Сладостный вызов - Бингхем Лайза - Страница 6

Брэм дотронулся до ее щеки, вспоминая каждую деталь.

— Ты должна была понимать, что меня легко покорить. Я никогда раньше не встречал такой красивой женщины. Твои глаза, твое лицо, твоя кожа.

Он нежно гладил ее по щеке.

— Мы знали друг друга лишь в течение нескольких недель, когда мы бегали в домик, чтобы хотя бы поцеловать друг друга или обняться. Ты продолжаешь настаивать, что хочешь аннулировать наш брак, но ты должна знать, что это будет трудно, потому что мы с тобой вступали в интимные отношения.

Маргарита в замешательстве поджала губы, и это немного усмирило его гнев. Она все помнила. Это читалось по ее лицу, по ее губам.

— Дождавшись, пока последний человек в Солитьюде не отойдет ко сну, — он остановился, чтобы посмотреть, как румянец вновь покрывает ее щеки, — ты сбежала по черной лестнице и вырвалась наружу. — Его голос под воздействием воспоминаний слегка охрип. — Я видел как ты бежала босая по траве, твои волосы развевались, обнаженные икры были видны сквозь складки тонкой ткани.

Слова затихли, его собственная память была слишком сильна. Он словно бы ощущал ее тело, она обвивала его шею руками и покрывала его поцелуями. Он так любил ее.

Он так ей верил.

Так по-дурацки был очарован ею.

Внезапно он понял, что ее любовь была ненастоящей. Если бы она действительно любила его, она бы не смогла так легко это забыть.

Эти размышления привели Брэма в чувство. Гнев с новой силой охватил его. Маргарита лгала ему. Она предала свою любовь. Затем она вернулась домой во Францию вместе с отцом, уехав в тот самый день, когда поклялась вечно принадлежать ему.

— Пара месяцев страсти, — горько добавил он. — Это все, что было у нас до твоего отъезда. Ты не должна быть в претензии на меня за то, что я нашел тебя. Помнишь, как ты смотрела на меня, когда мы были вместе, словно в тебе просыпался зверский голод? Это было самым важным моим опытом с женщиной. Раньше у меня тоже бывали женщины…

— Много женщин!

— Три, и ты это знаешь.

Она молчала.

— Я рассказывал тебе о них. Я отдал свое сердце тебе, строил планы на будущее, и все, что я говорил тебе, лишь разжигало твою страсть ко мне.

Маргарита положила руки на колени и уставилась в пол. Конечно, она не могла все это отрицать. Но также она не могла отрицать, что они давно уже не вместе.

Брэм выпрямился, внимательно глядя на нее, пытаясь увидеть в ней черты той женщины, которую он знал — когда-то такой беззаботной, наполнявшей его жизнь смыслом. Но он не находил ее. Она даже внешне слегка изменилась.

— Ты потеряла свою девственность со мной задолго до свадьбы, Маргарет.

Она не спорила.

— Затем, спустя несколько часов после того, как мы поженились, ты уехала.

— Я никогда бы…

— Что бы ты никогда не сделала? — прервал он ее. — Не признала бы правды? Что ты не любила меня, никогда не любила меня? Черт возьми, Маргарет, почему же ты вышла за меня? Я спрашивал себя об этом миллион раз. Почему?

Она молчала.

— Вряд ли это было из-за секса…

Она сидела, потрясенная его цинизмом.

— Мы достаточно много занимались этим, чтобы ты хотела большего. — Он покачал головой. — Может, из-за Солитьюда? Наверное, мысль о том, что ты будешь жить в имении, среди богатых плантаций, и каждый твой каприз будет немедленно исполнен… Так?

— Нет.

Но его грубый шепот не прерывался.

— Тогда почему? — Он наклонился над ней, заставив ее посмотреть ему прямо в глаза. — Может, потому, что моя семья была богата? Поэтому? Жизнь дочери дипломата не была настолько комфортной… Ты увидела богатства моей семьи и решила найти возможность присвоить их?

— Неправда! — выдохнула она в шоке. Кажется, он был готов поверить ей.

— Не играй со мной в невинность, Маргарет. Это тебе не идет. — У нее от обиды перехватило дыхание, он это заметил. Ее грудь вздымалась, она судорожно глотала воздух.

Его жена по-прежнему была очень красива. Даже еще красивее, чем раньше. Ее внешность раньше была немного детской, теперь же она стала более женственной.

— Ты знал, как свести меня с ума. Я умирала от желания при виде тебя.

— Я думал, мы любим друг друга, Маргарет.

Он взял ее лицо в ладони и повернул его к себе. Ее кожа была такой же бархатистой и нежной, как и когда-то. Даже, может, еще нежнее.

— Ты согласилась стать моей невестой.

Он провел по ее губам большим пальцем, думая о том, что они созданы для поцелуев.

Но как же эти губы могли столько лгать ему?

Какой-то древний гнев разгорался глубоко в его груди. Он сжал ее подбородок, заставив снова посмотреть на него.

— Затем ты предала меня. Ты приказала высечь меня.

— Нет!

Она отрицала все уже чисто автоматически, но он не слушал ее.

— Для свадьбы мы выбрали очень теплый день. На рассвете мы покинули Солитьюд, сев на двух лошадей. Четыре часа езды между моим домом в Вирджинии и Мэрилендом, но мы проехали это расстояние за три с чем-то. Мы выбрали тихий маленький городок на границе…

— И ты оставил меня!

— Я оставил тебя одну на пару часов, чтобы ты могла отдохнуть и переодеться.

Ее лицо исказилось.

— Теперь ты пришел, чтобы напомнить мне весь этот кошмар. На пути к гостинице мы продирались сквозь толпу, глазевшую на учения местной милицейской части. Ты был в восторге. По тебе нельзя было сказать, что скоро наступит наша первая брачная ночь. Твое внимание рассеялось, казалось, ты потерял ко всему интерес.

— Это была часть политических выступлений по поводу недавней победы Авраама Линкольна!

— Да, но и одновременно это был первый раз — первый раз, когда ты показал, что твои политические взгляды очень много значат для тебя — настолько, что ты готов был пойти в армию добровольцем.

— Я рассказывал тебе о моих убеждениях и раньше.

— Да, но я считала, что ты был за дипломатическое решение вопросов, а не за войну! В день нашей свадьбы ты хотел остановиться возле пункта вербовки солдат. Ты действительно решил, что я поверила тебе, когда ты сказал, что дал мне так много времени только на то, чтобы переодеться и отдохнуть? Я знала: ты вернешься на пункт и запишешься в армию.

— Поэтому, спустя минуту после моего ухода, ты направилась в гостиничный вестибюль дать телеграмму твоему отцу, чтобы он приехал и забрал тебя.

— Потому, что я знала, что ты вернешься с бумагой, подтверждающей твое зачисление в войска.

— Я настоял на том, чтобы они мне дали несколько недель прежде, чем призвать меня.

— Замечательно! Очень романтично! Короткий медовый месяц перед многими годами вдовства. — Она была сильно раздражена. — А ты ведь обещал любить и беречь меня.

— Так бы я и сделал.

— Прямо на поле битвы? Ты был готов променять меня на твою гадкую войну и ждал нашей первой брачной ночи, чтобы признаться мне! Почему ты не поделился со мной своими планами до церемонии?

— Я не думал, что это так важно. Я собирался обсудить с тобой это по возвращении с пункта вербовки…

— …Когда уже было бы поздно…

— …Но твой отец уже приехал, чтобы забрать тебя.

— Тебя не было целых шесть часов! Когда приехал папа, ты вскоре вернулся в гостиницу, и я понимала, что абсолютно безнадежно пытаться говорить с тобой. Я не собиралась стоять и смотреть на ваши тела: вас убили бы во имя страны, в которой я провела только три месяца!

— Это жалкие отговорки, мы оба знаем это. Твоя мать была американка, и она растила из тебя американку, а не француженку.

— Но я выросла во Франции. Франция! Моя мать умерла за год до того, как я познакомилась с твоей семьей. Я не разделяла твои взгляды на политику.

Брэм придвинулся ближе к ней.

— Ты была моей женой. Это должно было что-то значить для тебя. У тебя ведь были какие-то обязательства передо мной.

— Конечно! Такие же, какие и у тебя. Я хотела забрать тебя в Европу, подальше от этой чертовой войны. Я хотела заботиться о тебе!

Он придвинулся еще ближе, так, что ей пришлось откинуться назад, опершись на руки.