Агентурная кличка - Трианон. Воспоминания контрразведчика - Перетрухин Игорь Константинович - Страница 29

Михаил Иванович ответил, что он размышлял о том же. Ему также не все понятно в поведении Огородника. И поэтому он предложил сейчас же сесть в машину и проследовать по тому же маршруту в расчете на то, что, возможно, что-то прояснится. Я тут же высказал предположение, что, может быть, Огородник — гомосексуалист, искал партнера. Михаил Иванович не исключал и такого варианта, а пока, как заявил он, и так слишком много непонятного, надо будет выехать на место и посмотреть на все своими глазами, а потом посоветоваться в американском отделе главка. Нет ли там каких-нибудь совпадающих признаков?

Вскоре я уже был в МИД, и оттуда мы выехали в интересовавший нас район. К тому времени погода существенно не изменилась. По-прежнему было пасмурно, временами шел мелкий дождь.

При повторении маршрута Огородника мы обратили внимание на то, что тропинки были покрыты грязью, которая прилипала к подошвам и каблукам. Прогулка по ним была довольно неприятна, а ведь рядом жесткое покрытие шоссе, и по нему при дожде идти гораздо удобнее. Как вечером, так и днем место вокруг закладного камня было практически пустынным.

После обсуждения возникших вопросов с руководством отдела было принято решение проинформировать о наших наблюдениях руководство Первого американского отдела главка.

Через день Курышев рассказал мне о результатах своего посещения заместителя начальника американского отдела Рема Сергеевича Красильникова[7]. Он проинформировал его о наших наблюдениях. Тот, в свою очередь, сообщил ему о странных прогулках по тому же маршруту в парке Победы сотрудника посольства США, установленного американского разведчика Джека Даунинга (Дункана). Как правило, он от мест остановок автомашины проходил мимо закладного камня с правой и левой стороны и возвращался к ней различными маршрутами. Всегда шел медленным шагом, периодически останавливаясь и внимательно изучая окружающее. Для них это тоже было не совсем понятным.

О результатах сопоставления полученных сведений Курышевым и Красильниковым было немедленно доложено начальнику Второго главного управления генерал-лейтенанту Г.Ф. Григоренко, от которого последовало указание: в разработке Огородника соблюдать крайнюю осторожность, организовать наблюдение за ним с закрытых постов с использованием оптических средств, а при поездках по городу на автомашине наружным наблюдением сопровождать только в исключительных случаях.

Контрразведывательный опыт Г.Ф. Григоренко начался еще в суровые годы Великой Отечественной войны, когда он, будучи молодым офицером прифронтовой контрразведки, вступил в нелегкую схватку с фашистским абвером. А это был серьезный противник, и обыграть его стоило большого труда.

Обладая богатейшим опытом работы и незаурядными организаторскими способностями, Григорий Федорович Григоренко был непререкаемым авторитетом в вопросах контрразведки. Подтверждением тому были конкретные результаты этой работы — аресты агентов иностранных спецслужб. Общение с ним, кому это удавалось, было своеобразной школой оперативного искусства. Ко всему этому следует добавить: Г.Ф. Григоренко обладал твердым и независимым характером, что нравилось далеко не всем. У него было немало скрытых и видимых недоброжелателей и завистников среди высшего руководства КГБ, которые не упускали случая, чтобы чем-то досадить ему, и в первую очередь скомпрометировать его в глазах Председателя КГБ СССР Ю.В. Андропова, что им нередко удавалось. Это были люди зачастую далекие от профессионализма и случайные в нашей системе, имена которых просто не хочется называть.

Разговор по телефону оперативной связи.

Звонил Валентин Павлович Марченко — начальник отделения одного из отделов Седьмого управления.

— Игорь Константинович! Вчера наши ребята в два часа ночи наблюдали, как в комнате вашего объекта при закрытых шторах зажегся большой свет и горел около двадцати минут. Официальную сводку мы вам не посылаем, а поэтому просим взять это на заметку. Может быть, пригодится.

— Все это хорошо, но как они смогли это заметить, когда наблюдение ведется только до 24.00?

— Очень просто: они сами добровольно решили остаться до утра.

— Да ведь на чердаке из-за сквозняков довольно холодно, особенно ночью.

— Я не могу ограничивать полезную инициативу, к тому же ребята они у нас закаленные, все время работают на открытом воздухе и в непогоду тоже. А в 9.00 они, между прочим, были уже на работе.

— Передай им, пожалуйста, сердечную благодарность и большое спасибо от нашего коллектива. В их абсолютной надежности мы никогда не сомневались.

— Хорошо, спасибо за добрые слова, передам обязательно!

В соответствии с планом мероприятий по делу продолжалось активное изучение Огородника и его связей.

Однажды после беседы в моем служебном кабинете в МИД, куда я его иногда приглашал, Огородник попросил разрешения позвонить по телефону. Я разрешил ему, а сам, чтобы не выдать своего любопытства, подошел к сейфу и начал перебирать там папки с документами, делая вид, что что-то там ищу.

Он набрал номер телефона и сказал:

— Аня, здравствуй! Через двадцать минут я буду у тебя. Ты мне очень нужна!

И повесил трубку. Когда он набирал номер, я очень пожалел, что у меня нет глаз на затылке: уж очень хотелось узнать номер телефона, куда он звонил.

После его ухода я сразу же постарался прикинуть, где предположительно он может оказаться через двадцать минут с учетом того, что надо спускаться на лифте с одного из последних этажей высотного здания на Смоленской площади, затем пройти пешком до припаркованной на стоянке автомашин «Волге» и какое-то время ехать на ней до места встречи. Мысленно очерченный на плане города круг проходил примерно через точки: МГИМО, гостиница «Украина», метро «Арбатская»… Наиболее реальным почему-то казался МГИМО, хотя на то и не было достаточных оснований. Просто Огородник прежде учился в этом институте, защищал диссертацию и там могли оставаться его связи.

Вскоре в процессе наблюдения за ним была зафиксирована встреча с неизвестной молодой женщиной. Они встретились в городе. На своей автомашине он приехал вместе с ней на государственную дачу номер 9 в Серебряном Бору.

Там переоделся в спортивный костюм и около двух часов занимался переноской угля в подвал. После сравнительно непродолжительного пребывания в доме они вместе сели в автомашину, и он подвез ее к большому многоквартирному строению на улице Алексея Толстого, охраняемому сотрудниками Девятого управления КГБ СССР, то есть правительственной охраной.

Как выяснилось в процессе последующей проверки, дача номер 9 много лет принадлежала одному из известных московских градостроителей, умершему несколько лет тому назад. В настоящее время там проживает его дочь Анна Колотова, работающая в МГИМО, разведенная, по работе и в быту характеризующаяся положительно. В целях решения вопроса о возможности ее использования в изучении Огородника, выяснения их взаимоотношений, а также создания условий для последующего досмотра его личных вещей, записной книжки и проведения других оперативно-технических мероприятий мною под соответствующей легендой было проведено личное знакомство с Анной Колотовой. Легенда состояла в том, что в мою задачу как сотрудника службы безопасности якобы входит курирование по линии КГБ отдельных вопросов по МГИМО как институту, непосредственно связанному с МИД СССР.

Мы многократно встречались с ней. Выполняя возложенное на меня задание, я побывал и в уже упоминавшемся многоэтажном жилом доме по улице Алексея Толстого, где она занимала просторную квартиру, в которой проживала вместе с сыном школьного возраста. Внешне она производила неплохое впечатление вполне лояльного и порядочного человека, готового оказать посильную помощь компетентным органам в решении поставленных перед ними задач. Откровенно говоря, я очень рассчитывал на ее поддержку, наивно полагая, что именно в этой среде можно достигнуть полного взаимопонимания.