Загадочный Волжский - Белимов Геннадий Степанович - Страница 52

Я не буду вдаваться в тонкости научных гипотез о природе этого класса местных аномальных явлений (да их пока почти что нет). Позволю себе предположить, что вам будет более интересно ощутить себя на месте очевидца. Опишу реальную историю, произошедшую с реальным человеком. А вот какую истину они предвозвещают, покажет время. Итак…

Когда–то, многие века назад, по нашим местам вдоль побережья проходил бараний тракт, по которому из года в год многими сотнями гнали овец. Трудно сказать, где точно он проходил. Вероятно, вдоль Волги на возвышении. А возможно, трасса его была достаточно растянута не только в длину, но и в ширину, обильно полита потом и даже отмечена костями погибших в пути овец и погонщиков.

Почему бы не допустить, что память этого места до сих пор дает о себе знать? На такую мысль натолкнул случай, приключившийся с одной нашей горожанкой — по ее просьбе изменю ее имя и назову, скажем, Мариной.

Недавней весной она спокойно шла в Тольятти из магазина домой. Был как раз сезон «охоты на пешеходов», и девушка, отпрыгивая от машин, переходила залитый водой Приморский бульвар из седьмого квартала в восьмой. Ее мысли, как она сама призналась, были заняты только тем, как уберечь новый плащ от брызг из–под колес проезжающих авто. Не уберегла. Но так, как ей и во сне не могло бы присниться.

От проезжей части Марина успела отойти буквально на пару десятков метров, как вдруг заметила, что вокруг нее творится что–то «не то». Вместо привычных многоэтажек и мокрого асфальта весь окружающий участок был занят овцами. Они толкались об ее ноги, грязная, в репьях шерсть терлась о новый плащ, блеяние почти заглушало шум оставшегося где–то сзади города. Овец были тысячи. И вокруг было лето! Солнце стояло почти в зените, хотя только что было почти на закате. Присохшая на солнце степь пахла полынью — Марина четко чувствовала ее запах, невдалеке подгоняли овец кнутами погонщики на лошадях… Но и город тоже был. Марина в растерянности оглянулась назад и увидела тот же самый мокрый Приморский, те же машины, те же дома, вот только шум оттуда доносился приглушенный, словно бы из–за стекла.

Прошло несколько минут. Марина боялась сдвинуться с места. У нее возникло ощущение, что, если она сделает еще хоть шаг вперед, то навсегда останется в этом «овечьем» мире. Да и шагнуть было, в общем–то, некуда. Как–то она ухитрилась сделать шаг назад, в сторону города, и вдруг все пропало — и овцы, и степь, и солнце оказалось снова на закате…

Наверно, почти любой человек на месте Марины повел бы себя точно так же — не поверив самой себе (показалось, мол); она запретила себе думать о том, что только что с ней произошло. И только вопрос матери заставил ее осознать, что овцы и степь — не галлюцинации. А мать дома спросила удивленно: «Ты откуда столько шерсти и репьев на плаще принесла?» И только тут Марина поняла, что была в шаге от непонятной реальности, но… вернулась. Ну и как вы это объясните?»

Да, вопрос, конечно, интересный… И все же — какие гипотезы вызывают эти вполне достоверные истории?

Первое, что сразу приходит в голову — подтверждаются догадки, а если судить по другим источникам, даже уверенность в том, что существуют параллельные пространства, где жизнь и физические состояния отличаются от привычного трехмерного мира. Даниил Андреев в своей «Розе Мира» об этом много и подробно говорит — сама идея книги отстаивает концепцию многомерности и многонаселенности космоса. Писатель рассуждает о многослойности Вселенной, когда «под каждым слоем понимается при этом такой материальный мир, материальность которого отлична от других либо числом пространственных, либо числом временных координат. Рядом с нами, — пишет Андреев, — сосуществуют, например, смежные слои… и Время в таких слоях течет несколькими параллельными потоками различных темпов».

Он и сам, похоже, не однажды попадал в параллельные пространства, хотя его описания подчас страдают недосказанностью.

«В начале 1943 года я участвовал в переходе 196 стрелковой дивизии по льду Ладожского озера и, после двухдневного пути через Карельский перешеек, вошел поздно вечером в осажденный Ленинград, пишет Андреев. Во время пути по безлюдному, темному городу к месту дислокации мною было пережито состояние», когда ночные улицы были окрашены как–то неестественно — «сурово и сумрачно», а в этом пространстве некая «великая демоническая сущность внушала трепет ужаса…»

Именно тогда у него, защитника Ленинграда, укрепилась вера в окончательную победу над врагом. В дальнейшем и это видение, и воспоминания о подобном явлении у Храма Христа Спасителя послужили для писателя толчком к исследованию множественности разумных миров, которым он посвятил всю оставшуюся жизнь.

Мир многомерен, и иногда мы каким–то образом способны попадать в иные измерения — дай Бог, чтобы с возвратом! Примерно такой можно сделать вывод из рассказанных историй. Не исключено, что кто–то из читателей припомнит и свои особые ситуации…

Высокий, как баскетболист, с модной небритостью на лице, уфолог со стажем и классный биооператор по своим побочным увлечениям, Сергей Савинов расстелил передо мной на столе две карты. Одна — Волгоградской области, другая — города Волжского. На картах какие–то заштрихованные области, карандашные знаки «плюсов» и «минусов», широкие линии, оконтуривающие отдельные зоны.

— Вот, завершил работенку… — сказал он, положив ладонь на карту нашего города. — Два года на это ушло. Обошел весь город с биолокационными рамками. Считай, с апреля по октябрь, пока сухо, ходил, проверял и перепроверял. — И усмехнулся на мой немой вопрос: — Это распределение геопатогенных зон в нашем городе. Потом еще два месяца сидел над схемой с маятником — уточнял… На каждом квадрате сетки выявлял заряд, проверял по нескольку раз. Теперь вполне можно руководствоваться…

И он стал рассказывать:

— Это вообще–то третья по счету карта, сделанная мною за период занятий биолокацией. Первой была карта энергетических зон города Воскресенска, что под Москвой. Я там несколько лет жил и работал, поэтому интерес к обследованию того города понятен. Вторая моя работа — карта Волгоградской области. Это я делал как бы для себя. Ну, чтобы кое–что проверить, обнаружить тенденции. Конечно, маятником делал, поездить не пришлось. А вот карта Волжского тебя, наверно, особенно заинтересует. Ты можешь убедиться, что она в целом дает реальную картину расположения энергетических зон на территории города. Здесь, на мой взгляд, многое совпадает с тем, что мы наблюдаем в действительности.

Я с огромным вниманием углубился в рассмотрение пятнистых зон и их границ. Карты всегда оказывают на меня чарующее воздействие, притягивая своей загадочной сетью, прихотливыми линиями, узнаваемыми местами, контурами рек и водоемов, а эти явно добавляли что–то новое к известному. Но и вопросов к Сергею поначалу было много. Беседа затянулась.

Чем же интересны такие карты, какие сведения можно из них почерпнуть?

Они необычны тем, что наглядно показывают, как располагаются геопатогенные зоны на местности и иногда помогают ориентироваться в различных ситуациях. Напомню: название геопатогенный происходит от греческих слов: гео (ge) — земля, патос (pathos) — страдание, болезнь. В отличие он геопатогенных, положительно заряженные зоны называются геомантийными.

Геопатогенные зоны были известны еще в глубокой древности. Так, например, китайцы называют их «зубы дракона» и говорят о таких местах, что ими владеют «глубинные демоны». Древние славяне не приступали к строительству, не посоветовавшись с лозоходцем. Всегда и всюду люди с особой тщательностью выбирали для себя три основных места: дома для жилья, церкви для богослужения и кладбища для усопших. В старину этому уделялось большое внимание: дома располагались недалеко от рек и водоемов, в долинах или на холмах, а церкви неизменно ставились на возвышенностях, ближе к небу, с красивым обзором окрест. Погост тоже не случайно обустраивался, и обязательно в уединении, в тиши деревьев, там, где создавался особый душевный настрой человеку, пришедшему почтить память усопших…