Все застрелены. Крутая разборка. А доктор мертв - Райс Крейг - Страница 31

— Могу я поговорить с Каспером? — сказал мужской голос.

Ее рука, державшая трубку, задрожала, ей показалось, что она узнала голос, но она не была уверена.

— Он все еще в госпитале, — сказала она; внезапный беспричинный страх заставил ее голос звучать как у попугая. — У него случился рецидив, и он опять лежит в коме.

— Хватит заливать, — сказал голос. — Такого бугая сколько по голове не стучи, в кому его не загонишь.

Теперь она почувствовала уверенность, что это он. Это был голос южанина с миссисипским произношением. Это был голос белого человека.

Ее охватила дрожь с головы до ног, ее груди тряслись под шелковым пуловером, словно желе.

— Позвоните в госпиталь, если вы мне не верите, — сказала она, рассердившись на себя за то, что говорит как бы защищаясь, но ничего не могла с собой поделать. Она была не на шутку испугана. Было что-то садистическое и бесчеловечное в этом голосе. — Он в коме, — повторила она.

— Ему лучше выйти из нее, если он хочет получить часть из этих пятидесяти кусков, — произнес голос. — И проворно, как ниггер.

То, что он употребил этот эпитет, заморозило ее страх и обожгло нервы.

— А ты сам-то кто? — Ты — ублюдок поганый, — вспыхнула она.

Гнусный смешок донесся с того конца провода.

— Я человек, который может помочь ему вернуть обратно его деньги, его долю, — сказал голос.

Она пыталась думать, но не знала, с чего начать.

— Вам лучше позвонить Касперу в госпиталь, — сказала она.

— Ты позвонишь ему, моя сахарная. Я звонил ему шесть раз и не мог пробиться. Так что ты это сделаешь, медовая.

— Что я скажу ему? — спросила она, а затем добавила злобно: — Красношеий.

— Я сделаю твою шею красной, если доберусь до тебя, — пообещал голос и затем прибавил: — Просто передай ему то, что я тебе сказал, и если он хочет сделать дело, пусть лучше даст мне дозвониться до него.

Лейла вспомнила, что Каспер говорил ей о том, что она должна держать рот на замке. Если она сделает что-нибудь не так, он придет в ярость. Она не знала, как ей быть.

— Это может подождать, не так ли? — спросила она.

— Подождать до каких пор?

— Пока он не выйдет из госпиталя.

— А когда он выйдет?

— Когда? — она почувствовала ловушку. — Я не знаю когда. Спросите в госпитале.

— Ты оказываешь ему плохую услугу, куколка, — насмешливо сказал голос. — Ему это не понравится, когда он узнает, чего он лишился.

— Хорошо, сукин ты сын, — вспыхнула она. — Я позвоню ему, а потом ты позвони мне.

— Ну что хорошего из этого получится? У меня к нему дело. И оно не может ждать. Если Каспер хочет лежать в госпитале и прятать голову под подушку, это уж точно до добра его не доведет. Я сам найду какой-нибудь способ, как получить свою долю.

Ее ум разрывался, как всегда бывало, когда она чувствовала, что загнана в угол.

— Позвоните еще раз после восьми часов, — сказала она раздраженно. — Я не знаю, какого черта…

Она не получила возможности закончить фразу. На другом конце провода послышался мягкий щелчок, и линия смолкла как мертвая. Она села, глядя на телефонную трубку. Она вновь начала дрожать. Страх разъедал ее, как кислота.

— Ну что теперь? Что такого я сказала? — спрашивала она себя.

Было двадцать минут седьмого, когда зазвонил телефон.

Достойный мужской голос ответил:

— Погребальная контора П. Экседеса Клея. Добрый вечер. Чем можем служить?

— Это из детективного агентства Пинкертона, — сказал голос на другом конце. — Позовите к телефону вашего босса.

Это был голос южанина с миссисипским произношением. Это был голос белого человека.

Служитель сказал:

— Да, сэр. Сию минуту, сэр.

Мгновением позже донесся пронзительный голос Клея:

— Ну что там опять такое?

— Это из детективного агентства Пинкертона, — повторил голос.

— Вы уже сказали это прежде, — отрезал Клей. — А это моя погребальная контора. Давайте приступим к делу.

— Мы направили к вам трех наших людей, чтобы охранять карету «скорой помощи», которую вы послали за мистером Холмсом, — поставил его в известность голос.

В течение последнего часа голос безо всякого результата повторял эти же самые слова в шестнадцати других службах «скорой помощи» и погребальных конторах в Гарлеме. Но на этот раз он попал в самую точку.

— То, что я посылаю, это не карета «скорой помощи», — колко сказал Клей. — Это погребальный катафалк.

По проводу донесся смешок.

— Это как раз то, что нужно, — сказал голос. — К которому часу вы посылаете его?

— Каспер нанял для себя свою собственную охрану, — сказал Клей с оттенком расовой гордости, звучащим в его тонком сварливом голосе. — Мы все здешние. Мы не нуждаемся в каких-нибудь детективах с автоматами только для того, чтобы проехать по улице несколько кварталов. Сообщите своим нанимателям, что у Каспера уже есть прикрытие.

— Это просто замечательно, — сказал голос. — Но нас наняла национальная партия. Мы будем прикрывать ваше прикрытие.

— Ну, в таком случае, вам надо поторопиться. Катафалк отъезжает отсюда через полчаса.

— Это отлично сработает, — сказал голос. — Мы не станем вмешиваться ни во что происходящее, мы будем держаться на заднем плане. Вы можете даже не заметить нас.

— Вам не надо об этом беспокоиться, — саркастически сказал Клей. — Мне не платят за то, чтобы рекламировать агентство Пинкертона.

Выпалив эту колкость, он бросил телефонную трубку.

На Бруклинском мосту возникла дорожная пробка.

Грузовой автомобиль занесло на луже скользкого льда, образовавшегося из воды, вытекшей из перегретого радиатора пассажирского автомобиля, поехавшего незадолго до того, и он ударил в бок пассажирский автобус.

Несчастного случая не произошло, но бампер грузовика пробил дыру в боку автобуса, и потребовалось много времени, чтобы растащить их в стороны.

Могильщик и Эд Гроб ждали в толпе сгрудившихся у места аварии автомобилей и злились. У них было чувство, что время напирает на них, как маньяк с ножом, а они сидят со скованными ногами и связанными руками. Они не могли развернуться назад, не могли протиснуться сквозь пробку вперед, не могли бросить машину на мосту и уйти пешком.

Роман сидел на заднем сиденье в матросской робе и белой шапочке, сдвинутой на затылок, его руки, скованные наручниками, прикрывали полы куртки.

Могильщик посмотрел на наручные часы. Было двадцать минут седьмого. Снег падал по-прежнему.

— Пусть меня лучше ударит в зад боа констриктор, чем сидеть здесь и ждать, когда что-нибудь произойдет, а что — я даже не могу предположить, — горько пожаловался он.

— Все, чего я ожидаю, это чтобы растащили эти две развалины, — проскрежетал Эд Гроб.

Было три минуты восьмого, когда они свернули с Третьей авеню на Восточную 19-ю улицу и начали искать дом, о котором говорила миссис Холмс.

Найти его не составляло особого труда. Это был четырехэтажный дом с фасадом, выложенным плитками из желтой фанеры, над каждым из верхних окон — навесы в мелкую полоску, провисшие от снега. На первом этаже — большое окно, выходящее на газон шириной в три фута. Окно было завешено шторами из бледно-голубого шелка, между которыми можно было разглядеть силуэты людей, двигавшихся в щегольской сарабанде[5]. Черные ступени вели к двери, покрытой плитами черненой бронзы, вставленными в белую раму. На верхней панели помещался дверной молоток, в форме которого было что-то неясно непристойное. Над входом висел каретный фонарь.

Эд Гроб проехал мимо и остановился поодаль через три дома. Оба полицейских одновременно повернулись и посмотрели на Романа.

— Мы хотим, чтобы ты вернулся к тому дому и спросил Джуниора Болла, — прошепелявил Могильщик.

— Я не понимаю вас, — сказал Роман.

— Дай-ка я растолкую ему, — сказал Эд Гроб Могильщику.

Эд Гроб повторил приказ.

— Да, сэр, — ответил Роман, а затем спросил: — А что я скажу ему, если он там окажется?