Славянская мифология: эницклопедический словарь - Коллектив авторов - Страница 12

В качестве лечебного средства используют отвары (настойки) Б. при ревматизме, колтуне, гипертонии, лихорадке; пьют его для изгнания плода; при головной боли обкладывают голову побегами Б.

В.В. Усачева

БЕЛОБОГ — божество, реконструируемое для западнославянской мифологии на основании двух источников — Чернобога, упоминаемого у балтийских славян в «Славянской хронике» Гельмольда (XII в.), и обозначения ряда урочищ типа «Белый бог». Особенно показательным считалось противопоставление, засвидетельствованное двумя названиями гор у лужицких сербов, — «Белый бог» и «Черный бог»; с первым из них связывалась положительная семантика, со вторым — отрицательная. Существует мнение, что и Б. является результатом т. н. кабинетной мифологии (его имя появляется в поздних, «вторичных», источниках с XVI в., где он определяется как бог удачи и счастья). Тем не менее в разных частях славянской территории отмечены названия урочищ, производные от сочетания эпитета «белый» и слова «бог» (урочище «Белые боги» существовало и под Москвой); они дают некоторые основания (как и обозначения некоторых других мифологических персонажей типа Белуна, подателя богатства у белорусов) для предположения о мифологизированном образе Б., образующем с Чернобогом дуалистическую пару.

В. И., В. Т.

БЕРЕГИНИ (др. — рус. берегыни) — мифологические персонажи, известные по оригинальным вставкам в древнерусских текстах XIV–XV вв., переводных с греческого: в «Слове св. Григория» (шесть раз в разных списках) и в «Слове св. Иоанна Златоуста» (один раз), посвященных теме «како первое погании веровали въ идолы». Одни «погании» поклонялись молнии, грому, солнцу, луне, «а друзии перену (Перуну?), хоурсу. виламъ и мокоши. оупиремъ. берегынямъ. ихъ же нарицаютъ три θ [9] сестриниць… а друзии огневи и камению и рекамь. и источникомъ. и берегынямъ. и въ дрова» (Софийский сборник XIV в.). Берегиням «клали требы», ибо веровали «упиремъ и младенцы знаменают мертвы и берегенямъ» (Чудовский список XVI в.). В древнерусских текстах известны записи с начальным в- («клали требу упиремъ и верегинямъ» — Паисиевский сборник XIV–XV вв.) и п- («уклоняйся поревну, и аполовину, и мокоши, и перегини» — «Поучение духовное детям» XVI в., где поревну и аполовину, видимо, искаженное Перуну и Аполлону).

Значение и функции Б. неясны. Их выводили из этимологии названия и из контекста. Е. Аничков, Н. Гальковский, Л. Нидерле считали Б. русалками и связывали их с культом мертвых (и мертвых младенцев); В. Мансикка, О. Трубачев относили Б. к «береговым феям, русалкам», а Д.К. Зеленин — к трясовицам (ср. Лихорадки). А. Брюкнер причислял Б. к нимфам, но не только водным, а и горным, опираясь на архаическое значение слова брегъ, а В. Иванов и В. Топоров сближали Б. с др. — рус. прегыня «холм, поросший лесом». (ср. рус. Баба Горынинка, Змей Горыныч). А. Ковалевский указывал на украинский обычай «водить перегиню», обряженную девушку, после окончания прополки свеклы, отмеченный на Черниговщине, около Канева, и на Полтавщине, в зоне Лохвицы, и ставил его в связь с Б.

Лит.: Ковалiвський А. Берегинi й перегиня (з дослiдом текстiв) // Науковий збiрник Харкiвськоï науково-дослiдноï кафедри iсторiï украïнськоï культури. Харкiв, 1930.

Н.И. Толстой

БЕРЁЗА — одно из наиболее почитаемых у славян деревьев, которое оценивается то как «счастливое» дерево, оберегающее от зла, то как вредоносное, как место обитания женских персонажей нечистой силы или душ умерших. У поляков Вармии и Мазур Б. считалась вместилищем духов, поэтому в нее так часто попадает молния. В других местах этой же зоны она воспринималась как дерево, приносящее здоровье и благополучие. В Полесье не сажали Б. рядом с домом, чтобы на хозяев не напали болезни и чтобы не вымерла вся семья. По украинским карпатским верованиям, если женатый мужчина посадит Б. во дворе своего дома, то кто-нибудь из домочадцев непременно умрет. На Русском Севере место, где когда-то росли Б., признавалось несчастливым: на нем не решались строить новый дом. Наряду с этим в ряде мест Б. сажали возле дома для благополучия семьи или по случаю рождения ребенка. В Люблинском воеводстве (Польша) Б. считалась деревом, приносящим удачу. У русских ветка Б., установленная в углу строящегося дома, была залогом здоровья хозяина и семьи. Березовые ветки втыкали в поле для урожая злаков и льна; березовое полено закапывали под порогом новой конюшни, чтобы успешно «велись» кони.

Противоречиво оценивается Б. и в народных легендах: то как благословенное дерево, укрывшее Богородицу и Христа от непогоды (пол.) или св. Пятницу от преследований черта (рус.), то как проклятое Богом дерево, прутьями которого якобы хлестали Христа (серб.).

Женская символика Б. проявляется в ритуалах лечения детских болезней: для исцеления недугов девочек носили к Б., а мальчиков — к дубу (Полесье). В восточнославянских приговорах при сватовстве Б. и дуб выступали символами невесты и жениха. Чтобы иметь в браке больше мальчиков, чем девочек, молодая при выходе из церкви должна была взглянуть в сторону леса и сказать: «Все в лесу дубы, лишь одна береза» (гуцулы Закарпатья). Белорусы верили, что наросты на березовых стволах образуются от проклятий, произнесенных женщинами («от бабских проклёнов»). В некоторых селах Полесья при похоронах женщины ее гроб покрывали березовыми ветками, а гроб мужчины — ветками тополя.

В демонологических верованиях восточных славян Б. считалась деревом, на котором обитают (сидят, качаются) русалки (ср., например, мотивы белорусских русальных песен: «на белой березе русалки сидели», «на кривой березе русалки сидели»). У поляков одиноко растущие в поле «плакучие» Б. назывались «деревьями духов»: в них якобы вселялись души умерших девушек, которые по ночам выходили из Б. и «затанцовывывали» насмерть случайных прохожих. Под такой Б. покоится душа умершего насильственной смертью, и вместо сока в ней струится человеческая кровь. У русских Костромского края об умирающем человеке говорили, что он «в березки собирается». Во многих балладах, легендах, сказках погибшая девушка превращается в Б. Мотивы, связанные с Б., часто встречаются в демонологических поверьях: ведьма летает на березовой палке; надаивает молоко с березовой ветки; бесноватых во время приступа одержимости «бросает на березу»; кони, подаренные человеку чертом в ночное время, утром превращаются в кривые березы.

Б. в роли ритуального деревца была обязательным элементом троицкой обрядности (преимущественно у восточных славян): срубленными березками украшали дворы и ворота, улицы, окна и двери домов, часовни и церкви. У русских в четверг перед Троицей совершался обряд «завивания березки»: девушки шли в лес, выбирали там молодую Б. и под пение обрядовых песен закручивали на дереве ветки в форме колец, связывая их своими лентами, поясами или нитками; рядом с «завитой» Б. водили хороводы, кумились, гадали о будущем замужестве, устраивали совместное угощение. В день Троицы вновь ходили к этому дереву, чтобы «развить», «распустить», «освободить» Б. Наряду с этим совершались обряды и со срубленной «троицкой березкой»: деревце украшали лентами, бусами, цветами, ходили с ним по селу, а затем выносили за его пределы и там сжигали или топили.

Ветки Б., особенно те, которые были использованы в обрядности Семика, Троицы, Юрьева дня, Ивана Купалы и др., оценивались в народной магии как надежный оберег. У всех славян считалось, что заткнутые под крышей, оставленные на чердаке березовые ветки могут защитить дом от молнии и бури; воткнутые посреди посевов в поле, они оберегали урожай от грызунов и птиц, от градобития. С помощью березовых веток, веников и венков старались уберечься от нечистой силы, болезней, стихийных бедствий. Накануне Ивана Купалы ветки Б. затыкали в двери хлева, чтобы преградить путь ведьме; на рога коровам надевали березовые венки для защиты от порчи. Во многих местах верили, что при битье больного березовым прутом болезнь должна отступить.