ног выбило хорошую яму, а фалангу разнесло на две части, большая из которых конвульсивно ползла по кругу, упираясь тремя уцелевшими лапами.

Сзади раздался предупреждающий крик лейтенанта. Сержант обернулся и увидел, что прямо в лицо ему летит вторая такая же тварь. Он отбил её на песок штыком и расстрелял в упор.

Выставив перед собой карабин и не сводя глаз с чёрных спутанных джунглей янтака, Царапин пятился до тех пор, пока не поравнялся с Акимушкиным. Теперь они стояли спиной к спине.

— Где Левша? — отрывисто спросил лейтенант.

Царапин молча ткнул подбородком туда, где догорало то, что осталось от рядового Левши.

Акимушкин взглянул — и, вытянув шею, подался вперёд.

— Кто это? — Голос лейтенанта упал до сдавленного шёпота. Глаза выкатились и остекленели. — Царапин, что они с ним сделали?..

— Жоголева предупредить надо, — хрипло сказал Царапин. — И «Управление» тоже…

Вместо ответа лейтенант, скрипнув зубами, вскинул пистолет. Третья «фаланга», подброшенная пулей, в туче песка метнулась в заросли. И сейчас же в отдалении послышался ещё один выстрел, затем второй, третий. Это вступила в бой шестая пусковая установка, расчёт лейтенанта Жоголева.

— Предупредили!.. — Акимушкин злобно выругался и тут только заметил лежащего. — Он что, сюда шёл?.. В капонир?

Царапин молча кивнул. «Сейчас я подойду к нему, — угрюмо думал он. — Подойду и сорву с него эту идиотскую маску. Просто посмотреть, какое лицо должно быть у сволочи, которая могла убить Левшу…»

Лейтенант опередил его.

— Кто они хоть такие? — И, не дожидаясь ответа, шагнул к тёмному распростёртому навзничь телу.

Царапин видел, как Акимушкин наклонился, всмотрелся и вдруг, издав нечленораздельный вскрик, отпрянул.

«Здорово же я его изуродовал, — мелькнуло у Царапина. — Полчерепа точно снёс…»

Он подошёл к лежащему, присел на корточки, положив карабин на колени, взялся за респиратор — и тут же отдёрнул руку. За какие-нибудь доли секунды он понял всё.

Он ошибся дважды. Это была не маска. Это было лицо. Страшное. Нечеловеческое.

На Царапина смотрели мёртвые линзообразные глаза с вертикальными кошачьими зрачками, а то, что он принимал за причудливый респиратор, оказалось уродливыми челюстями, вернее — жвалами, потому что они, судя по всему, двигались не в вертикальной плоскости, а как у насекомых — в горизонтальной.

— Ты видишь?.. Ты видишь?.. — захлёбывался Акимушкин, тыча стволом пистолета в лежащего. — Царапин, ты видишь?..

Они чуть было не прозевали незаметно подкравшуюся «фалангу» — скорее всего ту самую, третью, потому что у неё недоставало двух лап, видимо, отхваченных пулей из лейтенантского «макарова». Они расстреляли её в клочья, потратив в два раза больше патронов, чем требовалось.

На шестой пусковой прозвучали два выстрела подряд.

— До-ло-жить!.. — низким чужим голосом выговорил Акимушкин. — Немедленно обо всём до-ло-жить!..

Его сотрясала дрожь. Он боком пошёл к воротам, словно опасаясь повернуться к лежащему спиной.