Дом у озера - Мортон Кейт - Страница 24

Ни Энтони, ни Элеонор не лгали, говоря, что деньги их не интересуют, однако жизнь – штука коварная, и очень скоро они разбогатели. После девяти месяцев семейной жизни они стояли на причале в Саутгемптоне, провожая родителей и старших братьев Энтони, которые все вместе отправлялись в Нью-Йорк.

– Жалеешь, что мы не поехали с ними? – спросил Энтони, пытаясь перекричать восторженные крики толпы.

Родственники предлагали им присоединиться к путешествию. Увы, билеты были слишком дорогими для скромного бюджета Энтони, а ехать за счет родителей он категорически отказался. Элеонор понимала, что муж огорчен из-за того, что не может обеспечить ей подобную роскошь, но сама она ничуть не расстроилась. Она пожала плечами.

– В море меня укачивает.

– Нью-Йорк – потрясающий город.

Элеонор стиснула его ладонь.

– Мне все равно, где находиться, лишь бы ты был рядом.

Улыбка Энтони светилась такой любовью, что у Элеонор перехватило дыхание. Они вновь принялись махать родным, и Элеонор задалась вопросом, может ли человек быть слишком счастливым. Чайки ныряли в волны, а мальчишки в матерчатых шапочках бежали, перепрыгивая через препятствия, вслед за уходящим судном.

– Непотопляемый, – качая головой, произнес Энтони, когда огромный пароход отошел от причала. – Подумать только!

На вторую годовщину свадьбы Энтони предложил поехать на выходные в знакомое ему местечко у моря. После нескольких месяцев скорби о погибших в ледяных водах Атлантического океана родственниках у них наконец-то появился повод для радости.

– Ребенок, – ошеломленно пробормотал Энтони, когда Элеонор сообщила ему новость. – Надо же, крошечная копия тебя и меня!

Они приехали ранним поездом из Кембриджа в Лондон и сделали пересадку на вокзале Паддингтон. Ехать пришлось долго; Элеонор взяла с собой корзинку с едой, чтобы перекусить в дороге. Они то читали, то болтали, иногда азартно резались в карты, а потом, довольные, сидели, прижавшись друг к другу, держались за руки и смотрели в окно на проносящиеся мимо поля.

Наконец они добрались до нужной станции, где их ждал водитель, и Энтони усадил Элеонор в машину. Дорога была узкая и извилистая, и после целого дня пути Элеонор разморило в душном салоне автомобиля. Зевнув, она положила голову на спинку сиденья.

– Что с тобой? Ты себя хорошо чувствуешь? – ласково спросил Энтони.

Элеонор ответила, что да, и она не лукавила. Поначалу, когда муж впервые заговорил о поездке, Элеонор задавалась вопросом, каково ей придется неподалеку от места, где прошло ее детство, и сможет ли она заново пережить потерю отца и родного дома. Теперь же она поняла, что, конечно, расчувствуется, но если от прошлых горестей никуда не денешься, то будущее принадлежит ей и думать надо о нем.

– Я рада, что мы сюда приехали, – сказала она, положив руку на слегка округлившийся живот и глядя на дорогу, которая сужалась по мере приближения к океану. – Я так давно не видела моря!

Энтони с улыбкой потянулся к ней. Она смотрела на его большую ладонь поверх своей маленькой и не верила собственному счастью.

Элеонор погрузилась в воспоминания и незаметно уснула. С тех пор как она забеременела, с ней это часто случалось, а сегодня она ужасно устала. Мотор равномерно урчал, теплая ладонь Энтони покоилась на ее руке, в воздухе ощутимо пахло солью. Элеонор не знала, сколько прошло времени, прежде чем муж легонько толкнул ее локтем и сказал:

– Проснись, Спящая красавица!

Она села и потянулась, мигая под ультрафиолетовым светом жаркого дня до тех пор, пока мир перед глазами не приобрел привычную форму.

У Элеонор перехватило дыхание.

Они приехали в Лоэннет, под ее родной, любимый, потерянный кров. Сады буйно разрослись, сам дом обветшал еще сильнее, чем она представляла, но для нее это было лучшее место на земле.

– Добро пожаловать домой, – сказал Энтони, целуя ее руку. – С днем рождения, с годовщиной свадьбы, с началом новой жизни!

Сперва донесся звук, зрительный образ возник позже. Какое-то насекомое билось об оконное стекло, за короткими, яростными вспышками статичной тревоги следовали недолгие мгновения тишины, а за всем этим слышалось тихое непрерывное царапанье, которое Элеонор узнала, но она не смогла бы сказать, что это. Открыв глаза, она обнаружила, что вокруг темно и только сквозь щель между задернутыми шторами пробивается полоска ослепительного света. Пахло знакомо: комнатой, закрытой от летнего зноя, плотными штофными портьерами и тенистой прохладой панелей, застоявшимся солнечным светом. Это спальня, поняла Элеонор, их с Энтони спальня. Лоэннет.

Она снова закрыла глаза. Голова кружилась. В комнате было очень жарко, и Элеонор слегка мутило. Такая жара стояла тем летом, когда они с Энтони приехали сюда вместе, в тысяча девятьсот тринадцатом году. Они вдвоем, почти дети, прекрасно провели время без суетливого внешнего мира. Дом нуждался в ремонте, и они поселились в лодочном сарае, излюбленном месте детских игр Элеонор. Обстановка не отличалась роскошью – кровать, стол, самая простая кухонная утварь и крошечная уборная, – но они были молоды, влюблены и привыкли обходиться малым. Позже, все долгие годы, пока Энтони воевал, Элеонор, чувствуя, что ей грустно, одиноко или не хватает сил, шла в лодочный сарай, прихватив письма от мужа; там, как больше нигде, она могла снова прикоснуться к счастью и искренности, которые окружали ее тем летом, пока в их с Энтони рай не ворвалась война.

Они завтракали, обедали и ужинали на свежем воздухе, ели сваренные вкрутую яйца и сыр из корзинки для пикника, пили вино под сиренью в саду. Бродили по лесу и воровали яблоки на соседней ферме, катались по озеру в маленькой лодке Элеонор, и один спокойный час плавно сменялся другим. Ясной тихой ночью они доставали из сарая старенькие велосипеды и катили вдвоем по пыльной тропе, обгоняя друг друга, смеясь и вдыхая соленый теплый воздух, а камни, еще теплые после жаркого дня, казались ослепительно-белыми в ярком лунном свете.

Идеальное было лето, Элеонор поняла это только со временем. Длинная череда погожих дней, ее с Энтони юность, новое и всеобъемлющее чувство влюбленности… Увы, в мире действовали более значительные силы. Это лето стало для Энтони и Элеонор началом – началом их семьи, совместной жизни, – но оно же завершило что-то другое. Они вместе со всем человечеством стояли на краю пропасти; их эпоха, которая несколько поколений не менялась, должна была вот-вот рухнуть. Кое-кто это предвидел, но только не Элеонор. Она даже не пыталась представить будущее: счастливое настоящее окутывало ее как коконом, кружило голову, и ничего не имело значения, кроме сегодняшнего дня.

Насекомое все билось о витражное стекло, и Элеонор накрыла новая волна горя. Настоящее просачивалось сквозь воспоминания. Тео. Вопросы репортера, фотограф, Элис в дверях библиотеки. Элеонор узнала выражение лица дочери. У нее было точно такое выражение, когда Элеонор увидела, как она вырезает свое имя на наличниках, или когда кухарка отправила маленькую Элис наверх за то, что она таскала из кладовки сахарных мышек, или когда она испортила новое платье большущими чернильными пятнами.

Да, Элис выглядела виноватой, но было в ее лице что-то еще. Казалось, она хочет что-то сказать. Но что? И кому? А если ей что-то известно? Элис, как и всех остальных в доме, допрашивали полицейские. Неужели она знает, где может быть Тео, и никому об этом не сказала?

– Как она могла? – раздался в темноте слабый голос. – Она же сама еще ребенок!

Элеонор не собиралась произносить эти слова вслух, и ей стало не по себе. Во рту пересохло, наверное, из-за лекарства, которое дал доктор Гиббонс. Она потянулась за стаканом воды на прикроватной тумбочке и наконец разглядела в темной комнате еще одного человека: в коричневом бархатном кресле у бюро сидела ее мать.

– Есть новости? – торопливо спросила Элеонор.

– Пока нет. – Мать писала письма, перо царапало по веленевой бумаге. – Добрый полицейский, который постарше и кривой на один глаз, сказал, что у них появилась новая информация, возможно, она окажется полезной.