Страховщик - Литтл Бентли - Страница 22

– Извини, я задержался, – сказал Хорхе.

Жена молча улыбнулась и сжала его руку.

Дверь рядом с окошком регистратуры распахнулась, выглянула медсестра с папкой в руках.

– Миссис Маркес!

Оба встали и пошли следом за медсестрой в смотровую. Здесь медсестра взвесила Инес, измерила ей температуру и давление. За две недели Инес прибавила пять фунтов, все остальное тоже было в норме.

– Доктор Бергман сейчас подойдет, – сообщила медсестра и скрылась за дверью.

Инес осталась на смотровой кушетке; Хорхе нервно расхаживал по кабинету, разглядывая контейнер с ватными тампонами, разноцветный строй флаконов с антибактериальным мылом на раковине, красочную схему женской репродуктивной системы на противоположной стене.

– Знаешь, – заговорил он, – с нашей страховой компанией работает много акушеров-гинекологов, можно выбирать.

– Мне нравится, что меня лечит женщина, – твердо ответила Инес.

– Да нет, я просто…

Послышался вежливый стук в дверь, и вошла доктор Бергман. Против ее пола Хорхе ничего не имел – смущал ее возраст. Очевидная, бьющая в глаза молодость. Доктор Бергман явно только что окончила медицинский институт: быть может, училась она на «отлично», но Хорхе полагал, что прилежание не заменяет опыта. Ребенок у них первый, и Хорхе определенно предпочел бы, чтобы Инес «вел» какой-нибудь многоопытный доктор с седыми усами.

Впрочем, по существу претензий к доктору Бергман не было: держалась она уверенно, очень профессионально и, похоже, дело свое знала. К тому же, подумал Хорхе, Инес ей доверяет. Это тоже чего-то стоит.

Доктор приподняла на Инес блузку и принялась ощупывать ее выпуклый живот.

– Все хорошо? – тревожно спросил Хорхе.

– Все отлично, – заверила Бергман, выпрямляясь. – Готовы послушать, как бьется сердце?

– Конечно! – радостно улыбнулась Инес.

Эту часть осмотра Инес обожала, а Хорхе побаивался. Ну да, чудо жизни и все такое, а современные медицинские технологии и вправду творят чудеса, однако каждый раз он боялся, что что-то пойдет не так. Например, у доктора вытянется лицо, и она скажет: «Ой, а у ребеночка-то порок сердца!» И их малыш родится инвалидом…

Тем временем доктор Бергман размазала по животу Инес прозрачный гель, холодный даже на вид, и достала портативное устройство, более всего напоминавшее Хорхе омметр. Из микрофона послышался треск помех. Доктор медленно водила прибором по животу Инес – и постепенно из белого шума выделились иные, ритмичные звуки.

– Вот оно! – с улыбкой сказала доктор.

Хорхе слышал этот звук уже не раз, но все не мог поверить, что это сердцебиение. Бьется слишком быстро, и звук то ли шипящий, то ли свистящий…

Доктор Бергман, не дожидаясь вопроса, успокоила:

– Звучит отлично. Сильное, здоровое сердце.

Хорхе с облегчением выдохнул.

Они послушали сердцебиение еще несколько секунд; затем доктор убрала прибор, вытерла живот Инес салфеткой и, сев, принялась заполнять карту. Перевернув страницу, подняла глаза.

– Результаты амниоцентеза получили?

– Да, – ответила Инес.

Амниоцентез – еще один кошмар. Сначала в живот твоей жены вонзается гигантская игла, а медсестра, следя за ее движением на ультразвуковом мониторе, говорит: «Так, вот здесь осторожно, надо головку не задеть…» Но куда хуже – ожидание. Сутки ждать, не будет ли побочных эффектов, например, выкидыша. Еще несколько дней ждать результатов – нет ли у ребенка врожденных уродств, не окажется ли он умственно отсталым. Когда три дня спустя им позвонили из лаборатории, Хорхе понял, как чувствуют себя приговоренные к смерти, когда им объявляют помилование.

– И, видимо, вам сказали, что все в порядке?

– Да.

Доктор сделала значительную паузу и с улыбкой взглянула на мужа и жену.

– Итак… хотите узнать, кто у вас?

Вопрос вопросов. Они с Инес не раз это обсуждали и склонялись к тому, что не хотят заранее знать пол ребенка. Пусть будет сюрприз. Однако доктор перед ними уже это знает. Знают и лаборанты в лаборатории, и, наверное, еще несколько медсестер. Стоит ли притворяться, что этого знания не существует? Хорхе вопросительно взглянул на Инес.

Та, улыбнувшись, кивнула и взяла его за руку.

– Скажите нам, – попросила она доктора. – Мы хотим знать.

– Что ж, поздравляю, – ответила доктор Бергман, – у вас сын!

В комнате для гостей горел свет.

Десять минут назад, когда Хант уходил на работу, света не было. В этом Бет была совершенно уверена.

Но теперь в предрассветном полумраке прихожей из-под двери выбивалась желтая полоска.

Бет обхватила себя руками; ей вдруг стало холодно.

– Кортни! – позвала она.

Ответное мяуканье донеслось откуда-то издалека – с кухни или из прачечной.

Вообще-то Бет тоже пора на работу. Сегодня первый день после медового месяца, и опаздывать вовсе ни к чему. Надо идти. А вечером, когда они с Хантом вернутся… будем надеяться, к тому времени это закончится.

Это закончится.

Да. Что бы «это» ни было, оно происходит в гостевой. Прямо сейчас.

Бет щелкнула выключателем – свет не зажегся. Прихожая осталась темна и пуста.

Не считая полоски света из-под двери гостевой.

Бет замерла, не зная, что предпринять. И в этот миг из гостевой раздался странный звук. На сей раз не стук, а странное тихое посвистывание: так свистит чайник, забытый на плите и выкипевший почти до дна.

Скоро рассвет. Немного подождать – и солнечный свет вольется в дом через восточные окна и рассеет тьму. Но ждать нельзя. Утренние пробки на дорогах с каждой минутой плотнее; если она хочет вовремя добраться до «Томпсона», идти нужно прямо сейчас… Бет глубоко вздохнула, набираясь храбрости, быстро пересекла прихожую, повернула ручку двери и толкнула.

Дверь не открылась.

Бет толкнула сильнее, затем налегла на дверь всем телом. Желтый электрический свет блестел на носках ее туфель. Дверь не открывалась.

Свист стал громче. Теперь он походил не на чайник, а скорее на рассеянное посвистывание человека, который уже довольно давно и с нетерпением кого-то ждет.

По спине у Бет пробежал холодок.

И вдруг дверь распахнулась.

Бет пронзительно закричала. В краткий миг перед тем, как свет в гостевой погас, она увидела в ростовом зеркале напротив двери собственное отражение. А за спиной у себя – незнакомца. Мужчину в шляпе.

Никогда еще Бет не выбегала с такой скоростью из собственного дома.

– Ну, как себя чувствуешь?

– В смысле?

– Хрен не болит? Спорить готов, ты его натер до ссадин!

Хант рассмеялся и кинул в Эдварда срезанной веткой.

– У тебя же был медовый месяц! – не отставал тот. – Если ты настоящий мужик, «дружок» у тебя сейчас должен в штаны не помещаться.

– Мне, что, штаны спустить и показать? Не пойму, чего ты добиваешься.

– Подробностей! – объявил Хорхе сверху, со своей ветки. – Хотим подробностей!

– Ну уж нет! Таких подробностей вы не получите!

– А может, это ты ничего не получил? – поддел его Эдвард и басовито заржал.

Мимо шли две мамаши с колясками, все на секунду замолчали.

– Ладно, теперь серьезно, – снова заговорил Эдвард. – Как съездили?

– Целую неделю водил жену по своим любимым местам в Калифорнии. Как думаешь, каково это?

– Кошмарно?

– Лучше не бывает! – рассмеялся Хант. – Нет, конечно, была пара неприятностей – как говорится, чтобы поездка лучше запомнилась…

– Слышал, Хорхе? Чтобы лучше запомнить медовый месяц, ему нужны неприятности! Так я и знал: он не мужик!

– Ну, ты понимаешь! На Ольвера-стрит мы отравились пиццей…

– Понос в медовый месяц – это так романтично! – сладким голосом проговорил Хорхе, спускаясь с дерева.

– …и еще на парковке возле пляжа «поцеловались» с пикапом, – закончил Хант.

Эдвард сочувственно покачал головой.

– И что сказала твоя страховая?

– Ничего. Я им не сообщал. Ущерба не было, так что мы просто разъехались.