Роковой поцелуй - Хейер Джорджетт - Страница 11

Остаток дня миновал тихо и спокойно; спать они легли пораньше, чтобы с раннего утра двинуться в путь.

Изучив «Справочник путешественника», мисс Тавернер уверилась: оставшуюся часть пути покрыть за один день им не удастся. И напрасно Перегрин возражал, что, выехав в восемь утра, они достигнут Лондона не позднее девяти вечера. Мисс Тавернер не склонна была полагаться на его расчеты. Почтовые лошади могли, конечно, как он утверждал, делать по девять миль в час, но брат совершенно не учитывал время на то, чтобы сменить их, или на остановки у дорожных застав, либо иные задержки, с которыми они наверняка столкнутся в пути. Она не имела ни малейшего желания провести в карете двенадцать часов подряд, равно как и прибыть в Лондон после полуночи. В конце концов Перегрин скрепя сердце вынужден был сдаться.

Однако к тому времени, как они достигли Стивенейджа – вскоре после трех пополудни на следующий день, – ему настолько наскучило сидеть в карете, что он с радостью вышел из нее у гостиницы «Лебедь», чтобы размять ноги, заказать ужин и ночлег для них обоих.

На другое утро, сразу же после завтрака, брат и сестра вновь двинулись в путь. Им оставалось покрыть всего лишь тридцать одну милю, и теперь, когда с каждым мгновением Лондон становился все ближе, обоим уже хотелось приехать как можно скорее, поэтому они с нетерпением высматривали путеводные знаки с историческими вехами.

Последней их остановкой стал Барнет, и здесь они наконец почувствовали, что до Лондона осталось рукой подать. Город бурлил жизнью, поскольку именно в нем пересекались Хоулихед-роуд и Большой Северный путь[20]. Тут было великое множество гостиниц и два огромных постоялых двора, предназначенных исключительно для обслуживания почтовых дилижансов. В меньшем из двух, «Красном льве», останавливались те, кто ехал на север, тогда как второй, «Зеленый человек»[21], расположенный в самом центре городка и готовый предложить своим постояльцам на выбор любую из двадцати шести сменных упряжек с одиннадцатью форейторами, был занят теми, кто двигался на юг.

Соперничество между ними доходило до крайностей; поговаривали, будто их хозяева нередко попросту перехватывали частные кареты, силой заставляя менять лошадей в своей гостинице.

В том, что это не досужие вымыслы, наши путники уверились после того, как навстречу их экипажу выбежали конюхи и отвели их на просторный конный двор. Здесь Перегрину незамедлительно предложили стакан шерри, а его сестре – сэндвичи, что было одним из преимуществ «Зеленого человека» по сравнению с «Красным львом», – постояльцы первого могли рассчитывать на бесплатно предоставляемые им выпивку и закуску.

На то, чтобы сменить лошадей, ушло не более двух минут; двое форейторов сбросили с плеч плащи, надетые поверх синих мундиров, дабы не испачкать их, и прыгнули в седла; не успели путники перевести дух, как постоялый двор остался позади, и они вновь покатили по направлению к Лондону.

Еще через две мили брат и сестра прибыли в деревушку Уэтстоун, где размещалась дорожная застава, за которой начиналась пустошь Финчли-Коммон.

Уже одно название этого знаменитого тракта, пользующегося дурной славой, навевало тревожные мысли, но в столь погожий октябрьский день он встретил их вполне дружелюбно. Из засады не выскочили разбойники в масках, чтобы остановить их карету; они не встретили ничего, что могло бы напугать их, не считая дорожной кареты, раскрашенной во все цвета радуги; очень скоро им удалось достигнуть деревушки Ист-Энд, и те ужасы, которые таила в себе пустошь, благополучно остались позади.

Из Хайгейта[22] им впервые открылся вид на Лондон. Когда карета одолела подъем и начала спускаться вниз по южному склону, зачарованному взору мисс Тавернер предстал поистине величественный пейзаж. В небо стремились шпили, вдали серебром блестела лента Темзы, а внизу, в туманной дымке солнечного света, теснились многочисленные здания, о которых она столько слышала. Девушка не могла оторвать глаз от представшего ей зрелища, равно как и поверить в то, что наконец-то прибыла в город своей давней мечты.

Дорога вела вниз, и вскоре город скрылся из виду, а они выехали на тракт Холлоуэй-роуд, что в гордом одиночестве петлял меж холмами, спускаясь все ниже, пока не привел их в Айлингтон-Спа. Деревушка оказалась очаровательной; в самом ее центре, на зеленой лужайке, росли высоченные вязы, неподалеку раскинулся сельский пруд для отбившихся от стада коров и овец, а вдоль тракта расположились несколько гостиниц.

Но вот путники миновали последнюю дорожную заставу, вручив сторожу подорожную, и карета запрыгала на камнях булыжной мостовой между вереницами домов.

Казалось, вид за окном меняется ежесекундно. Мисс Тавернер пыталась прочесть названия улиц, по которым они ехали, однако ее внимание рассеялось, она хотела охватить взглядом все сразу и поняла, что голова у нее идет кругом. Лондон поражал размерами и суетой.

Похоже, они едут по улицам уже целую вечность; однако наконец карета остановилась. Подавшись вперед, мисс Тавернер увидела, что по обеим сторонам улицы, где они очутились, высятся элегантные особняки, да и сама она выглядит ухоженной и сытой, в отличие от многих из тех, по которым они приехали сюда.

Но вот дверца кареты распахнулась, на землю опустилась лесенка, и еще через минуту мисс Тавернер стояла в фойе гостиницы «Гриллон».

Очень скоро выяснилось: мистер Фитцджон дал Перегрину весьма дельный совет. Гостиница предлагала своим постояльцам все, чего только могла пожелать душа в смысле комфорта. Спальни, салоны, гостиные, мебель и обстановка – на всем лежала печать отменного вкуса. Мисс Тавернер, усомнившаяся было в том, что они поступили мудро, последовав совету незнакомого молодого джентльмена, осталась вполне удовлетворена увиденным. Осматривать простыни в «Гриллоне» не пришлось.

Первое, чем следовало заняться, – проследить за тем, как будут распакованы ее баулы и сундуки, а потом и разложена одежда; затем – потянуть за шнурок колокольчика, вызывая служанку, и заказать горячую воду.

Направляясь через анфиладу салонов к лестнице, она обратила внимание на некоторых других гостей, остановившихся в гостинице. Среди них был джентльмен в облегающих панталонах, читавший газету, две дамы в платьях из прозрачного муслина, разговаривавшие у окна, и величественная вдова в тюрбане, окинувшая мисс Тавернер столь высокомерным взглядом, что той показалось, будто шляпка ее сбилась набок, а наряд безнадежно измялся после долгого сидения в карете.

К обеду Джудит надела свое лучшее платье, однако, глядя на себя в зеркало, всерьез опасалась, что наряд выглядит недостаточно изысканным для столь модной гостиницы. Но, по крайней мере, ее жемчуга по-прежнему оставались несравненными. Девушка защелкнула нитку на шее, натянула на руки пару шелковых митенок[23] и присела в ожидании Перегрина.

Обед подавали в шесть, что для Джудит было очень поздно. Однако Перегрин, успевший завязать разговор с несколькими постояльцами, пока сестра распаковывала вещи, и сумевший раздобыть кое-какие небесполезные сведения, заверил ее: это не так, а, напротив, – старомодно рано.

Сам же Перегрин буквально места не находил себе от возбуждения. Голубые глаза его сияли, а дурное настроение как рукой сняло. Он уже хотел немедленно вскочить и бежать куда-то сломя голову и даже попытался уговорить Джудит отправиться с ним на спектакль после обеда. Она отказалась, но заявила, что он может пойти туда один, чтобы не чувствовать себя привязанным к ее юбке. Что до нее самой – она очень устала и отправится в постель при первой же возможности.

Перегрин ушел, и Джудит не видела брата до следующего утра, когда они встретились за завтраком. Он побывал в Ковент-Гардене[24], куда ходил посмотреть на Кембла[25]. Перегрин сохранил для сестры театральную программу и дьявольски сожалел о том, что ее не было с ним, ведь тогда она получила бы несравненное удовольствие. Огромный театр, лож – не сосчитать, все завешанные портьерами, снизу их поддерживают пилястры, а уж партер-то какой просторный! Он даже приблизительно не может сказать, сколько там горело свечей: зрительный зал буквально купался в их свете; что же касается публики, то ему еще никогда не приходилось видеть стольких пышно разодетых людей сразу, да еще вооруженных лорнетами и моноклями!