Шесть дней Кондора. Тень Кондора. Последние дни Кондора (сборник) - Грейди Джеймс - Страница 42

Малькольм бросил пистолет на пол. Он проскользил по кафелю и замер рядом с неподвижным телом.

У Малькольма ушло несколько минут на то, чтобы найти телефон-автомат. В конце концов заблудивший морской офицер обратился за помощью к симпатичной стюардессе-азиатке. Ему даже пришлось занять у нее десять центов.

– Четыреста девяносто три тире семь два восемь два. – Голос Митчелла чуть дрогнул.

Малькольм не спешил с ответом.

– Это Малькольм, – устало произнес он. – Все кончено. Мароник мертв. Пришлите кого-нибудь в Национальный аэропорт забрать меня. Мароник тоже здесь. Я в терминале «Норт-Уэст», на мне военно-морская форма.

Три машины с оперативниками затормозили у входа в здание аэровокзала за две минуты до прибытия полиции, вызванной уборщиком, который обнаружил в туалете кое-что помимо грязных унитазов.

– Это все равно что охотиться на сидящих в клетке птиц. – Трое сидели за столом, потягивая горячий кофе. Пауэлл посмотрел на улыбавшегося пожилого джентльмена и доктора Лофтса. – Он не оставил Маронику ни единого шанса.

Пожилой джентльмен взглянул на доктора.

– У вас нет никакого объяснения поведению Малькольма?

Тот подумал, прежде чем ответить.

– До тех пор пока я не поговорю с ним, нет. Хотя… с учетом всего, что произошло за несколько последних дней, особенно смерти его друзей и девушки, которую он считал мертвой, его наклонностей, подготовки и всей ситуации, в которой он оказался, не говоря уж о возможном действии наркотика, думаю, его реакция вполне логична.

Пауэлл кивнул, потом спохватился и повернулся к своему начальнику:

– Как Этвуд?

– О, этот-то будет жить. По крайней мере некоторое время. Меня всегда смущало то, как он держался. Он слишком старался казаться идиотом. Обойдемся и без него. Что у нас со смертью Мароника?

Пауэлл ухмыльнулся.

– Справляемся. Полиция не в восторге, но мы убедили их, что убийца с Капитолийского холма покончил с собой в мужском туалете Национального аэропорта. Ну, конечно, пришлось подкупить для этого уборщика, зато теперь он забыл все, что видел. В общем, с этим все в порядке.

На столе перед пожилым джентльменом зазвонил телефон. Он снял трубку, несколько секунд слушал молча, потом положил трубку на рычаг и нажал на кнопку рядом с телефоном. Дверь открылась.

Малькольм отходил от действия наркотика. Последние три часа он провел на грани истерики, и все это время говорил, не закрывая рта. Пауэлл, доктор Лофтс и пожилой джентльмен выслушали историю шести дней, спрессованную в три часа. Когда он договорил, ему сообщили, что Венди жива, а когда Рональда повели посмотреть на нее, он уже едва держался на ногах от усталости. Он стоял, смотрел на мирно спящую в стерильной палате девушку и, казалось, не замечал находившейся рядом с ним медсестры.

– С ней все будет хорошо, – повторила она во второй раз, но так и не дождалась его реакции. Все, что он видел, – это сплошь забинтованную голову и угадывавшееся под простыней тело, от которого тянулись к каким-то хитрым медицинским аппаратам провода и пластиковые трубки.

– Господи, – прошептал Малькольм, испытывая разом облегчение и жалость. – Господи!

Ему дали постоять еще несколько минут, а потом повели приводить себя в порядок. Он переоделся в одежду, которую привезли из его квартиры, но она, казалось, сидела как-то странно.

– А, Малькольм! Садитесь, мой мальчик, садитесь. Мы вас надолго не задержим. – Пожилой джентльмен был само обаяние, но на Кондора это не произвело впечатления. – Мы просто хотели, чтобы вы больше не переживали из-за всего этого. Обо всем позаботились. Вы теперь отдохните как следует, а потом нам хотелось бы с вами еще потолковать. Вы ведь не против, мой мальчик, нет?

Малькольм медленно поднял взгляд на сидевших перед ним мужчин. Им его голос показался старым, усталым. Ему самому – совершенно новым.

– У меня ведь нет особого выбора, верно?

Пожилой джентльмен улыбнулся, потрепал его по плечу и, бормоча какие-то банальности, проводил до двери.

– Ну что, сэр, – произнес Пауэлл, когда он вернулся на свое место, – вот и конец нашему Кондору?

Пожилой джентльмен хитро сощурился.

– Как знать, Кевин, мой мальчик. Как знать.

Когда до круга света оставалось не больше пятидесяти ярдов, он споткнулся об остатки изгороди: его тяжелый башмак зацепился за нижний ряд колючей проволоки, которому каким-то образом удалось пережить двух своих верхних собратьев, устояв перед временем, погодой и шаставшими здесь туда-сюда дикими животными. Проклятая колючка словно нарочно ждала удобного момента, чтобы уцепить его. Он упал, покатился по земле и замер. Вставай, подумал он, вставай, чтоб тебя. К поту, заливавшему его лицо, добавилась новая жидкость, и на ощупь она оказалась более липкой. Впрочем, царапины его не волновали. Так он, во всяком случае, себя убеждал; то же самое относилось к ушибам. Шатаясь, он поднялся на ноги и медленно, но верно захромал по прерии дальше. Забудь свое чертово тело, плевать, что оно болит, – беги!

Как холодно, думал он, как чертовски холодно, даже для весны. Земля почти заледенела. Если бы я не бежал, я бы замерз без куртки. Хотя, если бы я не бежал, мне не нужна была бы куртка. Беги!

Добежав до границы светлого круга, он прыгнул. После всего пережитого он и не надеялся на то, что удастся прыгнуть так высоко, как раньше. Офигеть, подумал он, когда его тело врезалось в ограду из проволочной сетки, просто офигеть. Стальных шипов, впивавшихся ему в ладони, он не замечал. Он вообще не ощущал ничего, кроме надежды.

Он медленно подтянулся и сжался в тугой клубок. Рукам было непросто удержать тело на расстоянии от колючей проволоки, но он решил, что они справятся, и те справились. Помнится, на зачетном занятии, когда он был полон сил и ему не грозило ничего страшнее плохой отметки, он одолевал такую изгородь за девять секунд. По части преодоления препятствий он считался самым сильным в их группе. В эту ночь у него ушло не меньше двадцати секунд только на то, чтобы накопить силы для рывка, который позволил бы его рукам зацепиться за верхнюю перекладину. И хватило этого рывка только на то, чтобы схватиться за третий ряд колючей проволоки. Но все же ему удалось удержаться – несмотря на шипы, несмотря на скользкие от крови руки. Еще рывок – и он перебросил тело через верх изгороди и рухнул с высоты десяти футов на землю, приземлившись с изяществом старого бельевого мешка. Когда-то инструктор по физподготовке заставлял его снова и снова оттачивать приземление как в парашютном спорте: ноги вместе, чуть согнуты, касание носками – и перекатываться, перекатываться! Однако его инструкторы сейчас спали в уюте и безопасности, и от него их отделяло множество колючих изгородей.

Он не знал, как долго пролежал так. Кажется, прошло около пяти минут. На самом же деле – меньше одной, просто он утратил чувство времени. Осталось только два состояния: бег и то, что после бега. Сейчас было то, что после бега. Он пополз дальше.