Игры Предвечных (СИ) - Гарин Александр Олегович - Страница 8

   Седрик догнал жену, когда она сама осадила коня почти у самого обрыва. С возвышенности открывался вид на море и длинную полосу побережья по обе стороны. Марика спрыгнула на землю и, забросив поводья на спину лошади, обернулась к ударявшимся в склоны волнам.

   Про-принц в свою очередь сошел с коня. Обвязывая уздечку вокруг куста он искоса и с восхищением наблюдал за своей романкой.

   Марика по-прежнему стояла лицом к морю. Ветер бил ей в лицо, трепал тугие локоны темных волос, рвал с плеч дорожный плащ. Принцесса раскраснелась. Она вдыхала запахи моря, слушала крики птиц - и обычно угрюмые, ее черты теперь выражали редкое спокойствие. Глаза Марики были прикрыты, как и плотно сжатые губы. Тонкие ноздри едва заметно трепетали. Седрик смотрел на жену и чувствовал, как любовь и нежность к ней переполняют его душу с новой силой.

   Две седмицы, которые прошли с их неудавшейся ссоры в купальне, Марика, по-видимому, чувствовала некую вину. Седрик понял это по ее поведению. Романка всерьез вознамерилась примерить роль доброй жены. Она была неизменно весела и благожелательна. Набравшись терпения, Марика просиживала даже возле Ираики, составляя ей компанию и выслушивая болтовню. Вспомнив, что она мать, по целым дням проводила с детьми, участвуя в их занятиях. И, наконец, за все время не сыграла с Седриком ни одной из ее обычных шуток. Такое поведение было настолько непохожим на его жену, что первое время про-принц не знал, что ему думать.

   Потом он догадался. На Марику подействовала угроза не отпускать ее к Прорве. Настолько, что попытки романки задобрить мужа, в конце концов, заставили Седрика испытывать чувство вины. Марика так отчаянно старалась заставить про-принца забыть о его словах, что перестала быть похожей на себя. И, одновременно, Седрик был настолько рад этим переменам, что, несмотря на множественные попытки, так и не сумел признаться ей, что окончательно никогда не собирался претворять свою угрозу в жизнь.

   Младший сын короля Хэвейда хорошо помнил то время, когда он только начинал семейную жизнь с юной и таинственной романкой. Принужденная выйти за Седрика против воли, Марика ненавидела каждое его прикосновение. Казалось, ее трясло от одного его вида, а запах вызывал дурноту. Рождение первенца не улучшило, а усугубило происходившее между ними. Когда-то по неосторожности Марика дала ненавистному ей Дагеддиду высшую клятву - не перечить ему ни в чем. Лишь потом принц догадался, что жена в самонадеянности не могла вообразить, что обещанное придется исполнять. Все же она сдержала слово. По желанию Седрика романка соединилась с ним в вечности перед лицом Светлого Лея, а после покорялась приказам, слушаясь каждого желания. Марика не отказывалась подчиняться, но кроме исполнения его прихотей, больше ничего и не делала. По целым дням она лежала в постели так, как ее там оставлял супруг, зябко кутаясь в одеяло, даже когда в комнате было жарко натоплено. Встревоженный Седрик пытался согреть ее жаром своего тела, обнимая и подолгу пролеживая рядом с ней. Но, казалось, Марика даже не замечала усилий помочь ей. Она только ежилась в его руках, холодея еще больше.

   Лекари не находили в маленьком теле принцессы никакой хвори. Но хворь была. Она пожирала Марику изнутри. Прекрасная романка поднималась все реже, а когда вставала, то едва перекидывалась несколькими словами с Ираикой, и реже - с Седриком. Она не подходила к ребенку и даже не выбиралась из комнаты, все норовя опять прилечь. Ее прекрасное лицо делалось все бледнее, волосы потускнели и даже глаза казались прозрачными, утратив их блеклую зелень.

   Седрик чувствовал себя близким к помешательству от сильнейшей тревоги. Он даже прекратил любовные утехи с женой, наблюдая, что после каждого раза ей делалось зримо хуже. Однако это уже не помогло. Марика тихо умирала от непонятной и неизлечимой тоски. По ее тусклому взгляду Седрику иногда казалось, что она забывала, кто она и что делает в этом месте. Во сне она иногда начинала бредить на языке своего народа, но как ни прислушивался супруг, уловить смысла он не мог.

   Когда казалось, что все было уже кончено, неожиданный выход Седрику подсказал отец. Король Хэвейд лишь раз и ненадолго вошел в комнату младшего сына. Подойдя к ложу, на котором, уронив руки на колени, бессмысленно сидела Марика, он присел перед ней сам, заглядывая в лицо. На несколько мгновений их взгляды встретились. Потом король поднялся и, не говоря ни слова, вышел, поманив Седрика за собой.

   Уже на следующий день недоумевающий про-принц вез жену в один из отдаленных монастырей Светлого Лея. Женщины допускались в это священное место лишь в виде великого исключения. Марику, однако, допустили. Спустя какое-то время, Седрик повез ее в другой монастырь, оттуда - в главный Храм Светлого Веллии. Всюду к изумлению мужа Марика ненадолго оживала - и горячо, искренне молилась. Бывало, что в каком-то из священных мест они проводили больше месяца. Поддерживая жену во всем, Седрик не представлял даже отдаленно, о чем Марика просила Светлого Лея. Он только понимал, что ее мольбы были как-то связаны с ним, ее супругом, и что жена, похоже, не обретала того, о чем вопрошала так страстно.

   Седрик каким-то чутьем догадался, что Марика так и не получила отклика Предвечного. Однако несмотря на это, в ее душу все же сошел некий покой. Каждое новое священное место, все испытания и обеты, через которые им довелось пройти вместе, и молитвы жены помалу словно вытаскивали Марику из пропасти безумия, в которую ввергала ее тоска. Совершившая паломничество романка словно примирилась с чем-то неведанным, но очень важным. Седрик, который все время испытывал настоящий, острый страх за жизнь любимой жены, необъяснимым образом понял - основная и самая страшная опасность для нее миновала. И будто бы в подтверждение этому, едва вернувшись домой, в Ивенот-и-ратт, они получили благословение свыше. Вновь подпустившая к себе супруга принцесса понесла двойню.

   После появления новорожденных сыновей, которых Седрик в уважении к жене назвал романскими именами, Марика вновь начала тосковать. Однако не дожидаясь того, что уже было, король Хэвейд снова выручил семью своего младшего сына. Он, наконец, ответил согласием на настойчивое предложение императора Тита Максимуса Третьего реформировать велльскую армию по романскому образцу. И к изумлению Седрика, привлек к этому делу свою младшую невестку.

   Решение короля вызвало жаркие споры и пересуды по всей бесконечной империи романов. Пересуды только усилились, когда воспрянувшая духом принцесса Марика взялась за предложенную ей работу с внезапным воодушевлением, немалым умением и вовсе непонятным военным опытом. Женщинам в Веллии не было принято ввязываться в воинские заботы, но закон страны им этого не запрещал. Марика наравне с романами, которые были присланы императором в подмогу покладистому вассалу, занималась реорганизацией армии, формированием новых отрядов и выработкой тактики. От ее черной тоски не осталось следа. Седрик, который поначалу с недоверием относился к затее отца, следил за успехами супруги с немалым облегчением. Тогда же он поклялся, что никогда не заступит жене дорогу к ее склонности, если только склонность эта не способна будет причинить вреда.

   Ему пришлось крепко напоминать себе об этом обещании, когда Марика впервые собралась покорять туманную Прорву.

   Помня о тоске, которая едва не убила его жену, ровно как и о способе избавления от нее, Седрик, скрепя сердце, раз за разом отпускал Марику в проклятую мглу, которую сама романка называла chaos foramine (логовом хаоса). И, пусть не прямо теперь, но собирался делать это впредь. Тем более что в последнее время она старалась заслужить это изо всех сил.