Мамы-мафия: крёстная мать (ЛП) - Гир Керстин - Страница 11

Я только надеялась, что у старого чудовища плохо со слухом.

– Алло, вы слышите? К сожалению, Мими не может подойти к телефону. Она… э-э-э… в ванной.

– Хорошо ли это после выкидыша, – сказала свекровь. – Можно подцепить инфекцию, бог мой, об этом знает каждый ребёнок. Но эта женщина никогда за собой не следила. Слишком худая и слишком много алкоголя. И ещё болезненная сосредоточенность на карьере. Но это всё гены. В нашей семье все плодовитые и здоровые, уже многие поколения. У нас никогда не рождалось инвалидов. Про выкидыши мы и не слышали. А у неё это уже во второй раз. Женщине скоро будет сорок, бог мой! У меня в этом возрасте дети уже ходили в гимназию, все четверо!

– Да, я ей передам, что вы звонили, – чопорно сказала я. «Было бы здорово, чтобы вы сели в ваше мусорное ведро и стали бы ждать забора мусора», – охотно бы добавила я, но Мими бы это услышала. Её свекровь действительно соответствовала её гадким описаниям.

– Что хотела старая шрапнель? – спросила Мими, когда я снова присела на табуретку.

– Э-э-э… принести соболезнования, – солгала я. – Ей очень жаль, что ты потеряла ребёнка.

– Что? – взорвалась Мими. – Старая перепёлка ничего не знала о беременности! Этот маменькин сыночек, наверное, рыдал ей в жилетку. Я сверну ему шею, когда он вернётся домой! Что она сказала? Что я сама виновата, потому что я недокормленная и резкая? Что в её семье все здоровы и плодовиты? Что бедный Ронни должен найти себе женщину с более широкими бёдрами и лучшими генами?

– Нет, но что-то в этом роде, – признала я. – Она действительно глупа, как пробка. Удивительно, что её дети с такими генами сумели оказаться в гимназии.

– Доктор сказал примерно то же самое, – пробормотала Мими.

– Что именно? Он знает и твою свекровь?

– Нет. Он сказал, что эмбрион, скорее всего, был с дефектами. Вы должны радоваться, что вам не придётся рожать ребёнка-инвалида, фрау Пфафф. Природа иногда улаживает такие вопросы сама. О, я очень рада. Я весь день ликую от радости.

Я тут же возненавидела врача на месте.

– Он не знал Нину-Луизу, – сказала я.

Мими фыркнула.

– Ты ведь её тоже не знала, – ответила она.

– Знала, – возразила я. – Я точно знала, каким должен быть мой крёстный ребёнок, когда он появится на свет. Я уже даже знала, что я сложу в её школьную сумку. Нина-Луиза была самым милым ребёнком из всех…

– Нет! Нина-Луииза была фикцией. – Мими смотрела на тёмный экран телевизора. – Я только не знаю, почему… – Она замолчала.

– Почему – что? – спросила я.

Мими по-прежнему смотрела на телевизор.

– Почему мне её так ужасно не хватает, – прошептала она.

Слезинка повисла на её тёмных ресницах и покатилась вниз по щеке. С чувством облегчения я обняла её, и она впервые за пять дней начала громко всхлипывать.

– Я думаю, что ей надо опять выйти на работу, – сказал Антон. – Никому не пойдёт на пользу сидение дома в ожидании лучших времён. Тем более что Мими была очень успешна в работе.

Я пожала плечами.

– У неё даже не получается проветрить комнаты или выкинуть в помойное ведро баночки из-по кошачьей еды. Она чувствует себя неудачницей и одновременно ощущает дикий гнев по отношению ко всем, кто даёт ей понять то же самое. Я боюсь, что ей нужна… э-э-э… психологическая помощь. И Ронни тоже. Ты видел, что он вчера сделал с булочкой? Он растёр её пальцами в пыль, вместо того чтобы съесть. И это мужчина, для которого я всегда пеку дополнительный противень пиццы.

– Да, я тоже очень беспокоюсь за них обоих, – сказал Антон. – Ронни говорит, что он просто не может до неё достучаться. Она даже не разрешает себя больше обнимать.

– О, это я могу объяснить, – сказала я. – Мими злится на него, потому что он рассказал о выкидыше своей матери.

– Но он должен был, – ответил Антон.

– Нет, не должен, – возразила я. – Его мать вообще не знала, что Мими беременна.

– Но она же не может злиться на Ронни из-за того, что он… рассказал матери о таком важном событии, – заметил Антон.

– Может, – ответила я. – Какое дело его матери?

– Ну да, она…

– Она глупая корова, которая смотрит на Мими сверху вниз, потому что та не мечет одного ребёнка за другим, – перебила я его. – Она написала Мими письмо, в котором значилось, что она должна быть рада, что её слабое тело отторгло эмбрион, поскольку бедный Ронни не заслужил ребёнка-инвалида. И что Мими лучше всего выкопать себе могилу, чтобы Ронни мог найти себе более молодую и более здоровую мать для своих детей.

– Она действительно это написала? – неверяще спросил Антон.

– Примерно, – ответила я. – Только другими словами.

– Это очень резко, – заметил Антон.

– Да, она действительно настоящая злая свекровь, как в пословице, точно как т… – Я запнулась. Вот дерьмо. – Как те злобные свекрови в сказках, – неуклюже добавила я.

– В сказках, я думаю, злобные мачехи, – заметил Антон.

– Ах да, верно, – сказала я, с сомнением глядя на дочку Антона Эмили, которая с момента их прихода цеплялась за его рукав и безотрывно смотрела на меня своими тёмными глазами. Эмили было шесть лет, и она выглядела, как хрупкий азиатский ангелочек, с её бархатной кожей и прекрасными миндалевидными глазами, опушёнными густыми ресницами, которые она унаследовала от тайландских предков её матери. Её волосы были чёрными и блестящими, как вороново крыло, и когда она улыбалась, на её щёчках образовывались ямочки. Не то чтобы она когда-нибудь мне улыбалась, наоборот – если она вообще на меня смотрела, то таким взглядом, как будто я только что откусила голову её любимой кукле Барби.

– Она такая робкая, – прошептал мне Антон над её головой, но я не была уверена, так ли это. Во всяком случае, на дружеское приглашение Юлиуса поиграть с ним Эмили ответила совсем не робко:

– Я не играю с младенцами.

Антон засмеялся.

– В шестилетнем возрасте два года разницы играют большую роль!

– Мне скоро пять. – Юлиус был очень обижен. Я тоже. В конце концов, он был выше хрупкой Эмили на полголовы и вообще очень развитый для своего возраста. – Я умею ездить на двухколёсном велосипеде.

– О, это здорово, – сказал Антон тоном «Я хочу подольститься к ребёнку моей подруги, чтобы набрать у неё побольше пунктов». От этого тона ему, очевидно, было самому неловко, потому что он слегка покраснел. В самом деле, путь в моё сердце вёл прямиком через расположение моих детей. С Юлиусом, правда, это было не особенно трудно: он почти ко всем людям относился с симпатией, у него была солнечная маленькая душа. Нелли казалась более сложным случаем.

– Тогда мы могли бы все вместе устроить поездку на велосипедах, как вы думаете? – добавил Антон уже не так льстиво.

– Хорошо, – сразу же обрадовался Юлиус. Мы с Эмили не сказали ничего. Последняя совместная поездка ещё сидела у нас в памяти.

Эмили не хотела играть с Зентой и Бергером, нашими рыже-полосатыми котятами, хотя они в это время были совершенно очаровательны – игривые, пушистые и милые. Все дети были от них в восторге, то есть все, кроме Эмили.

По совету Анны я пригласила Антона и Эмили на ужин.

– Будет лучше, если вы вместе займётесь совершенно нормальными вещами, а не только походами в театры и ужинами в шикарных ресторанах, – сказала Анна. – Может быть, вам стоит как-нибудь вместе приготовить еду. Стоя рядом, вы нарежете овощи, вытрете с глаз друг друга слёзы от лука, покормите друг друга маленькими лакомыми кусочками, а дети в это время совместно накроют на стол. Как счастливая большая семья. А когда дети пойдут спать, вы вместе помоете посуду и займётесь этим на кухонном столе.

Мне понравилась эта идея, хотя мы, конечно, не ковали никаких планов по поводу ночёвки. И это дело на кухонном столе – я никогда не решусь на такое при наличии детей в доме! Мне хватит и взаимного кормления. Но так как Эмили заняла руку Антона, он не мог даже нарезать перец для салата. Его взнос в готовку состоял в том, что он наблюдал за моими действиями и пил красное вино.