Странствия Шута (ЛП) - Хобб Робин - Страница 1

Перевод осуществлен командой https://vk.com/robin_hobb

(целиком и полностью на на бескорыстной основе)

Глава первая.  Канун Зимнего Праздника в Баккипе

Мне тепло и безопасно в нашем логове, с братом и сестрой. Они оба крепче и сильнее меня. Я родился последним и самым маленьким. Мои глаза открылись позже, чем у остальных, и я был наименее предприимчивым из детенышей. Оба, и брат, и сестра, не раз отваживались последовать за нашей матерью ко входу в логово, вырытое глубоко в подточенном рекой берегу. Каждый раз она рычала и огрызалась, чтобы загнать их обратно. Она оставляет нас одних, когда отправляется на охоту. Один из волков, младший в стае, должен оставаться и присматривать за нами. Но моя мать – это все, что осталось от стаи, поэтому она должна отправиться на охоту одна, а мы должны сидеть там, где она нас оставила.

Наступает день, когда она отталкивает нас задолго до того, как мы насытились ее молоком. Она оставляет нас, чтобы пойти на охоту, и покидает логово с наступлением вечера. Мы слышим ее единственный взвизг. И больше ничего.

Мой брат, самый крупный из нас, преисполнен страхом и любопытством. Он громко скулит, пытаясь призвать ее обратно к нам, но ответа нет. Он начинает продвигаться ко входу в логово, и моя сестра следует за ним, но в следующий миг они пятятся назад, чтобы в страхе съежиться возле меня. Прямо у логова странные, плохие запахи – крови и неведомых нам существ. Мы прячемся и скулим, кровавый запах становится сильнее. Мы делаем то единственное, что умеем: съежившись, теснимся у задней стены.

Мы слышим звуки. Это не лапы роют грунт у входа в логово. Звучит, будто большой зуб врезается в землю – кусает и рвет, кусает и рвет. Мы все больше съеживаемся у стены, шерсть на загривке брата встает дыбом. Мы слышим шум и понимаем, что снаружи находится не одно существо. Запах крови становится густым, к нему примешан запах нашей матери. Шум разрываемой земли не стихает.

Вдруг появляется другой запах. Пройдут годы, и я узнаю, что это за запах, но во снах это вовсе не запах дыма. Это запах, который мы не понимаем, он врывается в логово мощными струями. Мы скулим, потому что он режет наши глаза и вытягивает воздух из легких. В логове становится до удушья жарко, и, в конце концов, мой брат ползет к выходу. Мы слышим его громкий визг, который все длится, а потом чуем запах мочи. Моя сестра съеживается позади меня, становясь все меньше и тише. А потом перестает дышать и прятаться. Она мертва.

Я распластался по земле, мои лапы накрывают нос, глаза ничего не видят из-за дыма. Роющий звук не прекращается, а потом что-то хватает меня. Я тявкаю и сопротивляюсь, но что-то крепко держит мою переднюю лапу и тащит меня из логова.

От моей матери осталась лишь шкура и окровавленное тело, отброшенное в сторону. Мой брат в ужасе съежился на дне клетки, стоящей на телеге. Они швыряют меня рядом с ним, а затем вытаскивают тело моей сестры. Они в ярости оттого, что она умерла, и пинают ее, будто их гнев способен заставить ее почувствовать боль. Затем, жалуясь на холод и сгущающиеся сумерки, они сдирают с нее шкуру и швыряют ее к шкуре моей матери. Двое мужчин взбираются на телегу и подгоняют своего мула, обсуждая выручку, которую волчата принесут на собачьих боях. Окровавленные шкуры моей матери и сестры заполняют мой нос зловонием смерти.

Это только начало пытки длиною в жизнь. Иногда нас кормят, а иногда нет. У нас нет укрытия от дождя. Единственный источник тепла – это наши тела, когда мы прижимаемся друг к другу. Мой брат, отощавший от глистов, умирает в яме, куда его бросили, чтобы раззадорить бойцовых собак. И вот я остаюсь один. Меня кормят отбросами и объедками или вообще ничем. Мои лапы болят оттого, что я скребу клетку, когти трескаются, а мышцы ноют из-за заточения в тесноте. Меня бьют и тыкают палками, чтобы заставить бросаться на прутья, которые я не могу сломать. Рядом с моей клеткой они обсуждают планы продать меня в бойцовские ямы. Я слышу слова, но не понимаю их.

Нет, слова я понимал. Я дернулся и проснулся, на секунду все показалось мне неправильным и чужим. Дрожа, я сжался в комок, мой мех исчез, осталась лишь голая кожа, а ноги были согнуты под неестественным углом и чем-то опутаны. Мои чувства были притуплены так, словно меня запихнули в мешок. Вокруг пахло теми ненавистными существами. Я оскалил зубы и, рыча, вырвался из своих пут.

Даже после того, как я приземлился на пол, стащив за собой одеяло, и тело подтвердило, что я и в самом деле один из тех ненавистных людей, я смотрел на темную комнату в замешательстве. По ощущениям уже наступило утро, но подо мной были вовсе не гладкие дубовые доски пола моей спальни, и пахла комната по-другому. Я медленно поднялся на ноги, пытаясь привыкнуть к темноте. Напрягая зрение, я уловил мигание маленьких красных глаз и сообразил, что это тлеющие угли. В камине.

Пока я нащупывал к нему путь через комнату, мир вокруг меня встал на место. Старая комната Чейда в Оленьем замке выплыла из темноты, когда я поворошил угли и добавил к ним несколько деревяшек. В оцепенении я нашел несколько новых свечей и зажег их, пробудив к жизни вечно царившие в этой комнате сумерки. Я осматривался вокруг, позволяя моей жизни меня нагнать. Я решил, что ночь прошла, и что за пределами толстых стен, лишенных окон, начался день. Ужасные события предыдущего дня – как я чуть не убил Шута, как оставил своего ребенка на попечение людей, которым не доверял, и как чрезмерно истощил Скиллом Риддла, чтобы доставить Шута в Баккип – промчались через меня, как сметающая все на своем пути волна. Все это смешалось с захлестнувшими меня воспоминаниями о вечерах и ночах, которые я провел в этих лишенных окон покоях, изучая навыки и секреты ремесла королевского убийцы.

Когда дерево, наконец, занялось, и его свет добавился к бледному свету свечей, я чувствовал себя так, словно проделал немалый путь, чтобы прийти в себя. Волчий сон о его ужасном пленении таял. Я, было, задумался, почему сон вернулся с такой силой, а потом отпустил эту мысль. Ночной Волк, мой волк, мой друг, давно покинул этот мир. Отголоски его мыслей продолжали жить в моем сознании, моем сердце и моих воспоминаниях, но в том, с чем я столкнулся теперь, он больше не прикрывал мою спину. Я был один.

Не считая Шута. Мой друг вернулся ко мне. Измученный, избитый, возможно, не в своем уме, но он снова был рядом со мной. Я поднял свечу выше и вернулся к кровати, которую мы делили.

Шут все еще глубоко спал. Он выглядел ужасно. Следы пыток отпечатались на его покрытом шрамами лице, кожа обветрилась и потрескалась от лишений и голода, волосы поредели и превратились в рваную солому. Даже таким он выглядел лучше, чем когда я только увидел его. Он был чист, накормлен и согрет, ровное дыхание было дыханием человека, получившего прилив свежих сил. Я бы хотел сказать, что это моя заслуга. Ненамеренно я украл силу у Риддла и передал ее моему другу, пока мы шли через Скилл-колонны. Я сожалел о том, что по незнанию злоупотребил здоровьем Риддла, но не мог отрицать, что чувствовал облегчение, слыша ровное дыхание Шута. Прошлой ночью у него хватило сил поговорить со мной, он немного прошелся, сам принял ванну и съел ужин. Это было куда больше, чем можно было ожидать от изможденного нищего, которого я увидел вначале.

Однако позаимствованные силы – не силы настоящие. Поспешное лечение Скиллом, которое я применил, опустошило скудные резервы его тела. Энергия, которую я украл у Риддла, не могла долго поддерживать Шута. Я надеялся, что вчерашние еда и отдых начали восстанавливать его тело. Глядя на то, как он крепко спит, я посмел надеяться, что он будет жить. Я поднял одеяла, которые стащил на пол при падении, и бережно укрыл его ими.