Смерти вопреки. Реальная история человека и собаки на войне и в концлагере - Вайнтрауб Роберт - Страница 66

Пожалуй, самой тяжелой пыткой было дразнящее присутствие цивилизации. Из лагерных окон виднелось неоновое сияние центра Сингапура, который находился настолько близко, что можно было почти ощутить запах джина и услышать звуки музыки. Военнопленным казалось, что войны нет, или что, по меньшей мере, если война и была, то в ней японцы одерживают легкие победы. На расстоянии ночной город выглядел, в общем, таким же, каким он был при британском господстве. Близость удовольствий в Городе львов напоминала пленным о том, что они потеряли – и вряд ли снова обретут. И люди считали нечестным, что жизнь проходит мимо них. Один из пленных сравнил это положение с положением женщины, которая снова выходит замуж до того, как ее первый муж «умер по-настоящему».

Поэтому когда поползли слухи о том, что большинство пленных собираются снова отправить на Суматру, это не сочли плохой новостью. В какой-то неведомой части Суматры затевалось нечто особенное, что-то касающееся сбора урожая фруктов и зерновых. В путь должны были отправить только наиболее сильных и приспособленных, тех, кто пройдет проверку и докажет, что все еще находится в приличной физической форме.

Впрочем, проверка оказалась фарсом. Пленных построили по десять человек на одном конце лагеря. Затем они промаршировали под угрозой штыков на другой конец. Все, кто проделал этот маршрут, не упав, были сочтены годными для отправки на Суматру. Проверку прошли все, кроме совсем уж больных.

Но им предстояла еще одна, более унизительная процедура. На автофургоне приехали пара японских врачей и пара японских медсестер, которые провели массовую проверку на дизентерию. Каждый пленный должен был спустить шорты, нагнуться и позволить медсестре вставить в анальный проход стеклянную трубку длиной более двадцати сантиметров. Ни одного пленного, не подходящего для отправки в новое путешествие, в результате этих манипуляций не нашли, несмотря на то что у значительного большинства была, по меньшей мере, легкая форма дизентерии.

Пленных пешим строем провели через Сингапур в гавань Кеппел, которую менее чем 30 месяцев назад столь многие из них покинули в отчаянной попытке бежать от войны. И вот они снова оказались там, превратившись из отчаявшихся в просто бесчувственных людей. Никого из них больше не беспокоили унизительное шествие по городу, враждебные взгляды толпы или охранники, отгонявшие пленных ружейными прикладами. Но несколько китайцев тайком показали пленным знаки «V означает победу»[8], и многие сообразительные пленные поняли смысл этого жеста: война идет для японцев хуже, чем они хвастаются.

Конечно, перспектива снова оказаться в море не могла не тревожить пленных. Очень многим из них довелось – и не раз – спасаться с тонущих судов в тех самых водах, по которым им предстояло теперь вернуться на Суматру. Даже те, кто, как Джуди, издавна служил в ВМФ, должны были бояться плавания после недавних испытаний на просторах океана. Для переправы на Суматру выбрали трамповые суда[9], что стало удачным решением, поскольку благодаря малому размеру они вряд ли навлекли бы на себя торпедные атаки мародерствовавших в Малаккском проливе подводных лодок. И всего лучше было то, что эти корабли не были «дьявольскими судами»: они не имели нижних палуб, куда обычно загоняли пленных. Людей отправили на палубу, и свежий морской ветер компенсировал им нехватку пространства.

Джуди снова пронесли на борт (судна «Элизабет») украдкой, но на этот раз охранники, по-видимому, не проявили особого интереса и не пытались найти собаку. Возможно, это следовало воспринять как предупреждение. Большую часть времени, проведенного в Ривер-Вэлли, Джуди провела, как и все остальные: она пыталась подкормиться, ловя городских змей и крыс. Но было очевидно, что собака испытывала последствия голода. Ее вес упал с 24 до 16 с небольшим килограммов. Некогда яркие коричневые пятна стали тускло пегими, а шкура висела на теле собаки, как пятнистая занавеска. Ребра у Джуди выпирали, ее глазницы запали. Фрэнку оставалось лишь надеяться, что они будут работать на сборе урожая и смогут питаться более или менее сносно.

На сей раз путешествие прошло без инцидентов. А когда «Элизабет» достигла устья реки Сиак и повернула на юго-восток, пленные поняли, что их точно не направляют обратно в Глоегоер и что это не было каким-то изощренным обманом, призванным сбить их с толку. Вместо Медана их везли в Пакан-Барое, главный поселок Центральной Суматры.

В конце июля пленные сошли на берег. Они сразу же увидели там других военнопленных, но до тех пор, пока их не погнали форсированным маршем в джунгли, не понимали, что их новый дом и новая миссия не будут иметь ничего общего с сельским хозяйством. Фрэнк избежал предыдущего похода по дебрям Суматры, но для Джуди, Сирла, Девани и других этот марш в глубину острова стал болезненным повторением пути, который они уже однажды проделали почти двумя годами ранее.

По прибытии пленных немного провезли на поезде, затем велели выгрузиться и идти пешком. Спустя какое-то время люди наткнулись на овраг глубиной метров двести, на дне которого бесновалась река. Вместо более или менее прочного моста японцы соорудили шаткую конструкцию из бревен и деревянных балок. Настила, по которому можно было бы идти, не было, между опорами положили только доски. Ограждений у моста тоже не оказалось. Переход через реку превратился в ужасающую пытку, особенно для измученных, голодных людей, у которых не было обуви. Один голландец отказался переходить по мосту и начал истерически кричать. Ему предложили другой вариант: спуститься в лощину и переплыть реку. Больше этого человека никто не видел.

Остальным пришлось пересечь реку по мосту. Пока пленные осторожно двигались к другому берегу, остальным приходилось долго ждать, и те, кто перешел мост в числе первых, получили довольно продолжительный отдых. Успевшие перевести дух пленные прошли примерно 15 километров до нового лагеря, распевая «А ну, выкатывай бочку» и популярную песню солдатского протеста «Черт с ними со всеми»[3]. Но хорошее настроение быстро улетучилось и растворилось в ощущении безнадежности. Вскоре густой лес полностью закрыл дневной свет. Вокруг поднимались пузыри болотного газа, окружая людей туманом. Глотки у всех пересохли от жажды, а охранники гнали пленников дальше и дальше. Джуди робко трусила рядом, двигаясь в ритме тяжелого, шаркающего шага Фрэнка.

Наконец пленные увидели тусклые огни отдаленного лагеря, расположенного по обе стороны от линии временной дороги. Пленные дошли до расчищенного в отдаленных джунглях участка. Это был их новый дом. Пугающая новая реальность потонула в смоляном мраке ночи. Но ненадолго.

Предупреждения были. Радио «Батавия» еще в октябре 1943 года сообщило о конференции по вопросам труда, устроенной японцами в Сингапуре. Во время этой конференции создатели сферы Великой восточноазиатской сферы взаимного процветания цветистой риторикой маскировали планы по использованию труда рабов и военнопленных на крупных стройках в регионе. «Было решено принять адекватные меры для удовлетворения потребности в рабочей силе в Малайе, на Суматре и на Борнео. Обсуждались также вопросы строительства жилья и организации транспорта для рабочих».

На следующий день радио Берлина дополнило эти новости. «Вновь созданные власти, работающие для мобилизации всех имеющихся ресурсов рабочей силы во имя интенсификации военных усилий, решили еще более увеличить военное производство в Малайе, на Суматре и Борнео с учетом нехватки рабочей силы в этих трех странах». В заголовке статьи в газете Melbourne Argus отмечалось, что «японцы спешно строят дороги для обороны» на Суматре, и делались намеки на то, что вот-вот японцы развернут даже более масштабный проект на крупном индонезийском острове.

К середине 1944 года пришло время для его реализации – строительства железной дороги, соединяющей восточное и западное побережье Суматры. Дорога придавала большую мобильность обороне острова. Хотя на строительство этой дороги смерти безжалостно согнали не так много людей, как на более известные стройки в Бирме и Сиаме, суматранский проект был еще более бессмысленным. Как рассказывает Джон Хедли, «бирманско-сиамская железная дорога строилась тогда, когда люди были в сравнительно хорошей форме. Нам же пришлось строить железную дорогу в последний год нашего заключения. Так что мы не годились ни для какой работы».