Завоеватель сердец - Хейер Джорджетт - Страница 17

Воины Сингуэлица, по-прежнему державшиеся в стороне до тех пор, пока не угас запал первой стычки, в нужный момент устремились вперед и атаковали фланг мятежников. Они смешались с войсками герцога; вновь и вновь их яростный боевой клич «Тюри!» заглушал крики «С нами Бог!» вкупе с оглушительным ревом «Монжуа!», доносившимся из рядов французов.

Первым поле боя покинул Ранульф, виконт Бессен. Завалы из тел убитых становились все выше, войска герцога напирали, тесня мятежников, и он, дрогнув, пал духом. Похоже, смуглое лицо Вильгельма являлось ему в кошмарных снах, не давая покоя. Ранульф сражался отчаянно, однако, когда от руки герцога пал Ардрез, его любимый вассал, виконта охватил ужас. Издав душераздирающий вопль, он отшвырнул щит с копьем и, словно безумный, поскакал верхом прочь, низко пригнувшись к шее лошади, пришпоривая ее все сильнее и сильнее, пока не скрылся из глаз.

Герцог, гарцевавший на коне рядом с Раулем и выбравшийся из гущи утихающего сражения, вдруг рассмеялся. Рауль непроизвольно вздрогнул: звук смеха сюзерена привел его в чувство. Он со всхлипом втянул в себя воздух, и красная пелена спала с его глаз; юноша с ужасом взглянул на человека, способного смеяться в разгар кровавого пиршества.

А герцог клинком своего окровавленного меча указывал на удаляющуюся фигурку Ранульфа.

– Клянусь распятием! Он похож на гуся с вытянутой шеей! – сказал Вильгельм, бросив на Рауля веселый взгляд.

Юноша, наконец расслабившись, зашелся истерическим смехом. Рауль смеялся и не мог остановиться, пока конь герцога не двинулся вперед, и только тогда он взял себя в руки и, покусывая губы, поехал следом за ним. Оказалось, Рауль весь дрожит, как в лихорадке. Лишь сейчас, когда бой для него закончился, юноша впервые почувствовал запах крови, и его едва не стошнило.

Вслед за Ранульфом в окружении остатков своих людей последовал и Ги Бургундский, который на ходу пытался замотать шарфом окровавленную руку.

Из всех вождей мятежников лишь один Неель де Сен-Совер дрался с каким-то угрюмым ожесточением. Зубастый Хамон остался лежать бездыханным на поле брани, раскинув в стороны руки и ноги там же, где и упал. Это он убил вторую лошадь под королем, но, едва Генрих успел спрыгнуть с седла, как уже сам Хамон рухнул оземь, пронзенный копьем нормандского рыцаря.

– Страсть господня, рядом со мной найдется местечко для такого человека! – воскликнул герцог, горящим взглядом наблюдая за непобедимой фигурой, упорно сражающейся под небесно-голубым стягом.

Меанс уже вышел из берегов; вниз по течению плыли горы трупов. Мужчины, откинув в сторону щиты и копья, друг за другом бросались к реке: одни – для того чтобы переправиться на другой берег, другие – чтобы бесславно утонуть в покрасневшей от крови воде. Но вот наконец и виконт Котантен вынужден был отступить. Он вышел из боя, криками сзывая своих людей под собственный штандарт, и поехал прочь, сохраняя боевой порядок даже при ретираде[16].

Кое-кто из нормандских и французских рыцарей уже готов был броситься за ним в погоню, чтобы догнать и убить. Но герцог, привстав на стременах, проревел:

– Стойте! Я запрещаю вам преследовать его! Пусть он уходит.

«Слава богу, что хоть кто-то остался жив», – подумал Рауль, стараясь не смотреть на тело, лежавшее у его ног. Однако труп непреодолимо притягивал взгляд юноши. Когда-то убитый был мужчиной с лицом, созданным для смеха или плача. Вот только теперь оно исчезло, превратившись в кровавое месиво под копытами коней, промчавшихся по нему.

Герцог заметил, что внимание Рауля приковано к чему-то, и проследил за его взглядом. Брови Вильгельма вздрогнули, и это стало единственным проявлением эмоций с его стороны, причем непонятно, жалость то была или отвращение.

– Едем! – не оборачиваясь, коротко бросил он и поехал навстречу королю.

А Генрих, раскрасневшись, запыхался.

– Клянусь Богом, вы неподражаемы, кузен! – воскликнул он после того, как герцог отдал ему честь. – Славная была сеча, Нормандец. Отныне ваш меч потерял свою девственную чистоту!

Герцог вытер свой клинок концом порванной мантии.

– Да, он вволю напился крови, – подтвердил Вильгельм.

Генрих снял шлем и провел рукой по раскрасневшемуся лицу.

– У меня есть для вас работа, Нормандец! – сказал он.

– Я – вассал Вашего Величества, – чопорно отозвался Вильгельм.

– Мы поговорим об этом после того, как отдохнем, – пообещал король. – Святые угодники, я буквально умираю от жажды!

– С вашего позволения, сир, у меня нет времени на отдых, – сказал герцог.

Король в изумлении уставился на него.

– Господи милосердный, неужели вам все еще мало?

– Я должен выкурить лисицу из ее норы, – ответил Вильгельм. – Ги Бургундский наверняка бежал в свою берлогу в Брийоне. Мне хотелось бы закончить начатое, сир. – Он улыбнулся графу Роберту Э, который как раз верхом приблизился к ним. – Поедешь со мной, Роберт?

– С тобой – хоть к черту в зубы, – бесшабашно отозвался граф. – Но мы должны во что бы то ни стало отрезать Бургундца от его припасов и путей снабжения. Начало хорошее, но и конец должен быть не хуже. – Роберт поманил Хуберта де Харкорта, приглашая того выехать вперед. – Кузен, вот у него есть пленник, которого ты с превеликой радостью закуешь в кандалы.

Хуберт снял шлем, обнажая потное лицо и налитые кровью глаза.

– Милорд герцог, это – предатель Гримбо, – сказал он, и Рауль улыбнулся, расслышав нотки уважения в грубовато-добродушном голосе отца.

– Ха! Неужели? – вскричал Вильгельм. – Пусть Гуго де Гурней отвезет его в кандалах в Руан. – Кивнув в знак благодарности Хуберту, герцог жизнерадостно заявил: – Ваша семья хорошо служит мне. Можете быть покойны, я этого не забуду. – Вновь повернувшись к королю, он поднес к шлему ладонь. – Прошу позволения удалиться, сир. Когда я закончу свою работу, позовите меня, и я немедленно явлюсь по первому же вашему требованию. Рауль, за мной! – Развернув коня, герцог направился к своей армии.

Хуберт, уставившись ему вслед, раздувал щеки; затем, пробормотав «Вот и славно!», он шлепнул ладонью по шее своего взмыленного жеребца и помчался галопом вслед за Вильгельмом, со смехом добавив:

– Мы снова в деле! Вперед, за нашим герцогом, который любит драться!

Граф Э, скакавший на коне рядом, рассмеялся и сказал:

– Ты действительно так думаешь, старый бойцовый пес?

– Вот тебе истинный крест! – отозвался Хуберт.

Король Франции остался на месте, задумчиво поглаживая бородку.

– А ты и впрямь горячий малый, – пробормотал он. – Да, ты горяч, но разум твой холоден, клянусь честью! Можешь не сомневаться, я призову тебя, Нормандец; можешь не сомневаться. – Он заметил, что на него в растерянности смотрит Сен-Поль. – Как, вы еще здесь, граф? Что скажете? Удастся ли мне стравить Нормандию с Анжу? – И король беззвучно рассмеялся.

Сен-Поль, тугодум от природы, напряженно размышлял.

– Это породит вражду между ними, – сказал он наконец. – Жоффруа Мартель – мстительная личность.

– Да, а почему нет? – резко бросил король. – Пусть нормандский волк поможет мне затравить анжуйского лиса. Держу пари, в этом человеке сокрыт холодный дьявол. А потом пусть лис открывает охоту на волка, чтобы тот не стал слишком велик. – Заметив, что Сен-Поль пребывает в явной растерянности, Его Величество потянул графа за мантию. – Послушайте, граф, мне не нужен могущественный волк у себя на границе.

В конце концов они выкурили бургундского лиса из его норы, но сделать это удалось далеко не так легко и просто, как рассчитывали. Хотя донжон в Брийоне и не был выстроен на вершине горы, но оттого оказался не менее надежным убежищем. Его квадратная приземистая постройка стояла на самой стремнине острова, охраняя оба протока реки Риль. Герцог, прибыв на место, нахмурился и, прикусив крепкими белыми зубами ремень плетки, отдал несколько коротких распоряжений. В скором времени осажденные уже рассматривали сквозь бойницы две деревянные башни, возведенные одна – к востоку, а другая – к западу от донжона. Сам же Вильгельм встал лагерем на обоих берегах с явным намерением уморить кузена голодом.