Левая политика. 2010 № 13 -14. Варварство, социализм или... - Кагарлицкий Борис Юльевич - Страница 12

В условиях удорожания, а в худшем случае — острой нехватки природных ресурсов и неравномерного их распределения по миру, вмешательство неолиберального государства будет обращено не только и не столько на долгосрочную энергетическую реконструкцию, сколько на попытки взять под свой контроль природные ресурсы за пределами своих границ. Это служит ещё одним, очень весомым стимулом для усиления империалистической политики ведущих государств. Политика эта, в перспективе, может привести к острым конфликтам между ними, но, в первую очередь, означает ещё более активное подчинение и разграбление слабых периферийных стран.

Вообще, проблемы, порождаемые экологическим кризисом, будут «решаться» таким образом, что ведущие капиталистические державы будут сталкивать последствия кризиса на слабые страны и, по мере возможности, друг на друга, а внутри каждой страны расплачиваться в наибольшей степени будут наиболее бедные и незащищённые слои. Нехватка ресурсов, упадок промышленности и сельского хозяйства приведёт к запредельному росту цен на необходимое — на еду, воду, отопление для жилищ и проч. Но при этом ресурсы будут по-прежнему тратиться на удовлетворение избыточных потребностей платёжеспособных слоёв населения. Это будет происходить, вероятно, на фоне дальнейшей, ещё более быстрой деградации окружающей среды, масштабного изменения климата, засух, наводнений, других природных катаклизмов, делающих непригодными для хозяйственной деятельности целые страны и регионы.

Наряду с ведущими капиталистическими государствами-крепостями (внутри которых, впрочем, социальное расслоение будет тоже усиливаться), будут расширяться зоны социального бедствия, хаоса, тотальной варваризации.

Сколь долго сможет продолжаться такая эпоха — эпоха вялотекущей депрессии, растущего неравенства, ожесточённой борьбы за ресурсы между странами и корпорациями, социального регресса в большинстве частей света, региональных экологических и экономических катастроф? Завершится ли её существование войной всех против всех, общим крахом и распадом основ цивилизованного общества? Погибнет ли в этом случае человечество как биологический вид и как социум или сможет, пережив чудовищные страдания, возобновить свою историю на каком-то новом витке? Или, всё же, социальная революция предотвратит самое худшее и позволит человечеству сохранить хотя бы часть завоеваний цивилизации? Какой будет в этом сложном XXI веке судьба России? И чем в подобных условиях может и должна стать политика социалистов? Вот вопросы, по которым необходима сегодня политическая дискуссия.

Василий Колташов

Чем закончится кризис? Сколько ещё он продлится? К чему приведёт? Сколько десятилетий отделяют человечество от социализма? Ждёт ли нас в ближайшем будущем экономический застой или самый динамичный и интересный подъём за всю историю капитализма? Возможна ли ещё революция в науке, технике и строении экономики? Какой может она оказаться? Что за мир предстанет перед нами после кризиса?

Всякий острый и продолжительный кризис системы капитализма создаёт ощущение встающего на горизонте варварства. В XX столетии чувство катастрофы буржуазной цивилизации вызывали Великая депрессия 1929–1933 годов, спад 1973–1982 годов и даже забытые потрясения кризиса 1899–1904 годов. В 2008 году мир столкнулся с новым тяжёлым кризисом, и апокалиптические настроения опять получили подпитку. Среди левых стало традицией противопоставлять угрозе варварства (будто заново рождаемой всякий раз кризисами капитализма) социализм — «реальную альтернативу». Между тем в марксистском понимании социализм — это не вариант на выбор (от лат. alternatus — другой), а закономерный итог развития капиталистического способа производства.

Социализм, или коммунизм, это общественный строй, приходящий на смену капитализму в результате его развития. Социализм невозможно ввести декретом и его нельзя выбрать всякий раз, как капитализм почувствует себя плохо, погрузится в большой кризис. Чтобы понять, когда история подведёт человечество к революционной смене формации, необходимо верно представлять логику развития капитализма. Именно с этим связана одна из основных идеологических проблем современных коммунистов.

Кризис левого движения — предмет многочисленных констатаций. Одни определяют его начало с неудачи европейских революций 1918–1923 годов, другие склонны видеть его зарождение в 1950-е или 1960-е годы, когда левые партии пошли по пути реформизма, а молодёжь дала пример яростной вспышки протеста с последующим разложением «новых левых». Все события истории классовых битв XX столетия имели объективную обусловленность. Ошибки вождей, предательство бюрократии и крен партий стоят на почве экономических условий. И если хорошо понимать логику движения этих условий, а это логика эволюции капитализма, то возможно разобраться не только в содержании запутанных событий, но и в том, как скоро мир способен достичь социализма. Становится понятно: какие преграды стоят на пути этого движения и как долгий регресс общества подготовляет революции прогресса.

Капитализм деградирует и разрушает многие завоевания социального развития — таков популярный в левой среде тезис. Его нельзя назвать безосновательным, но логика его приверженцев формальна. Рост капиталистической экономики действительно замедлился по сравнению с 1950-1960-ми годами. Однако в истории он неоднократно изменялся: 1880-1890-е годы он был намного ниже, чем в 1850-1860-е годы. Затем, после бума 1920-х годов, он оказался чрезвычайно слабым в 1930— х годах. Означали ли эти колебания, что капитализм уже подошёл к пределу своего развития? Безусловно, нет. Опершись на открытие Николая Кондратьева легко заключить, что в повышательные периоды (1850–1873 годы или 1949–1973 годы) развитие шло быстрее, чем в промежуточные — понижательные отрезки истории. Одна волна сменяла другую. Но какова была природа этих перемен?

Всякий раз в истории мирового капитализма повышательный период характеризовался более активным промышленным ростом. Быстрее увеличивался спрос, в то время как во время понижательных волн он поднимался медленнее. В этом плане 1982–2008 годы как время понижательной волны не выделяется ничем особым. Большая частота и длительность кризисов перепроизводства отражает неустойчивость роста. Рынок насыщается быстрее, а увеличивается медленнее. И это никак не говорит о ползучем — тянущемся три десятилетия кризисе перепроизводства. Промышленные циклы остаются, подъёмы и спады сохраняются.

Гораздо важнее констатации низких темпов хозяйственного роста вопрос о его природе — о происхождении потребления. Окончание полосы нестабильности 1970-х годов не привело к повсеместному внедрению робототехники в производстве и сфере услуг, как ожидали некоторые эксперты-футуристы.

Техническое перевооружение многих производств в Европе, Японии и США состоялось. Но это была уже во многом инерция прежнего подъёма. Дорогая энергия и дешёвая рабочая сила перевесили новые промышленные технологии. Производства в странах периферии со старой техникой и низкооплачиваемыми пролетариями оказались более выгодными, чем многие хорошо оснащённые фабрики на Западе.

Но для начала нового подъёма было недостаточно включения в процесс производства армии дешёвых слабо квалифицированных тружеников. Это компенсировало фактор дорогих энергоресурсов, хотя с началом нового подъёма цены на нефть (с 1986 года) стали снижаться. Движение к дешёвой рабочей силе обеспечивало снижение себестоимости товаров, но эти товары требовалось сбывать. Покупателями стали рабочие старых индустриальных государств. Революция в информационных системах дала корпорациям новые возможности контроля за рассредоточенными по планете предприятиями и породила новые отрасли, значение которых для неолиберального подъёма 1982–2008 годов было колоссальным.

Производство компьютеров, мобильных телефонов, революционных музыкальных устройств и иной новой техники соединило достижения робототехники и дешёвый ручной труд. Именно эти инновационные отрасли предложили мировому рынку обилие новых товаров, а главное создали или помогли создать многочисленные рабочие места. Застой в одних сферах экономики в эру неолиберализма совмещался с прорывами в других. Как в любые длинные периоды капиталистического развития, повышательные или понижательные, подъём открылся после тяжёлого кризиса с успехов новых отраслей. Они потянули за собой всю глобальную сеть производства. Рост числа занятых в сфере услуг был частью этого процесса, включая переформатирование международного разделения труда. Капиталы кочевали из страны в страну в поисках всё более выгодных условий эксплуатации, дешёвого сырья и рабочей силы.