Запоздалый приговор - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 21

В начале августа произошли два события, которые самым безжалостным образом разрушили Риммины планы: она не прошла по конкурсу в театральное училище имени Щепкина и не дозвонилась до Виктора. Трудно сказать, какое именно из этих событий повлияло на ее состояние в большей степени.

В какой-то умной книге Римма однажды прочитала, что «нет хуже разочарования, чем резкая и внезапная перемена». Именно в таком душевном состоянии она теперь и пребывала. Когда она уезжала в Москву, ей и в голову не могло прийти, что все так может обернуться. Не попадет, к примеру, в театралку, так хоть созвонится с Виктором, встретится. Он, кстати, обещал и с поступлением помочь, да и вообще надежды и расчеты были самые радужные и оптимистичные. А вышло все, по всем пунктам, совершенно не так. Римма чувствовала себя пушкинской бабкой, сидящей у разбитого корыта.

Началось все со звонка. Она, как только приехала, позвонила по оставленному Виктором номеру, но ей ответили, что таковой здесь уже не проживает, а куда переехал — неизвестно. Это было первое разочарование, первый удар, и, возможно, это обстоятельство сыграло не последнюю роль в том, что она где-то недотянула, в чем-то оплошала перед экзаменационной комиссией. А в итоге: рухнувшие мечты на встречу с любимым и полное фиаско в театральном.

Римма была совершенно опустошена. В состоянии, далеком от реального восприятия окружающего, она вышла из учебного корпуса училища, где узнала решение комиссии, и отправилась к Светлане. Больше идти ей было не к кому.

Подруга перебралась в Москву сразу после выпускного вечера и, надо заметить, устроилась довольно прилично. Тетка, двадцать лет назад уехавшая в Москву и удачно вышедшая замуж, перебралась в Чертаново, а племяннице оставила во временное пользование комнату в коммуналке. Так что с жилищным вопросом проблем не возникло. А поскольку на поступление в вуз не претендовала, то место официантки в кафе ее вполне устроило. Кафе было рядом с Рижским вокзалом и называлось «Шашлычная».

Римма вошла в кафе в первой половине дня. Посетителей почти не было: два типа пили в уголке пиво и негромко разговаривали, пожилой, прилично одетый мужчина ел фирменное блюдо.

Чернявый парень, стоявший за стойкой, расплылся в приветственной улыбке:

— Какой гость! Риммочка, давно тебя не было!

— Здравствуй, Назим. — Она слабо улыбнулась в ответ, подошла к стойке. — Некогда было. Экзамены, сам понимаешь.

Парень приподнял обе руки, мол, дело серьезное, как не понять. Живо поинтересовался:

— И как, успешно? — Римма отрицательно качнула головой, и он участливо заметил: — То-то я смотрю, грустная ты сегодня…

Светка уже выглядывала из подсобного помещения.

— Ну, докладывай! — НО, посмотрев на Римму, вытянула вперед руку: — Нет, не надо. И так все ясно. Не взяли?

— Не прошла, — вздохнула Римма и повторила: — Не про-шла.

— Вот гады! — искренне возмутилась Светлана. — Нет, ты скажи, Назим, как можно было ее в театральный не взять?!

Назим в согласном недоумении поджал губы, выкатил глаза.

— Такую красивую девушку в актрисы не брать?! — сказал нараспев, прицокнув языком, но видно, что без издевки. — Пускай за меня замуж идет, я возьму. — Улыбнулся, вновь показывая ровный ряд белых зубов.

— Да ну тебя! — отмахнулась от него Светка, откинула крышку стойки. — Заходи, Римка. — И, уже обращаясь к Назиму, бросила: — Ты у нас, конечно, красавчик, но мы ей другого жениха найдем.

Парень хмыкнул, ничего не сказал. За все время, пока Римма жила в Москве (разумеется, у лучшей подруги), готовилась и сдавала экзамены, она три или четыре раза заходила к Светлане на работу, и с Назимом у них как-то сразу сложились приятельские отношения. Он не был заносчив, интересовался ее увлечениями и будущей профессией, не пытался приставать, так, легкий флирт и дружеские шутки, но это не в счет. Для молодого приезжего азербайджанца он вел себя, по мнению Риммы, воспитанно, по поводу кавказцев она уже имела некоторый опыт, так что сравнение сделать было нетрудно.

— И что теперь будем с тобой делать? — со значением проговорила Светка, усаживаясь у ящиков с напитками на стульчик и пододвигая подруге другой. Она раскурила сигарету, выпустила в потолок струю дыма. — Я так понимаю, домой тебе возвращаться неохота. И родители жизни не дадут, и делать там нечего. А еще соседи начнут обсуждать: не поступила Кравцова, провалилась, тоже мне актриса выискалась. Что, не так?

— Так, — Римма согласно кивнула.

Светка продолжала рассуждать о мелочности натур их дорогих земляков, а она тем временем осматривалась. В этой отгороженной части кафе, которая служила и складом, и кухней одновременно, было в общем-то просторно. Имелась даже маленькая комнатка, назначения которой Римма не знала. Если бы еще убрать ящики с пивом и колой, то свободно поместился бы еще один, даже два огромных холодильника. Но она, конечно, вслух свои соображения не высказала.

— Ты вообще-то меня слушаешь? — вдруг спросила Светлана, оставив тему о примитивности конаковских парней незаконченной.

— Конечно! — быстро уверила ее Римма и для убедительности высказалась: — Не нужно, Свет, всех людей под одну гребенку. Везде есть и хорошие, и плохие.

Светка выпустила очередную струю дыма.

— Согласна: в семье не без урода. Вот только в какой семье?

— Может, хватит о всякой ерунде? — Римма распустила собранные в хвост волосы, они золотистой волной рассыпались по плечам и спине. — Мне сейчас не до этого, честно. — Она прислонила затылок к стене, прикрыла веки, но вытянутые к коленям руки оставались напряжены.

— У меня вот какое предложение, — начала Светка, уже совершенно уверенная, что подруга ее слушает, и кратко изложила свой план: — Ты остаешься в Москве, естественно, живешь у меня, поступаешь на работу в нашу «Шашлычную», параллельно готовишься к экзаменам и на следующий год повторяешь свой подвиг. Ну как, здорово я придумала?

— Здорово, — без особого энтузиазма отозвалась Римма, но глаза все же открыла. — А что я скажу родителям?

— Так и скажешь, как есть, — тотчас нашлась Светлана и бодро, четко продекламировала: — Лучше горькая правда, чем сладкая ложь! — Затем уже обычным тоном: — А в твоей правде и горького-то совсем ничего. Самая маленькая капелька.

— Но к экзаменам можно готовиться и дома, — попробовала возразить Римма.

— А зарабатывать трудовую копейку честным пролетарским путем?

— Ее можно зарабатывать и у нас.

Подруга начинала колебаться, Светка это заметила, поднажала:

— Но у нас ты вряд ли встретишься со своим москвичом.

Последний аргумент подействовал. Римма оторвалась от стены, придвинулась к подруге. Глаза, лицо начали оживать.

— Допустим… допустим, я останусь. Но надеяться на случайную встречу, мне кажется, просто глупо. А у меня ни телефона, ни адреса. Ни-че-го…

— Так ведь не в джунглях живем!

— Москва… — Римма повертела головой, словно сквозь стены кафе можно было разглядеть город, — это и есть джунгли.

— Но зато какие! — Светка закатила глаза. — Оставайся, Римм. Вместе веселее будет. А не отыщется твой, мы тебе другого найдем, еще лучше.

Римма хотела сказать, что другого такого уже не будет, но промолчала. Вместо этого решила испробовать еще один аргумент «против». Так, для самоочищения совести.

— А с чего ты взяла, что меня к вам так запросто возьмут?

Светлана уже поняла, что подругу она убедила. Достала новую сигарету.

— Алек сам вчера говорил, что второго официанта брать надо. Днем еще куда ни шло, а вечером я физически не успеваю всех обслуживать. — Она помолчала и для вескости добавила: — А ты не со стороны. Я за тебя поручиться могу, и Назим тебя знает. — Потом, окинув Римму оценивающим взглядом, как будто видела ее впервые, закончила: — Да Алек и сам другую не возьмет, когда тебя увидит.

Алекум Артурович Гусейнов, для своих просто Алек, перебрался в Москву пять лет назад и за это время успел довольно прочно обосноваться в столице, перевезти семью — жену, двух дочерей и младшего брата — и обрасти нужными знакомствами. На родине, в Азербайджане, оставались еще престарелые родители и старшая сестра, так и не вышедшая замуж, но они наотрез отказались переезжать, мотивируя свое решение возрастом и могилами предков. Алекум же на могилы и красоты родного Каспия наплевал и ринулся, подобно многим своим землякам, искать лучшей жизни. Москва вполне подходила для осуществления его замыслов, и Алекум Гусейнов ни разу не пожалел, что выбрал именно этот большой и красивый город, в котором деньги лежали буквально под ногами, нужно было лишь не полениться нагнуться и поднять их. Местные же, по его выводам, отличались удивительной ленью и тупоголовостью, что создавало для его деятельной натуры исключительно благоприятные условия.