Ледокол - Рощин Валерий Георгиевич - Страница 7

— Ну чего застыли, соколики? — с нарочитой веселостью пробасил он. — Вы ж на ледоколе работаете, а не на круизной яхте. Здесь всяко случается…

— Прямо руль! Так держать! — командовал Петров, бегая с левого крыла в рубку и обратно. — Машинное, малый назад!..

«Громов» елозил то вперед, то назад, пытаясь отойти от подводной части айсберга. От его кульбита образовалась огромная полынья, но, к несчастью, проклятая глыба полностью ее заняла, оттерев судно к самому краю — к границе толстого льда. Не имея возможности разогнаться и набрать хороший ход, ледокол мог надолго застрять в ледовом плену. Да еще по соседству с подвижным айсбергом.

Стармех Черногорцев был самым возрастным членом команды «Михаила Громова». Высокий, широкоплечий, чуть грузноватый и медлительный. На голове к пятидесяти годам уже образовалась приличная проплешина, зато черные усищи торчали в разные стороны, как у заправского донского казака.

Общаясь со своими «чертями», он частенько вворачивал в речь ядреные выражения, от которых захватывало дух и прибавлялось жизненной энергии.

Больше всего на вахте в машинном Черногорцев любил сидеть на своем «троне» и, контролируя по приборам работу силовых установок, пить чай вприкуску с бутербродом.

До 76-го года Черногорцев ходил исключительно по теплым морям — работал вторым механиком на танкере «Крым». Отвечал за главные двигатели и все, что с ними связано. «Крым» в основном мотался по Средиземному морю и Индийскому океану.

В октябре 76-го судно выполняло плановый рейс и находилось в Аравийском море, когда в машинном произошел обрыв масляного трубопровода. Силовая установка была немедленно остановлена, бригада начала замену дефектной трубки. Однако при ремонте брызги масла попали на горячие поверхности, и вспыхнул пожар, быстро распространившийся по всему машинному отделению.

Внутри оказались отрезанными от выхода шесть человек, включая Черногорцева. На судне была объявлена пожарная тревога. Экипаж приступил к тушению и всеми силами пытался спасти людей.

Температура внутри машинного быстро росла, несмотря на орошение переборок, палуб и подволока. Спасательная операция длилась полтора часа, после чего удалось спасти лишь троих механиков, а три человека из аварийной партии остались внутри.

Пожар продолжал полыхать. Из-за сильного нагрева палуб и переборок возникла реальная угроза взрыва топливных и масляных емкостей. В конце концов, капитан принял решение о герметизации отсека и включении системы жидкостного тушения составом СЖБ[2].

После пожара «Крым» отбуксировали в порт Аден, а спустя некоторое время он вернулся в Советский Союз.

Расследовавшая аварийный случай комиссия, вины экипажа не усмотрела. Однако чудом спасшийся Черногорцев не смог больше работать на «Крыме», написал рапорт и вскоре перевелся на ледокольные суда. Перед его глазами до сих пор стояли трое погибших ребят, которых он прекрасно знал до случившейся трагедии.

А в память о том пожаре на его предплечьях и шее остались обширные шрамы от ожогов.

Во время очередного маневра борт в четвертый раз столкнулся с подводным препятствием. На палубы «Громова» обрушился град ледяных осколков, по судну прошла сильная вибрация.

Один из осколков оказался слишком большим — от его удара по мачте лопнул силовой трос крепления. Длинная часть троса без серьезных последствий шибанула по рубке. А вот короткая, словно бритва, срезала коротковолновый локатор.

Рулевой матрос Тихонов удивленно посмотрел на погасший экран локатора и беспомощно оглянулся вокруг. Но капитан был слишком занят, старпом куда-то запропастился, а Банник только что поднялся на мостик с палубы.

Заметив отказ локатора, он вздохнул и покачал головой:

— Шо делается, а!..

Следующие полчаса Петров с Банником занимались эволюциями ледокола — слаженно работая, оба старались как можно дальше отвести его левый борт от нависшего айсберга. Команда мотористов во главе с Черногорцевым то давала полный вперед, то отрубала винт от вала дизелей, то заставляла вращаться винт в обратную сторону…

Получилось. Поелозив вперед-назад, «Громов» разрушил правым бортом кромку льда и отдалился от глыбы на относительно безопасное расстояние в полкабельтова. Теперь синеватый с белыми прожилками наплыв не нависал над ледоколом и не окатывал его палубы потоками воды и льда.

Когда опасность миновала, капитан оставил на мостике Банника с Тихоновым и спустился в медицинский блок.

— Как он? — заглянув в апартаменты Долгова, кивнул на лежащего боцмана.

— Неплохо, — ответил доктор. — Могло быть хуже.

— Обморожения нет?

— Нет, все ткани целы, чувствительность в норме. Голос пропал, но со временем восстановится.

Петров подошел к Цимбалистому, наклонился над ним, заглянул в глаза. Затем слегка сжал его ладонь и быстро направился к выходу…

— Андрей! — постучал в дверь капитанской каюты Еремеев.

Никто не ответил.

Он осторожно повернул ручку и толкнул ее. Не вышло — дверь была заперта.

— Андрей, я доложить по повреждениям, — сказал старпом, добавив голосу громкости.

И вновь ответом ему была тишина.

— В общем, обшивка левого борта пострадала. Но с этим ладно — герметизация корпуса не нарушена. Винт слегка зацепило — на вал передается вибрация. Но самое отвратительное, что накрылся локатор.

Озвучив доклад, старший помощник помолчал, прислушался…

Ни шагов, ни голоса, никаких других звуков.

Еремеев тихо выругался, сплюнул и, удаляясь по коридору, пробормотал:

— Ну и сиди там…

Петров в это время находился внутри каюты.

Он лежал на застеленной постели и отлично слышал каждое слово, сказанное через дверь старпомом. Только говорить с ним или встречаться он не хотел. В его руках была фотография в красивой деревянной рамке. Улыбаясь, супруга Людмила обнимала маленького сына Федора.

От снимка будто исходило тепло. Разглядывая своих близких, Андрей, сам того не замечая, начал улыбаться…

Как ни странно, познакомились они на борту «Капитана Воронина». Молоденькую журналистку — выпускницу журфака — редакция прислала сделать репортаж о команде только что вернувшегося из трудного плавания ледокола.

Людмила была в легком платьице и белых босоножках; в руках она держала фотоаппарат и большой блокнот. Она очень волновалась и подошла к трапу аж за 20 минут до назначенного времени.

Петров тогда был старшим помощником капитана и стоял на вахте. Старого капитана-пьяницу наконец-то отправили на пенсию. «Бойцовского пса» Макеева перевели на берег с повышением, чему долго радовался весь экипаж. Андрей по праву занял его должность, а команду ледокола возглавил грамотный и непьющий молодой капитан, с которым у нового старшего помощника сразу сложились прекрасные рабочие отношения.

Заметив с мостика стоявшую у трапа миниатюрную девушку, Петров позвонил вахтенному матросу и попросил узнать, к кому она пришла.

Получив ответ, сам спустился вниз.

— Извините, — робко пробормотала она, — меня прислали… Из редакции… Вот мое редакционное удостоверение…

Разобравшись, что к чему, он представился и пригласил Людмилу на борт. После чего устроил настоящую экскурсию по ледоколу.

Люда впервые попала на настоящее морское судно. Ее поражали и его размеры, и огромное количество палуб в надстройке, и современное оснащение… Андрей любезно показал ей все, начиная от машинного отделения и заканчивая рулевой рубкой. Во время показа он подробно отвечал на ее вопросы, рассказывал о работе команды во время плавания, о быте, о питании.

Выслушивая ответы, она что-то строчила в блокнот и беспрестанно щелкала фотоаппаратом. Затем он пригласил ее в кают-компанию и, несмотря на протесты, угостил вкусным обедом.

В целом она была в восторге от экскурсии. Да и обходительность старшего помощника, посвятившего ей два часа своего времени, говорила о многом.