Выбери любимый жанр

Стратегия Русской доктрины. Через диктатуру к государству правды - Аверьянов Виталий - Страница 19


Изменить размер шрифта:

19

Главное содержание современной политики – формирование новой картины баланса крупных финансовых и политических группировок. Так же и для Сталина главным были не конкретные механизмы, оттачивающие социально-экономическую систему НЭПа, а выстраивание разумной кадровой политики в верхах государственного аппарата, подготовка условий для установления безоговорочной единоличной власти в партии и далее, уже как знак этого установления, – полного отбрасывания НЭПа. Речь идет не о бирюльках, речь идет о создании прочной конфигурации власти – этим и занят был Сталин во второй половине 20-х годов, и Путин в первые пять лет XXI столетия. Многие критики Путина не видят этого политического измерения потому, что оно полностью укладывается в фигуры «передела собственности» и контролируемого перетекания активов. Политическое покрыто финансовоюридической оболочкой, авторитарное начало завуалировано в либерально-консервативный флер, власть говорит на «превращенном» языке.

Но уже в «национальных проектах», недавно объявленных Путиным приоритетом государственного развития, мне видится аналог первого пятилетнего плана, принятого командой Сталина в 1929 году. Хотя по всем меркам масштабы «нацпроектов» и являются пока чересчур скромными. Однако «год великого перелома» еще не завершился. В 29-м его увенчал «новый курс» с отказом от НЭПа и с упором на строительство социализма в отдельно взятой стране. В логике этого сценария нам сейчас следует ждать объявления «нового курса», который наполнит идею «национальных проектов» не только социально-экономическим, но и символическим содержанием. Возможно, «нацпроекты» – лишь первый пробный шар на пути к повороту курса. Доктрина же построения максимально открытой экономики Г. Грефа будет отброшена прочь ввиду ее явной неадекватности реалиям.

«Великий перелом» – это момент истины, узкий путь для власти. Повышенная осторожность, боязнь «порога», страх перед «Рубиконом» – все эти чувства вполне могут обуревать носителей власти в подобный момент.

На мой взгляд, другие сценарии политического развития в ближайшие годы так или иначе могут привести лишь к катастрофическому исходу.

Парадокс консервативной динамики

Ограничившись в теоретической части подходами Хантингтона и Манхейма, Ремизов обошел ряд скользких вопросов, оставив их, по всей видимости, на обсуждение консерваторов уже после принятия «рамочных манифестов» существования России. К этим скользким вопросам относится место внутри идеологического консерватизма таких доктрин как «консервативная революция» и «либеральный консерватизм». Принадлежность этих доктрин интегральному консерватизму – само по себе вопрос.

Стройность подхода Манхейма обусловлена его четким разделением традиционализма (то есть примитивного, доидеологического мироощущения) и консерватизма (как традиционализма, переставшего быть стихийным, достигшего ступени систематического самосознания, обусловленного так или иначе революционными событиями). Следует признать, что такое четкое разграничение терминов большинством современных теоретиков не принимается. «Консерватизм» рассматривают как частный случай традиционализма, более или менее компромиссную, историчную, ситуативную его модификацию. В этом смысле позиция Хантингтона является типичной для современного словоупотребления, но при этом она ее не исчерпывает, а представляет собой крайнее идейное выражение постфашистской интеллектуальной тенденции.

Что я под этим подразумеваю? Собственно, концепция «ситуационного» консерватизма есть не что иное как очередное извращение природы консервативной идеи в угоду западному общественному мнению, травмированному Второй мировой войной и испуганному перед лицом европейской «правой волны» 20-х – 30-х годов. «Ситуационный» консерватизм удобен для либералов и левых, которые манипулируют новейшими тенденциями возрождения национального самосознания в Европе. Ту же роль – манипуляции общественным мнением – играют эти взгляды и в России. Концепцию «ситуационного» консерватизма следует отбросить именно потому, что она манипулятивна. Под шумок о неофашизме «ситуационные консерваторы» стремятся блокировать многие здоровые тенденции, восстанавливающие естественный социальный баланс. При этом «ситуационный» консерватизм представляет собой лишь одну разновидность из целого набора родственных ему псевдоконсервативных инструментов.

Невозможно обойти и избежать темы, которая в очередной раз была поставлена В. Малявиным в его очерке «Между Ксерксом и Христом», где автор попенял Ремизову на неадекватность его классификации консерватизма, в котором в первую очередь «следует различать не предлагаемые Ремизовым типы (бюрократический, романтический, фундаменталистский и проч.), ибо эти признаки вторичны и случайны (контингентны), а уровни, или состояния: консерватизм подлинный, т. е. проективный, и притом, как ни странно, критический, и консерватизм ложный, разрушительный и саморазрушающийся, ибо нигилистически-нормативный…»

Малявин подозревает нас, поколение новых русских консерваторов, в том, что за нашим «фундаментализмом» скрывается мироощущение «взбесившихся гуманистов и вывернутых наизнанку либералов» и предостерегает на примере истории протестантских сект в Европе, что «революции вырастают именно из консервативных утопий и, как показывает наше время, туда же и возвращаются». Малявинская критика представляет собой отрицание парадигмы «консервативной революции» с позиций либерально-консервативной идеологии. Однако, что любопытно, Малявин в данном случае проскальзывает мимо ядра интегрального консерватизма – которое можно обозначить как политический традиционализм или динамический консерватизм. Вместо того чтобы разобраться в сути и потенциале этой доктрины, критик предпочитает навешивать на нее несвойственные ей пороки.

Подлинный консерватизм символизирует не статику, не бездвижность, но самодержавие субстанции, удержание ее целостности и здоровья, в том числе через устранение разрушительных вирусов. Поэтому традиционное охранительство в исконном древнем значении – solos conservator – выявляет не пассивную, а активную сущность консерватизма. В народной фразеологии эти же смыслы представлены в выражениях типа «ты мой ангел-хранитель» – олицетворяющих добрую спасительную силу, которая оберегает человеческую душу от ошибок и влияния темного начала. «Не плюй направо, там ангел-хранитель», – пословица, высвечивающая внутреннюю связь между архетипами консерватизма и «правоты», «правого пути», «правой руки».

Метафизика этого ядра консервативной идеи опознается как «подвижный покой» и «консервативная динамика», «божественный подвиг (снисхождение неба на землю)» и в то же время «безмолвное кипение». К этому парадоксу сводится сущность любой долговечной традиции, любых драгоценных для человечества преемственностей, опираясь на которые, всегда строятся социальные и политические порядки. «Консервативная революция» и «либеральный консерватизм» с разных концов высвечивают эту же истину, это же очарование консервативной идеи, но они призваны не воплощать эту истину, а пародировать ее и паразитировать на ней. Поэтому первая из этих идеологий извращается до срыва из состояния более высокоорганизованной социальной инерции к более низким порядкам той же инерции, а вторая сводится к «притормаживанию прогресса».

Кажущаяся многим критикам абсурдность «динамического покоя» выражает самую суть консервативной идеи, которая ни в коей мере не тождественна инерции либо торможению. Косность и застойность свойственны только тем видам консерватизма, которые поражены вирусами «современности». Все революции проистекают из этого смешения – вирус разложения и дезинтеграции ценностей поражает верхи традиционного общества, лишает их внешний «консерватизм» его внутренней силы, подтачивает его основания. «Рыба гниет с головы». Эта максима способна объяснить, почему любая революция в сущности своей является революцией сверху.

Динамический консерватизм (термин, встречающийся у богослова В.Н. Лосского) представляет собой не пассивный модус охранительного начала, а начало самоисправления и самовыправления, «правого движения» в человеке. Рыба, будучи тяжелее воды, тем не менее, устраивается так, что может свободно господствовать над водной стихией. Птица, будучи тяжелее воздуха, проделывает то же самое в своей стихии. Динамический консерватизм в отличие от своего левого, консервативно-либерального и правого, консервативно-революционного антиподобий выявляет архетип сложноорганизованной живой силы, источник ее локомоции (термин из биологии, блестяще иллюстрирующий консервативно-динамическую идею). Он преодолевает законы энтропии, превозмогает исторические тяготения, опровергает линейные схемы истории. Динамический консерватизм – это жизнь, живая организация. Что произойдет с той же птицей, если подвергнуть ее «консервативной революции»? Ее подстрелят, выпотрошат и набьют дрянью, превратив в чучело. А «либеральный консерватор»? Этот, наверное, больше оценит гастрономические качества птицы. Но ведь птица-то эта – Россия! Это мы с вами.

19
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело