Королевские милости - Лю Кен - Страница 52

– Ты кому-то заплатил – возможно, школьному учителю, – чтобы тебе написали речь? – нарушил молчание Тан.

Рин бросил в него новую куриную ножку.

– У тебя множество скрытых от посторонних глаз достоинств, – улыбнувшись, проговорил Куни. – Я знаю, что ты приложил огромные усилия, чтобы переманить на нашу с Мата сторону как можно больше… скажем, «деловых людей, пользующихся нетрадиционными методами». Остальные, возможно, не в состоянии оценить твои заслуги, но знай, что я вижу и уважаю твой вклад в наше дело.

Рин беззаботно отмахнулся от его слов, но все видели, что они его тронули.

– Сравнение правильное, – сказал Куни. – И я за это выпью.

Следующим был Мун Чакри, который, не задумываясь, сравнил себя с колючим кактусом.

За это все выпили без споров и возражений.

– Все дело в твоей бороде, дружище Мун, – заявил Тан Каруконо. – Я уверен: если бы ты попытался поцеловать кого-нибудь, то проделал бы дюжину дырок в губах несчастного.

– Глупости! – возмутился Мун и нахмурился.

– А почему еще тот паренек у городских ворот пытается спрятаться всякий раз, когда ты приходишь с подарками? Тебе бы следовало попробовать побриться.

Щеки Муна стали пунцовыми, и он пробормотал:

– Я не понимаю, о чем ты.

– Половина города знает, что он тебе нравится, – не отступал Тан. – Ты, конечно, мясник, но это вовсе не значит, что ты должен всегда выглядеть как мясник.

– С каких это пор ты стал знатоком любви?

– Ладно, – со смехом вмешался Куни. – Мун, давай я представлю тебя тому юноше? Сомневаюсь, что он сбежит, если его пригласит герцог.

Мун, щеки которого продолжали пылать, с благодарностью кивнул.

Кого Йелу сравнил себя с расчетливой и терпеливой мухоловкой.

– Нет-нет, – сказал Куни и энергично покачал головой. – Я не могу допустить, чтобы ты до такой степени себя недооценивал. Ты надежный и крепкий бамбук, на котором держатся все гражданские службы Дзуди, – сильный, гибкий, обладающий сердцем, не знающим эгоизма. Тебе придется выпить.

Теперь пришла очередь Куни Гару. Он встал, схватил вдову Васу, которая проходила мимо с подносом, уставленным кружками, за талию, а когда она со смехом высвободилась, успел выхватить из-за ее уха одуванчик и показал всем.

– Лорд Гару, вы сравниваете себя с сорняком? – нахмурившись, спросил Кого Йелу.

– Это не простой сорняк, Когзи. Одуванчик – сильный цветок, значения которого люди не понимают. – Он вспомнил время своего ухаживания за Джиа, и на глаза ему навернулись слезы. – От него невозможно избавиться: стоит садовнику подумать, что наконец-то справился с ним и навсегда изгнал со своей лужайки, как проходит дождь и желтые цветы снова возвращаются. Однако в нем нет высокомерия: его цвет и запах никогда не перебивают другие цветы. Кроме того, он наделен множеством полезных свойств. Листья одуванчика обладают лечебными свойствами и очень вкусны. Корни разрыхляют землю, прокладывая путь другим, более нежным растениям. Но самое главное – это цветок, растущий на земле, но мечтающий о небе. Когда его семена подхватывает ветер, они уносятся в далекие дали и видят больше, чем любая изнеженная роза, тюльпан или ноготок.

– Исключительно точное сравнение, – сказал Кого и осушил свою кружку. – Мои знания об этом цветке, его понимание оказались слишком ограниченными.

Мата кивнул, соглашаясь, и тоже выпил, молча страдая, когда от обжигающей жидкости онемело горло.

– Ваша очередь, генерал Цзинду, – сказал Тан.

Мата колебался, потому что он не отличался остроумием и не слишком хорошо знал подобные игры. Опустив глаза и остановив взгляд на своих сапогах, где был изображен герб Дзинду, он неожиданно понял, что должен сказать, и встал. И, хоть всю ночь пил, он стоял на ногах твердо и уверенно, точно вековой дуб. В следующее мгновение Мата принялся хлопать в ладоши, чтобы задать ритм, и запел старую песню Таноа:

– Король цветов, – сказал Кого Йелу.

Мата кивнул.

Куни постукивал пальцами по столу, отбивая ритм песни, но когда Мата замолчал, неохотно остановился, как будто наслаждался музыкой.

– «К тому времени, когда я расцвету, остальные уже умрут». И хотя здесь говорится об одиночестве, оно пробуждает великие и героические чувства, подобающие наследнику маршала Кокру. Песня прославляет хризантему, не называя имени цветка. Она великолепна.

– Цзинду всегда сравнивали себя с хризантемой, – сказал Мата.

Куни поклонился и осушил свою кружку, остальные последовали его примеру.

– Но, Куни, – проговорил Мата, – ты не до конца понял песню.

Куни удивленно на него посмотрел.

– Кто сказал, что она прославляет только хризантемы? Разве одуванчик не такого же цвета, брат?

Куни рассмеялся, и они с Мата пожали друг другу руки.

– Брат! Кто знает, как далеко мы сможем зайти вместе?

Глаза обоих мужчин сверкали в тусклом свете таверны.

Мата поблагодарил всех и тоже осушил свою кружку. Впервые в жизни он не чувствовал себя одиноким среди людей, а был одним из них, – непривычное, но приятное чувство. Его удивило, что он испытал его здесь, в темной грязной таверне, где подавали паршивое вино и отвратительную еду, среди тех, кого он совсем недавно считал бы крестьянами, изображающими лордов, – как Криму и Шигина.

Когда Крима и Шигин подняли восстание в Напи, многие к ним присоединились, но одновременно многие же решили стать разбойниками, чтобы извлечь выгоду из разразившегося хаоса. Во главе одной из самых безжалостных банд, вызывавших всеобщий страх, стоял Пума Йемму, крестьянин, лишившийся всего, когда прислужники императора отобрали у него землю, чтобы построить там охотничий дворец, не заплатив ему ни медяка.

Люди Йемму нападали на купеческие караваны, проходившие по долине Порин, до тех пор, пока добыча не стала совсем смехотворной. Торговля умирала, и на дорогах появлялось все меньше и меньше купцов. Путешествовать теперь было слишком рискованно: того и гляди встретишь на своем пути имперских солдат, мятежников или перебежчиков из одной армии в другую, – и никто не мог обеспечить путникам безопасность.

Разбойникам Йемму приходилось уходить все дальше и дальше в поисках добычи, и тут они обнаружили, что в сонном прежде городке Дзуди торговля продолжает процветать.

Очевидно, герцог Дзуди достаточно серьезно относился к своим обязанностям: в окрестностях не водилось разбойников и смелые купцы привозили сюда свои товары. Точно волк, следующий за овцами к новому оазису, Йемму быстро собрал своих людей и разбил лагерь в горах Эр-Мэ. Он не опасался герцога Дзуди: по своему опыту знал, что мятежники не так дисциплинированны и хорошо обучены, как имперские солдаты, и обычно ему удавалось легко справиться с их командирами в драке один на один. Несколько раз отряды мятежников присоединялись к его банде, после того как он убивал их командиров. Йемму намеревался хорошенько вытрясти купцов, направлявшихся в Дзуди, а потом устроить себе безбедную жизнь на то, что удастся у них отобрать.