Лягушка в молоке (СИ) - "Silvia_sun" - Страница 15

      В последний день занятий профессор вручил мне ключ от теплицы с ядовитой фасолью и подарил настоящий рождественский подарок: дорогую бордового цвета тетрадь для наблюдений. Мне было нечем отблагодарить его, но Бири отмахнулся. Он пообещал мне, что опубликует данные моих наблюдений за тентакулой.

      — Неизвестно, кто кому должен, мисс Смирнофф. Вы сделаете всю работу, а я буду принимать поздравления от коллег.

      Я в ответ мило улыбалась: обмен был равноценным. Другой бы мне «Слабо» да «Отвратительно» ставил и был бы прав, а профессор возится со мной, еще и подарки дарит.

      К себе в гостиную я шла веселая, прижимая к груди ценную тетрадку. На пути мне снова попался Том, подозреваю, что он меня караулил. Он сообщил мне, что уезжает на все каникулы к очередному приятелю, а мне дарит обещанный подарок на Рождество. Я проворно открыла небольшую коробочку и ахнула: внутри лежал кусок настоящего туалетного мыла с нежным запахом цветов. Летом я раскошелилась на мыло, но берегла его, как зеницу ока, и уж конечно оно было куда более дешевым. Я приготовила для Тома белый платок с его монограммой, но теперь мой подарок казался мне совсем жалким. Поэтому я решилась и вручила Тому тетрадь.

      — Поздравляю, Том.

      Он был совсем еще мальчишкой, поэтому не смог сдержать эмоций и очень обрадовался.

      — Ух ты, спасибо! Знаешь, у Альфарда Блэка есть такая, как она мне нравится! Только цвет не очень… ты не обидишься, если я превращу ее в черную тетрадку?

      Я улыбалась, мне был приятен его живой восторг. Я милостиво согласилась, и Том убежал от меня, прижимая черную тетрадь к груди.

      На следующий день уезжал поезд в Лондон, я выловила Тома, молча перекрестила, поцеловала в лоб и попросила быть осторожным. Он удивленно на меня смотрел, но вытерпел все процедуры и тихонько ушел. Я немного волновалась, что он оттолкнет меня, но решила показать Тому, что у него тоже есть неравнодушный человек в большом недобром мире. Даже если он и считал себя самодостаточным, ему требовалась забота, как любому ребенку.

      Я осталась одна, все ученики Слизерина уехали по домам. Мне вообще не было скучно, каждый день я бегала и заполняла опросник профессора Бири. Тентакула мне неизменно радовалась и лезла обниматься. Сначала я думала, что она пытается усыпить мою бдительность и отомстить за прерванное развлечение с шарфом того мальчишки, но постепенно удостоверилась, что растению просто нравлюсь я и моя некромантия. Фасоль обожала мое дыхание, я складывала руки трубочкой и дышала на ее цветочки. От моего внимания тентакула пошла в рост и выбросила новые побеги. Из разговоров в гостиной я знала, что стручки тентакулы довольно дороги, цена на черном рынке колебалась от десяти до двенадцати галлеонов за штуку. Я выпросила у растения целых три стручка, она сама сбросила их на землю по моей просьбе. Я аккуратно сложила неожиданное богатство в платочек и спрятала понадежнее. Опросник быстро заполнялся, сухари складировались в мешочке с чарами, так что я была настроена оптимистично.

      Свободное время я проводила в библиотеке, делая домашние задания по всем предметам, вечера коротала в гостиной у камина, подшивая мантии Флитвика и поглаживая кошек, оставленных мне на попечение. Девочки из кружка рукоделия доверили мне домашних любимцев, так что спали мы вшестером на моей кровати. Поскольку кошки были полезны для моего дара, я с удовольствием разрешила пушистым клубочкам делить со мной мягкую постель. Рекс тоже не возражал, он занял лучшее место на подушке над моей головой, остальные размещались хаотически. В близости кошек была еще одна выгода: коты меня согревали.

      В эти каникулы я много думала о своей семье, которой еще не было. Меня с младенчества окружали одни женщины. Дед был военным и сложил голову в афганской войне, отец тоже служил и погиб в начале девяностых в первом Чеченском конфликте. Отца я вообще не помнила, видела только несколько фотографий. Веселый молодой лейтенант, держащий на руках юную маму в подвенечном платье, никогда не ассоциировался у меня с понятием «отец». Я родилась в тысяча девятьсот девяностом году, маме тогда было тридцать два года. Я была первым и последним ребенком, она так и не оправилась до конца после тяжелых родов. Сколько себя помню, мама была на дежурстве или спала. Она работала фельдшером на скорой, пахала сутками, иногда выходила сутки через сутки, чтобы побольше заработать. Тетя Люся была моложе мамы на десять лет, она много шила для клиентов и никогда не уставала учить меня житейским премудростям. Бабушку я любила больше всех, потому что провела с ней все семь лет до школы, да и потом именно она провожала и встречала меня, кормила, заботилась, ругала и хвалила, она же посещала родительские собрания — жаль, не попала на мой выпускной. Она умерла, когда мне было пятнадцать лет, чуть-чуть не дожив до семидесяти двух. Мама попала в аварию через год, еще полгода лежала, а потом тихо угасла. Тетя Люся работала днями и ночами, но заставила меня закончить медицинский колледж.

      Мне всегда было не до отношений, я даже ни с кем не встречалась. Разумеется, я заглядывалась на красивых мальчишек, но взросление мое пришлось на трагический период, семейные проблемы перевешивали все остальное. Потом нужно было учиться и подрабатывать, чтобы закончить учебу, на отношения просто не оставалось сил. Когда я начала работать в роддоме, ситуация с финансами стала менее катастрофической, чем последние несколько лет. Мы с тетей обе вздохнули с облегчением, я стала уже подумывать об институте, но судьба распорядилась иначе. К тому же, в роддоме был специфически женский коллектив, так что знакомиться было не с кем. Был у меня короткий роман с любвеобильным анестезиологом, но серьезных последствий он не имел, и это к лучшему. Боря был мил и обаятелен, но влюбчив до умопомрачения. Все новенькие медсестры и акушерки испытывали на себе его любовный напор. У него была «официальная» невеста, которая героически терпела его постоянные закидоны, я бы так не смогла. Я успела проработать в роддоме почти четыре года, а невеста Бори так и не стала его женой. Не уверена, что ее мечта вообще когда-нибудь осуществится.

      Так что в прошлой жизни у меня была квартира и живая родственница, но никаких богатств не наблюдалось. Не так уж и много потеряла, но там я хотя бы была взрослой. И я была у себя дома. Одно хорошо, знание английского языка перепало мне бонусом, вот бы я намучилась, если бы не понимала окружающих. Еще и магические способности перепали, средненькие, но достаточные для обучения в школе чародейства и волшебства. Бабушка часто говорила мне, что уныние — это грех, и надо радоваться тому, что имеешь. Теперь я сполна поняла, что именно она пыталась мне объяснить. Мне действительно повезло: я вырвалась из серой безысходности сиротского приюта, я нашла себе близкого человека, практически члена семьи, даже завела себе домашнего любимца. Осталось найти собственно дом и работу, и я имею все шансы жить счастливо. У меня даже есть кандидат в домашнее растение: тентакула будет радоваться моему возвращению с работы и заботливо постукивать стручками. Когда-нибудь Том найдет себе девушку по душе, и может быть, наш дом наполнился топотом маленьких ножек, а я стану баловать и тискать «племянников». Я не питала иллюзий — кому нужна бесприданница с посредственной внешностью и магическими данными? Я собиралась работать и жить в окружении Рекса и милой моему сердцу фасоли. Если заработаю достаточно денег, куплю себе маленький домик и заведу еще парочку котов. Максимум. Если Том найдет себе жилье после школы, я буду только рада, мальчишки должны вылетать из гнезда. Однако будем реалистами. Даже с его блестящими данными ему придется несладко, а вдвоем выживать легче. Хотя не буду загадывать, у судьбы необычное чувство юмора. Даже в бредовых фантазиях я не могла себе представить мир, где есть маги с волшебными палочками, летающие на метлах. Отличная история могла бы получиться, я бы почитала.