Изгнанница (СИ) - Булгакова Ирина - Страница 30

-Это ложь. И ты это знаешь. И вот поэтому, уступок с моей стороны не будет. Тебе придется завтра показать народу мою голову. Во всяком случае, на моих руках не будет крови невинных людей.

Наместник замолчал. Молчал и Зенон. Он откинулся на спинку стула и внимательно заглянул Наместнику в глаза.

“Что ж ты смотришь на меня таким понимающим взглядом, - подумал Зенон. Закрадывается подозрение, не лишенное основания, что ты, уважаемый Наместник, знаешь, каким будет следующий ход. Тебе-то, человеку, находящемуся на вершине пирамиды не может не придти в голову простая мысль: время слов прошло. Были - были сгоревшие деревни, а значит, пришло время поступков. Если ты все понимаешь - а ты все понимаешь - сдайся сразу, не стоит дожидаться, когда слова будут произнесены. Или в разгоряченном мозгу возникает безнадежная мысль, что вот посидим, поговорим и разойдемся, а ты по-прежнему будешь страдать в темном подземелье, испытывая мазохистское наслаждение оттого, что, выпивая чашу до конца, освобождаешь от нее своих близких? Нет, ты не настолько глуп, Наместник… Но все равно ждешь”.

-Что ж, - выдохнул Зенон. - Только голова будет не твоя. Раз ты согласен ради великой идеи пожертвовать своей дочерью…

Не сразу до Наместника дошел смысл жестоких слов, хотя по всему было видно: ждал он их. Не мог не ждать. Но одно дело тешить себя надеждой, благословляя каждую ушедшую минуту, и совсем другое - знать наверняка. Наблюдая за тем, как побелело и без того бледное лицо Наместника, у Зенона было время загадать: достанет ли у того сил бурно выразить свои чувства?

Зенон выиграл мысленный спор. Склонному к эпатажу Наместнику понадобилось время, чтобы привлечь к себе внимание - так актер делает весомую паузу перед пространным монологом. “Ты ветреной была, а я моложе, за страстной ночью мы не замечали дня”… Понимание подбросило Наместника. Оказавшийся в ту же секунду рядом охранник опустил ему тяжелую руку на плечо, разом придавив к стулу.

-Вот и закончились твои словесные оправдания, - седая борода тряслась. Наместник опустил голову. - И мы перешли к сути.

-А ты бы хотел, чтобы я еще год разнообразил твое существование философскими беседами? Взялся за дело - нужно доводить его до конца. Иначе не следовало браться.

-Наверное, бесполезно стараться уверить себя, что ты так не поступишь…

Вот она - последняя капля, в которой нуждался Наместник, чтобы оправдаться перед общественным мнением. Дескать, я сделал все возможное, и если бы дело не касалось близких мне людей, я бы ни за что не сдался. Общественное мнение… А подумать головой: какое, Тьма возьми, общественное мнение? Зря Наместник боится, еще месяц-другой, и от общественного мнения останется прекрасная и глубокая тишина. А чтобы разобраться с разговорами в кулуарах, достаточно сделать акцент на извечном трогательном отношении человека к материальным ценностям. Всегда отыщется любитель за приличную сумму заложить товарища.

Мелькнула у Зенона мысль на грани сознания, что Наместник в первую очередь старается найти оправдание в собственных глазах, но он отверг ее как несостоятельную. Не вязалась глубокая внутренняя жизнь Наместника с внешним позерством. Увы, не вязалась.

Зенону любопытно было подмечать ту грань, что отделяла человека, верующего в того, что не все еще потеряно, от человека, потерявшего все. Широко открытые глаза Наместника были болезненно пусты. Зенону не раз приходилось заглядывать в глаза человеку, только расставшемуся с жизнью: такой же пугающий, остановившийся взгляд. Грудь у Наместника вздымалась, словно он пытался надышаться на год вперед. Он суетливо переплетал длинные непослушные пальцы. Губы его дрожали.

Близился миг торжества. Но Наместник молчал, и Зенон устал ждать.

-Бедняжке Донне нелегко. Больше месяца она заперта в своей комнате. Ни знакомых, ни друзей, пожаловаться некому, - монотонно заговорил Зенон, наблюдая за тем, как часто задышал Наместник. - И никто не знает, что может случиться с ней в этой комнате. И сколько раз…

И Наместник дрогнул. У него перехватило дыхание, он открыл рот, но дышать не мог. Его глаза расширились, правой рукой он схватился за грудь.

-Ладно, я еще наблюдаю за тем, - Зенон понизил голос, - чтобы ее окружали люди благородные. Но вполне может случиться, что у меня возникнут неотложные дела и тогда о ней придется заботиться грубым солдатам. Что понимают они в этикете?

У Наместника не осталось сил, чтобы вскочить. Он стал тяжело заваливаться на левую сторону. Если бы охранник не подхватил его, то он упал бы на каменный пол.

-Я сделаю все, что ты требуешь, - еле слышно шепнул он. - Только если дочь моя будет в безопасности. Я хочу видеть ее.

-После того, как убедительно справишься со своей ролью, ты сможешь поселиться с ней в Южной башне дворца. Я всегда выполняю свои обещания.

Наместнику ни к чему было знать, что бедняжка Донна на днях благополучно распрощалась со своей девственностью. Правда, носилась с ней, как с писаной торбой, не понимая, какую честь ей оказывает будущий король. Зенону даже пришлось отвесить ей несколько пощечин, прежде чем она догадалась: лучший выход из создавшегося положения - уступить. Ему претила такая манера общения с женщинами, тем более что желающие отталкивали друг друга локтями, ожидая его милости. Но ему важно было уложить эту гордячку в постель. Во-первых, общаясь сейчас с Наместником, он в полной мере ощущал свою победу. Во-вторых, завтра Донна будет тиха и послушна. Еще оставалось некое “в-третьих”. И это, пожалуй, даже удивляло Зенона. Наверное, все дело в разнообразии любовной игры. Девушка тихо плакала, отдаваясь ему, а он чувствовал необыкновенное возбуждение и необычайный прилив сил. Скорее всего, он просто устал от разнообразных похотливых криков и стонов. Чтобы подтвердить это предположение, стоило воспользоваться услугами Донны еще раз…

Четырнадцатилетний племянник Эрнион нагнал Зенона у входа в Круглый зал.

-Дядя, ты обещал мне, что мы пойдем в Оружейную, и ты поможешь мне выбрать новый меч. Меня туда одного не пускают, учитель говорит, что мне сгодится старый, но ты же знаешь, это не так, - глаза Эрниона горели решимостью добиться своего, во что бы то ни стало. - Ты обещал мне.

Глядя на серьезное мальчишеское лицо, на светлые волосы, собранные в хвост на затылке, Зенон подумал о том, как быстро растет племянник. Еще год, и они практически сравняются в росте. Надо бы отдать распоряжение, чтобы позаботились о новом гардеробе для племянника будущего короля. Если мать Эрни только и думает о том, кто достоин стать ее новым фаворитом, кто-то должен заботиться о мальчишке? Десять лет назад, перед смертью, брат Орест вытянул из Зенона обещание сделать из Эрни человека. Сначала, Зенон считал, что уже держит слово, если мальчишка находится рядом с ним. Но постепенно пришел к выводу, что лучше приручать его с малолетства, чем пожинать плоды не своего труда.

-Эрни, ты знаешь, я всегда выполняю свои обещания, - Зенон пошел медленнее, давая возможность племяннику приноровиться к его шагам. - Сейчас у меня важная встреча, а после обеда займемся тобой. Доволен?

-Доволен, - в предвкушении дорогого подарка Эрнион заулыбался. Веснушки делали его лицо трогательным и беззащитным.

Эрнион не был похож на Зенона в детстве. И все равно чем-то неуловимо напоминал Зенону себя лет двадцать назад. Ровно до того времени, как барон Ладимир - отец Зенона, долгое время служивший советником при дворе Рихарда Справедливого - не объявил, для какой цели он готовит сына. И для чего нужно было неуклонно придерживаться взглядов, по которым военная мощь должна быть сосредоточена в руках короля, и негоже городам, городкам и деревням иметь собственные обученные отряды. Дело военных - прикрывать внешние границы Королевства. В таком случае, достаточно поладить с главнокомандующим Южной армией генералом Авениром Сакским, чтобы внести свои коррективы. “Это минимум, но достаточный минимум, - говорил отец. - А максимум - найти общий язык с главнокомандующим Восточной армией, генералом Гордеоном Даргнийским. Король не вечен, с наследниками не повезло. Когда наступит наше время, сынок, мы должны быть во всеоружии”.