Смерти вопреки. Реальная история человека и собаки на войне и в концлагере - Вайнтрауб Роберт - Страница 46

Семнадцатого марта Джуди, Фрэнк и остальные оставшиеся в Паданге официально стали военнопленными японской армии. Они упали за шаг до финиша.

На следующий день, 18 марта, японцы провели подсчет пленных. Первым делом японцы разделили свою добычу на мужчин, женщин и детей. Женщин и детей отправили в особый лагерь. Пленных же мужчин разделили на четыре группы – британцев, австралийцев, голландцев и офицеров любой национальности – и провели по Падангу в старые голландские казармы. В этом унизительном шествии, бывшем зеркальным отражением классических сцен проводов на службу, которые являются важным ритуалом для любого уходящего на войну солдата, участвовало около тысячи пленных.

Грязные, оборванные, изможденные пленные остро ощущали обращенные на них взгляды. Поражение было полным, унижение очень сильным. Пленные солдаты чувствовали себя недостойными своего кодекса чести. Гражданские служащие задавались вопросом, каким образом дела могли пойти настолько скверно. По пути следования колонны никто не проявлял к пленным признаков приязни. На лицах несчастных оседала уличная пыль, японские конвоиры подталкивали их прикладами винтовок, а за спинами пленных раздавались смешки местных жителей. Голландские колониальные господа получали заслуженное наказание. Британцы, которых считали гарантами безопасности в Юго-Восточной Азии, были наголову разгромлены в рекордные сроки.

Питер Хартли, молодой сержант британской армии (в его воспоминаниях Escape to Slavery [ «Бегство в рабство»] подробно и очень трогательно описано пребывание в плену), хорошо чувствовал обращенные на него взгляды и свой позор. Но национальная гордость удерживала его и его товарищей от падения. «Память о том, что мы – британцы, действовала как стимул, который понуждал нас держать головы высоко и маршировать с почти гвардейской точностью. Даже раненые боролись со своими несказанными страданиями, стараясь не шататься во время марша и не нарываться на унижения от конвоиров, которые били или пинали тех, кто шел плохо».

По прибытии в казармы Паданга пленных встретили сотни бившихся в истерике женщин. Казармы были убежищем для женщин и детей военнослужащих-суматранцев из Паданга. Теперь несчастных выгоняли из комнат, чтобы освободить помещения для пленных европейцев, которые ранее господствовали и демонстрировали свое «превосходство» над местными жителями. Протесты женщин смешивались с плачем их малых детей и криками японцев, которые били, пинали и колотили палками выгоняемых из здания людей.

Джуди, отношение которой к этим странным кричащим солдатам во многом навсегда определил давний пинок в живот, вероятно, смотрела на чинимое насилие и чувствовала, как ее ненависть к японцам, так отличавшихся от ее друзей поведением и даже запахом, усиливалась.

Когда местные семьи были полностью изгнаны из казарм, туда ввели военнопленных. Каждой группе из 250 человек выделили одноэтажное здание. Четыре казармы стояли прямоугольником вокруг общего плаца, размеры которого позволяли проводить футбольные матчи. Еще там были старинная гимназия, веранды с тентами и старая столовая с бильярдным столом и шарами. Стол для пинг-понга давал возможность проводить регулярные турниры. Дж. Э. К. Робинс, выживший при налете на «Кузнечик», однажды записал в своем дневнике, что выиграл «приз в 20 центов!».

Военнопленный Энтони Симмондс во время пребывания в лагере в Паданге вел дневник – маленький карманный ежедневник, в котором мелким почерком с наклоном записывал свои действия. В этом дневнике он сжато описал распорядок дня в лагере. Распорядок включал «побудку в 5.45, построение в 6.15, завтрак в 8.40, ланч в 12.40 и второе построение в 4.30, за которым в 5 часов следовал чай, а в 9.30 в казармах гасили свет». После наступления темноты люди самостоятельно добывали себе еду. По утрам в казармах проводили уборку и интенсивно пользовались душем (Симмондс принимал душ трижды в день), а во второй половине дня заключенные обычно отдыхали.

О массовом побеге никто и не помышлял: люди, по большей части, были очень измождены, а джунгли отбили такие мысли у всех, кроме пары отчаянных и дерзких типов, ни один из которых не выжил при попытке бегства. Кроме того, жизнь в казармах была не так уж плоха. Люди жили в спальнях и больших удобных перестроенных помещениях. У Хартли даже была личная «квартира», которую он делил с приятелем Филом Добсоном, закаленным, крепким офицером-интендантом, вместе с Хартли избежавшим плена в Малайе. «Квартира» Хартли и Добсона находилась в маленьком офисном помещении, которое нашли приятели. Они очистили его от грязи и многоножек и превратили в личную, хотя и маленькую комнату. Добсон был старше Хартли, женат, имел детей. Казалось, у него мало общего с глубоко религиозным школьником Хартли. Объединяло их разве что происхождение: оба были родом из одного английского города, Летчворта, что в нескольких километрах к северу от Лондона. Но и этого хватило для формирования близких дружеских отношений.

Фрэнк жил в основном помещении, отведенном британским военнопленным. Джуди, которую нюх приводил туда, где было больше пищи, общалась главным образом с офицерами, в том числе с Сирлом. Джуди не сталкивалась с Фрэнком в лагере, который был внушительным и по числу содержавшихся в нем пленных, и по площади. Она чувствовала себя как дома в каждом из четырех бараков, но если Фрэнк и видел ее в Паданге, то в интервью ни разу об этом не упоминал.

Хотя может показаться удивительным, что пути собаки и человека не пересеклись в тесноте казарм, на самом деле это не так. Сирл и другие люди, с которыми Джуди успела сдружиться, держали ее, по большей части, подальше от остальных из страха перед тем, что собаку убьют. А сам Фрэнк был, казалось, одиночкой и никогда не упоминал других военнопленных, с которыми сблизился (за исключением, разумеется, Джуди). По-видимому, его не слишком утешали возможности, которые предлагала комната отдыха в лагере Паданга. Во многих отношениях Фрэнк все еще оставался мальчиком. Ему было всего двадцать два года, и у него мало имелось общего с окружавшими его закаленными пехотинцами и просоленными моряками – и того меньше с грубиянами-австралийцами и высокомерными голландцами.

Фрэнк был заброшен в массу людей, которые убивали других либо на расстоянии, либо на такой близкой дистанции, что могли слушать предсмертные стоны своих жертв. Позднее даже другие операторы радиолокационных станций мало что помнили о Фрэнке. Он был немного мечтателем, все еще молодым парнем, очарованным идеей полета, интровертом, человеком, который не привлекал к себе внимание или не вступал в разговор с незнакомцами несмотря на то, что делать больше было нечего. Короче говоря, Фрэнк был человеком, нуждавшимся в хорошем друге.

Если б кто-нибудь из военнопленных знал о том, что произойдет дальше, казармы в Паданге показались бы ему раем. Высившиеся вокруг города зеленые горы создавали фон для философских размышлений. В лагере не было тяжелого, ломающего спины труда, к которому им еще придется привыкнуть. По утрам люди играли в марафонский бридж и другие карточные игры на веранде, спали в одуряюще жаркие полуденные часы, а по вечерам играли в футбол.

У большинства этих военнопленных впоследствии не будет ни времени, ни сил ни на что, кроме выживания, но тогда они считали интеллектуальные занятия лучшим способом коротать время в плену. Люди изучали языки (особенно голландский, хотя греческий и латынь тоже пользовались популярностью). Немногие из пленных могли похвастать высшим образованием, так что у них появилась уникальная, хотя и родившаяся под несчастливой звездой возможность подучиться.

Лекции на самые разные, часто загадочные темы были обыденным явлением, хорошим способом провести время и извлечь пользу из обширного опыта, который приобрели многие заключенные в «прошлой жизни», до того, как попасть в плен. Робинс писал о том, что посетил очень увлекательное «выступление Миллера о насекомых». Симмондс записывал в дневнике почти все импровизированные семинары, в которых участвовал. «Сегодня мы прослушали лекцию об изобретении звуковых дорожек для кинофильмов», – гласит одна из записей. Другие записи повествуют об уроках горного дела, математики, бухгалтерии и бизнеса, а также об «испытаниях и страданиях водителя автобуса, что было изумительно». Проявив известную непоследовательность, Симмондс посетил даже лекцию о хождении под парусом.