Сироты - Бюттнер Роберт - Страница 41

• Предыдущая
• 41/52
• Следующая

Потом с оглушающим грохотом над нами пронесся третий десантный корабль и за футбольное поле от нас врезался в гору, сложившись в гармошку. Он не взорвался. Конечно, нет — в здешнем воздухе ведь только два процента кислорода.

На мгновение корабль застыл, будто воткнутый в камень, потом покачнулся, свалился с горы и откатился на пятьдесят ярдов от нашего периметра.

Гора? Откуда здесь взяться горе?

Я приподнялся и огляделся вокруг. Вместо обещанной равнины мы лежали у подножия горы в центре кратера. Наш корабль зарылся носом под камни. Позади тянулись мили ровной поверхности. Из-за края кратера выглядывал огромный красный Юпитер.

Мы на мили просчитались с зоной высадки и врезались в единственную преграду посреди площадки размером с Лос-Анджелес. Кораблю номер три досталось еще хуже. А самого первого корабля нигде не было видно. Что, черт возьми, натворила Пух?

Пух!

Она осталась в кабине! На носу, под камнями!

С обеих сторон громыхали корабли, скользили по камням и врезались носами в гору, которая должна была стать нашим убежищем. Эхом отражались выстрелы взрывных болтов, солдаты высыпались из корабля, как мы до них, и достраивали наш периметр.

Через пыль и суетившихся фельдшеров я всматривался в искореженные останки нашего корабля. Никакого движения.

Я проверил пулеметную ленту, убедился, что коробка со следующей лентой стоит наготове, и сказал Пигалице:

— Я назад к кораблю.

— Тебе никто не разрешал.

— Там Пух.

— Это дезертирство!

— Пятьдесят метров всего.

Я поднялся, скидывая на ходу рюкзак, и побежал, пригибаясь от огня противника. Только не было никакого огня. Ганимед был пуст, как и положено безжизненной космической глыбе.

Ближе к горе медики копошились у остатков корабля номер три. Электропила с недовольным визгом вонзалась в металл.

— Сюда, сюда! — замахал я им.

Искореженный фюзеляж перекрывал вход в кабину.

— Пух?

Тишина.

Я вскарабкался на камни над самой кабиной. На крыше корабля, погребенный под булыжниками, должен быть аварийный выход. Казалось, я часами раскидывал камни, пока не показалась красная надпись: «Открывать здесь».

Впрочем, удар и так его открыл.

— Пух! — крикнул я.

Молчание.

По животу разлился холод. Мне нужно, просто жизненно необходимо было спуститься в темную кабину, но меня мучил страх от того, что могу увидеть. Я нагнулся, всматриваясь внутрь, но там была только темнота.

Я тряхнул головой, опустив на глаза прибор ночного видения, и выждал четыре удара сердца, пока он заработает.

Люк открывался несколько справа, над креслом второго пилота. Только винты в полу подсказывали, где стояло кресло. Я повернул голову: пилот вместе с креслом припечатался к стеклу, превратившись в кровавое месиво. Этого можно даже не проверять.

Я не мог заставить себя посмотреть на Пух. Я закрыл глаза, набрал полную грудь воздуха и повернулся.

Ее кресло удержалось на полу. Пух висела на ремнях, обмякшая, неподвижная, будто спала.

— Пух?

Она не шелохнулась.

Я стянул рукавицу, расстегнул ее комбинезон и прижал пальцы к шее, проверяя пульс. Только в проверке не было никакой нужды. В таком холодном теле сердце биться не станет.

А ведь я знал, знал с полной уверенностью, что погибну я. Пух не могла умереть. Не могла.

— Эй, там есть кто живой?

Никого. Никого из нас троих.

Чьи-то руки оттащили меня от нее.

— Не мешай работать, парень!

Чуть позже, когда я сидел в пыли, обхватив колени, ее положили рядом со мной.

— Сломана шея, — докладывал кто-то. — Она ничего не почувствовала.

Прямо как я. Совершенно ничего.

— А с этим что?

— Не знаю. Двинутый какой-то.

— Эй ты, солдат! — Кто-то хлопнул мне по плечу.

Позади меня стоял сержант из другого взвода.

— А ну подъем!

— Погодите, дайте ему время — они были вместе!

Голос Пигалицы.

— Нет у нас времени! А если он сейчас же не встанет, то отправится следом!

Пигалица подняла меня на ноги. Рядом с ней торчал Ари.

— Сержант прав, Джейсон.

Вокруг неровными рядами лежали раненые, суетились медики. Многим просто наклеивали на шлем букву «М». Морфин. Больше помочь нечем.

Двое санитаров опустили носилки рядом с нами. Ноги раненого были зафиксированы пневматическими шинами. Его синяя форма отличалась от формы Пух только нашивкой «Третий десантный корабль». Тот самый корабль, который пролетел над нами и врезался в гору.

— Не знаю, как у нее это вышло, — проговорил пилот, окинув нас туманным от наркотиков взглядом. — Тот корабль, который первым опустился… Он вообще исчез.

— Джиб сейчас летает над зоной высадки, — зашептал мне на ухо Ари. — Застывшая лава, на которую мы рассчитывали сесть, оказалась не лавой вовсе, а вулканическим пеплом. Корабль провалился, как кирпич.

— Кто-нибудь выжил?

— Магнетометр Джиба показывает, что корабль упал на двести футов вниз.

Ганимед уже заживо похоронил четырехсот солдат.

— Она увидела, как корабль ушел под землю, — продолжал бормотать пилот, — перелетела яму и села прямо у горы. И знала ведь, что нос не выдержит — но это давало шанс солдатам.

Пилот тряхнул головой.

— Я пытался идти за ней следом. Только никто не летает, как Пух.

Летала.

Я осмотрелся. На милю у подножия горы валялись шестнадцать кораблей со смятыми носами, вокруг которых окапывались солдаты и лежали раненые.

Остальные пилоты за лишние секунды успели среагировать, последовали примеру Пух и погибли, спасая солдат. В мгновение ока она обменяла свою жизнь на тысячи других.

А Пух еще говорила, что это я совершу какую-нибудь благородную глупость и умру. Я смотрел на нее через слезы, заливавшие очки ночного видения.

Пигалица взяла меня за руку, всмотрелась в глаза.

— Надо похоронить ее до заката. У мусульман так положено.

Вроде бы мы высадились на рассвете. Говардовы астрометеорологи предсказывали, что ночью из-за охлаждения и сжатия атмосферы на спокойном Ганимеде начнутся ураганы.

Гонимая ветром пыль уже окружала нас, когда мы положили на могилу Пух последний камень. Пигалица пробормотала арабские слова и оставила белую розу, которую Мецгер дал ей на прощание. Ари молился на иврите. Я рыдал.

Похороны Присциллы Харт были последними, которые я посетил на Ганимеде.

На остальные просто не осталось времени.

Тысячью футами выше могилы Пух я осознал весь размах катастрофы, в которую обернулась наша высадка. Наш штабной батальон — вернее, то, что от него осталось — первым лез на гору, о которую разбились корабли. Я вскарабкался на очередной камень, глотнул воздуха и обернулся. Даже при ганимедовом тяготении и кислороде из генератора, приходилось попотеть: рюкзаки весили, как холодильники.

Над нами кружил Джиб, разведывая путь; под нами тянулись остатки экспедиционных войск. Внизу, у подножия горы, лежали обломки кораблей и тела погибших. Оттуда до края кратера простирались мили ровной земли, или вернее, как мы убедились на горьком опыте, мили зыбучих песков. Зона высадки «Альфа» пришлась на каменистый сектор Ганимеда: льда здесь нет. Багряный полумесяц Юпитера проглядывал над кратером через слой поднятой ветром пыли.

Я помог подняться Пигалице и генералу Коббу. Отдуваясь, он тоже повернулся и окинул взглядом долину. Тысячи черных точек двигались внизу: это солдаты лезли на гору.

Генерал оглядел местность через боевой монокль, убрал его. На дисплеях у командиров отражалось расположение каждого подразделения и даже, при желании, каждого солдата — все с легкой руки Джиба, парившего сверху. В наушник генералу также надиктовывали всевозможные отчеты — от боевых потерь до обеденного меню.

Генерал ссутулился и покачал головой.

— С первым кораблем мы потеряли не только жизни четырехсот доблестных солдат — мы потеряли технику и тяжелое оружие. Придется завершать задачу имеющимися силами.

• Предыдущая
• 41/52
• Следующая