Говорят сталинские наркомы - Куманев Георгий Александрович - Страница 26

В один из февральских дней 1979 г. мне позвонил генерал- лейтенант в отставке, доктор исторических наук Николай Александрович Антипенко (1901–1986). Это был известный советский военачальник, боевой соратник и верный друг маршалов Г. К. Жукова и К. К. Рокоссовского, автор интересных публикаций и особенно популярной среди читателей историко–мемуарной книги «На главном направлении», которая выдержала несколько изданий в стране и за рубежом. С первого дня нашего знакомства, состоявшегося в начале 60‑х годов, между нами установились добрые дружеские отношения. В 1971 г. Н. А. Антипенко, работавший тогда в Институте военной истории Министерства обороны СССР, был одним из моих оппонентов по докторской диссертации…

В самом конце того телефонного разговора Николай Александрович сообщил, что мною заинтересовался Л. М. Каганович. И, когда я выразил свое удивление, он пояснил:

— Недавно я имел с ним беседу, и Лазарь Моисеевич попросил помочь достать Вашу книгу о советском железнодорожном транспорте военных лет. Запишите его домашний телефон.

Вскоре я позвонил по указанному телефону и, получив от Кагановича его домашний адрес на Фрунзенской набережной, отправил по почте свою книгу. Спустя некоторое время я решил узнать его мнение о ней и снова позвонил. Уже знакомый голос с сожалением ответил, что книгу так и не доставили и, очевидно, она где–то затерялась на почте. И тогда мы договорились, что я вручу ее Кагановичу при личной встрече.

Но встреча состоялась не скоро. Из–за плохого самочувствия Л. М. Кагановича, болезней, а также по другим причинам она много раз откладывалась на более удобное время. Прошли месяцы и даже годы, пока, наконец, 21 июня 1990 г. мы встретились…

Поднимаюсь почти на верхний этаж дома № 50 по Фрунзенской набережной. Дверь открывает дочь Кагановича — Майя Лазаревна. Приветливо здоровается. Из небольшой прихожей сразу попадаю в комнату, где слева за письменным столом с трудом узнаю человека, знакомого по портретам и многочисленным фотографиям прошлых лет. Крупная, коренастая фигура, полное лицо, редкие седые волосы, густые брови, седые усы. Выражение лица кажется чуть насмешливым. Большие карие глаза смотрят через очки с толстыми стеклами испытующе, несколько настороженно, как бы пронизывая тебя насквозь. На Кагановиче далеко не новый темно–синий атласный восточный халат. Позади кресла — костыли. На письменном столе — стопка книг, писем, открыток, большой нецветной телевизор, несколько отточенных карандашей, линейка, увеличительное стекло, авторучки. Два шкафа с книгами, на стене и за стеклами шкафов несколько фотографий Сталина и его ближайшего окружения.

Майя Лазаревна оставляет нас одних. Я вручаю хозяину квартиры свою недавно вышедшую из печати книгу «Война и железнодорожный транспорт СССР. 1941 — 1945», и мы приступаем к беседе.

Первым делом гостю был задан вопрос, не является ли он членом «ДемРоссии»?

— Нет, нет, — отвечаю.

— А то эти шибздики такое наболтали, так оплевали наше и настоящее, и прошлое, что ничего светлого и героического у народа, вроде бы, и не осталось. (И Каганович с возмущением называет целую «обойму» имен «правофланговых радикальных демократов» и среди них Собчака, Попова, Афанасьева, Якунина, Станкевича, Старовойтову…)

Мы беседовали около часа, касаясь разных тем. Лазарь Моисеевич был в хорошем настроении, говорил много и охотно, особенно когда были затронуты события предвоенных и военных лет, работа наших железных дорог, вопросы эвакуации, оценка Сталина. Лишь иногда он делал небольшие паузы, чтобы с помощью линейки или карандаша «помассировать» себе спину.

Прощаясь с Кагановичем, я предложил сфотографироваться, но он отказался: «Плохо выгляжу. Как–нибудь в следующий раз». Зато без возражений подписал мне две свои фотографии. На одной из них он снят вместе с Алексеем Стахановым. Правда, из–за плохого зрения ему пришлось вооружиться большой лупой и использовать линейку, чтобы написать мне небольшое посвящение.

Мы договорились о следующей встрече, по возможности, в самое ближайшее время. Но она состоялась только спустя почти год — 6 мая 1991 г. Л. М. Каганович перенес инфаркт миокарда, хотя внешне мало изменился. Мы были одни в квартире и проговорили несколько часов, но коснулись лишь небольшой части из того, о чем так хотелось расспросить «последнего из могикан» из ближайшего сталинского окружения. Больше всего меня в тот вечер поразили творческие, прямо–таки дерзновенные планы неутомимого 97-летне- го собеседника, рассчитанные, по его словам, на ближайшие 5–6 лет, по созданию крупного труда, посвященного индустриализации СССР и реконструкции железнодорожного транспорта. Он долго меня не отпускал, и мы расстались около 11 часов вечера, договорившись о новой встрече через некоторое время.

Однако вскоре Кагановича не стало. Ниже приводится почти полная запись двух наших бесед.

Надеюсь, что публикуемый материал представит определенный интерес как свидетельство одного из видных государственных и партийных деятелей той эпохи, которую в течение целых десятилетий называли «сталинской».

Мне трудно судить при ответах на какие вопросы Л. М. Каганович был более, а на какие — менее правдив и искренен. Конечно, далеко не все его мнения представляются бесспорными. Тем не менее полагаю, что суждения и оценки «железного наркома» не могут не вызвать внимание широких кругов читателей, включая и историков.

Встречаясь и беседуя с Кагановичем, я, разумеется, не мог не думать, какой же буквально перенасыщенной событиями переломного характера была его жизнь на фоне предреволюционного периода, Первой мировой войны, двух революций 1917 года, Гражданской войны, социалистического строительства в СССР, Великой Отечественной войны, четырех послевоенных десятилетий… И как много хранит его память из того, что не отражено или слабо отражено в документах, и все важные свидетельства он, видимо, унесет с собой. Издание в 1996 г. посмертных мемуаров Кагановича «Памятные записки рабочего, коммуниста–болыневика, профсоюзного, партийного и советско–государственного работника», к сожалению, только подтвердило указанные опасения. Книга в известной степени разочаровывает. В ней мало подлинных откровений автора, неизвестных эпизодов, событий, оценок многих деятелей той поры. Годы Великой Отечественной войны представлены лишь одним небольшим фрагментом, по существу отсутствуют диалоги и т. д.

Словом, публикуемый материал не только не повторяет, а, напротив, как нам кажется, заметно дополняет то, что читатель может узнать в ходе чтения «Памятных записок…».

Что касается небольшой содержательной книжки писателя Феликса Чуева «Так говорил Каганович: исповедь сталинского апостола» (М., 1992), то вопросы, которые задавал он Кагановичу, все же отличаются от того, что интересовало профессионального историка.

Как бы мы не оценивали сегодня деятельность этого человека со всеми его пороками, ясно одно — это историческая личность. И, будем объективными, Каганович, долгие годы находившийся у вершины власти, вошел в летопись нашего государства не только как разрушитель и ревностный исполнитель многих справедливо осужденных ныне противоправных предначертаний «великого вождя». За его плечами и большие созидательные дела в области тяжелой индустрии, коренной реконструкции и развития железнодорожного транспорта, включая военные годы, строительства Московского метрополитена и т. п.

Как свидетельствовали многие ветераны тех трудных довоенных и военных лет, Каганович, несомненно, обладая большими организаторскими способностями, хорошо владел ораторским искусством, был неутомимым в работе и мог весьма умело и искусно поддерживать и развивать различные трудовые почины, увлекавшие массы на самоотверженный труд.

Беседа с Л. М. Кагановичем

(Из магнитофонной записи) 21 июня 1990 г.

г. Москва