Государственный переворот. Стратегия и технология - Глазунов Олег Николаевич - Страница 55

Но самый удивительный факт, наблюдающий в толпе — толпа равняет всех, независимо от уровня жизни, социального положения, ученого звания. Будь ты рабочий, ученый или чиновник — превращение в толпу достаточно для того, что бы у них образовался стойкий коллектив, заставляющий их думать и действовать иначе, чем думал бы, действовал и чувствовал каждый из них в отдельности. Между физиком и токарем могут быть различия с точки зрения интеллекта, но с точки зрения характера между ними часто не замечается никакой разницы. В толпе интеллектуальные способности людей, и, следовательно, их индивидуальные качества исчезают. В толпе всякое чувство, всякое действие заразительно, и притом в такой степени, что человек легко приносит в жертву свои личные интересы интересу толпы.

Наблюдения показывают, что человек, пробыв некоторое время среди действующей толпы, под влиянием ее энергетики, или каких — либо других причин, приходит скоро в такое состояние, которое очень напоминает состояние гипноза. Он уже не сознает своих поступков, и у него, как под действием гипноза, одни способности исчезают, другие же доходят до крайней степени напряжения. Под влиянием внушения такой человек будет совершать разрушительные действия с неудержимой быстротой: в толпе же эта неудержимость проявляется с еще большей силой, так как влияние внушения в толпе увеличивается путем взаимности. Он перестает быть самим собой и становиться роботом, у которого своей воли не существует.

Лебон полагал, что "становясь частицей толпы, человек спускается на несколько ступеней ниже по социальной лестнице". В нормальной жизни он, быть может, был бы культурным и интеллигентным человеком: в толпе — это вандал. У него обнаруживается склонность к разрушению и жестокости. По мнению Лебона: "Это оттого, что инстинкты разрушительной жестокости, составляющие остаток первобытных времен, дремлют в глубине души каждого из нас. Толпа, медленно избивающая какую — нибудь беззащитную жертву, обнаруживает, конечно, очень подлую свирепость, но для философа в этой свирепости существует много общего со свирепостью охотника".

Для человека в толпе понятие о невозможности не существует. В нормальной жизни человек сознает, что он не может ограбить магазин, а если даже он почувствует желание сделать это, то легко устоит против него. В толпе же у него появляется сознание могущества, доставляемого ему численностью, и достаточно лишь внушить ему идеи убийства и грабежа, что бы он тотчас же поддался искушению. Так, было на Манежной площади, возле гостиницы "Москва", во время демонстрации на большом экране матча Чемпионата мира между сборной России и Японии. Стоило только трем — четырем хаотам разбить пару бутылок об автомобили, припаркованные рядом с площадью. Как многотысячная толпа, разогретая спиртными напитками и возбужденная проигрышем нашей сборной (осознав свою силу и безнаказанность) в едином порыве ринулась крушить машины, избивать милиционеров, бить витрины ресторанов.

Сила чувств толпы еще более увеличивается отсутствием ответственности, особенно в толпе разношерстной. Уверенность в безнаказанности, еще более сильнее, чем многочисленнее толпа, и сознание значительного могущества, дает возможность массам людей проявлять такие чувства и совершать такие действия, которые невозможны для отдельного человека. Лебон писал: "В толпе дурак и невежда освобождаются от сознания своего ничтожества и бессилия, заменяющегося у них сознанием грубой силы".

Толпа достаточно легковерна. Ничего невероятного для нее просто не существует, этим и объясняется та необычайная легкость, с которой создаются и распространяются в толпе провокации и самые неправдоподобные слухи.

Различные провокации, легко распространяющихся в толпе, связаны не только одним ее легковерием, а также и теми искажениями, которые претерпевают события в воображении людей, собравшихся толпой. В глазах толпы самое простое событие быстро принимает гиперболические формы. Толпа мыслит образами, и вызванный в ее воображении образ, в свою очередь, вызывает другие, порой не имеющие никакой логической связи с первым. Достаточно уверений первого свидетеля, поддавшегося провокации, чтобы немедленно образовалось внушение, но влияющее уже и на всех прочих свидетелей.

В 1989 году в Праге чехословацкие студенты за несколько недель митингования уже устали скандировать антиправительственные лозунги. Западное телевидение только и могло, что транслировало кадры, где в ответ на редкую вялую выходку демонстранта не менее вяло замахивался (но не бил) дубинкой полицейский. Обе стороны показывали свойственную чехам выдержку и культуру. "Масс — медиа" жаждали крови, но ее не было. Бархатная революция забуксовала. Еще пару дней и революция пойдет на спад.

Какова же радость оппозиции, когда 17 ноября Вацлавская площадь "обагрилась". Телевидение всего мира показало "тело студента" скончавшегося от полицейских побоев во время разгона демонстрации. Сразу же нашлись очевидцы, которые во все возможных красках описывали, как "кровожадные" полицейские избивали дубинками беспомощного студента.

Это случай стал детонатором "бархатной" революции. Страна взорвалась забастовками. Образовалось движение "Гражданский форум", предъявившее ультиматум правительству. Последнее, представшее перед всем миром "убийцей", почувствовало себя неловко. В результате начались переговоры с оппозицией, закончившиеся капитуляцией коммунистов. Как потом выяснилось никакого убийства не было, а роль трупа выполнял измазанный красной краской один из сотрудников госбезопасности Чехословакии.

Во всех таких случаях источником внушения всегда является иллюзия, вызванная у одного какого — нибудь человека более или менее смутные воспоминаниями. Эта первоначальная иллюзия путем утверждения становиться источником заразы. Для впечатлительного, психически неустойчивого человека достаточно бывает случайного незначительного сходства, какой — нибудь подробности, напоминающей другое событие, чтобы ему показалось, что это и есть то самое событие. Вызванное представление заполняет всю область разума такого человека и парализует всякие критические способности.

Важным объектом манипуляции сознания является воображение. Лебон писал: "Могущество победителей и сила государств именно и основываются на народном воображении. Толпу увлекают за собой, действуя главным образом на ее воображение. Все великие исторические события — буддизм, христианство, исламизм, социализм — являются непосредственным или отдаленным последствием сильных впечатлений, произведенных на воображение толпы…. Не факты сами по себе поражают народное воображение, а то, каким образом они распределяются и представляются толпе. Необходимо, чтобы, сгущаясь, если мне будет позволено, если мне будет позволено так выразиться, эти факты представили бы такой поразительный образ, что он мог бы овладеть всецело умом толпы и наполнить всю область ее понятий. Кто владеет искусством производить впечатление на воображение толпы, тот и обладает искусством ею управлять".

По мнению ряда отечественных психологов "воображение есть способность человека, предназначенная для мыслительного постижения реальности. В уме мы руководствуемся теми реальными образами, которые нам производит наше воображение". Великий философ античности Аристотель писал, что когда ум осознает какую — то вещь, он должен построить ее в воображении. И исходя из этих "образов вещей" мы вырабатываем и нашу линию поведения.

Воображение и "внешняя" реальность тесно связаны. Карл Юнг писал; "Если некто вообразит, что я его смертельный враг и убьет меня, то я стану жертвой простого воображения. Образы, созданные воображением, существую, они могут быть столь же вредоносными и опасными, — как физические обстоятельства. Я даже думаю, что психологические опасности куда страшнее эпидемий и землетрясений". Из этого напрашивается вывод, для контроля за поведением людей очень важно влиять на оба процесса — выработки образа исходя из реальности и выработки стратегии и тактики поведения исходя из возникших в сознании образов