В объятьях олигарха - Афанасьев Анатолий Владимирович - Страница 32

— Это я представляю, но не вижу способа… Зосим Абрамович, вы явно переоцениваете меня.

— Ничуть. — Окурок от резкого выдоха слетел с разбитых губ, я поймал его на лету и запихнул обратно. — Ничуть, дорогой друг. Ничего, что я так вас называю?

— Напротив, польщен…

— Вы, Виктор, плохо знаете Оболдуя. Он великий человек, ему глубоко насрать на всех генералов и юристов, но у него тоже есть маленькие слабости. Он любит разыгрывать из себя гуманиста, особенно перед новыми людьми. Два дня, мне нужно всего два дня. И мы с вами оба на коне.

— Хотите, чтобы я похлопотал перед Оболдуевым?

— Похлопотать мало. На жалость его не возьмешь. Надо внушить, что если он даст отсрочку, это будет выгодно для него во всех отношениях — и в моральном, и в практическом. Тут есть нюансы. Представьте дело так, будто этот эпизод станет одним из ярчайших в книге, засвидетельствует его сверхъестественную проницательность и сердечную доброту. Взял и помиловал якобы предателя. На это способен далеко не всякий. Убедите его в этом, Виктор, вы сумеете, вижу по глазам. Поручитесь за меня, в конце концов. Миллион, Виктор! Когда еще представится такой случай?

Обмотанный проводами, с прилипшим окурком на губе, с пятнами крови на щеках, с безумно сверкающими глазами, маленький и жалкий, коммерческий директор, честно говоря, нравился мне все больше. Он не мог не понимать, что обречен, что жить ему, возможно, осталось всего ничего, считанные часы, но отчаянно сопротивлялся. Его ловкий умишко напряженно искал лазейку к спасению. Дитя смутного времени, в некотором философском смысле он был мне родня. Разница лишь в том, что он успел присосаться к трубе, выкачивающей жизненные силы из миллионов руссиян, а я нет. Присосавшись к трубе, он перешагнул в элитное сословие, а я остался с теми, кому предназначено стать унавоженной почвой, на которой пышно расцветет новый мировой порядок. Каждому свое, сказано у апостола. И там же сказано, что каждому воздастся по его делам. Ни вчера, когда он жирел и купался в шампанском, ни тем более сегодня, когда расплата приблизилась вплотную, я ему не завидовал, но «сочувствие имел». Мне было стыдно смотреть в его буйные, молящие, озорные глаза.

— Зосим Абрамович, скорее всего, вы не поверите, если я скажу, что мне наплевать на миллион. Что готов и так сделать все, что в моих силах, чтобы отвести беду. Но вы не сказали ничего конкретного. Только общие слова. Вряд ли это подействует на Леонида Фомича. А вот если бы вы…

Окурок прижег губы, и он выплюнул его на пол вместе с кровяным ошметком.

— Конкретного? Пожалуйста… Назовите ему два имени — Жорик Маслов и Витторио Альманде.

— И что дальше?

— Ничего. Проследите за реакцией. Если клюнет, добавьте: вся документация, связанная с этими людьми, хранится в надежном месте.

— Если это так важно, почему же вы не сказали об этом тому же Жучихину или Гарию Наумовичу?

— Это секретная информация, о ней не должен знать никто.

Зловещий подтекст, прозвучавший в последних словах, он уловил одновременно со мной, и поспешил поправиться:

— Нет, нет, вы не так поняли, Виктор… Конечно, я бы сказал. Но надеялся, Оболдуй соизволит лично поговорить со мной. Однако ошибся. Видимо, многолетняя дружба для него пустой звук. Не соизволил. Отдал на растерзание опричникам. Да-с. Печальный урок для такого романтика, как я.

Из–за ширмы донесся зычный голос генерала:

— Ну что там, сынок? Прислать Купона в подмогу?

— Прошу вас, прошу вас, Виктор! Миллион зеленых. И это только начало, — прошелестел, простонал Пенкин, и из его глаза — о Господи! — медленно выкатилась слеза, похожая на смолистый подтек на древесной коре.

Я вернулся за ширму, бодро доложил:

— Лед тронулся, господа. Кое в чем он признался, но только для личной передачи боссу.

Ассистенты мирно дремали, привалившись к стене. У Гария Наумовича тоже был довольно осоловелый вид, и лишь генерал, казалось, обрел второе дыхание. Чокнулся со мной серебряной стопкой.

— Что же такого он тебе открыл, сынок, чего мы, грешные, не знаем?

— Да, да, поделись, Виктор Николаевич, — вяло поддержал юрист.

— Конфиденциальная информация, — важно ответил я.

— Ах, даже так? — Гарий Наумович встряхнулся, усмешливо переглянулся с генералом. — В таком случае спорим на сто баксов, сам отгадаю.

— Откуда у меня такие деньги?

— Ха–ха–ха, остроумно… Нашим так называемым творческим интеллигентам, — пояснил генералу, — нравится изображать обездоленных. Этим они подчеркивают свою близость к народу. Хорошо, Виктор Николаевич, отгадываю за бесплатно. Небось наплел про Жорика с Аль- мандой? Да?

— Вы все слышали?

— Не без этого. — Юрист самодовольно усмехнулся и подмигнул Жучихину, который, в свою очередь, зачем–то подмигнул мне. На мне это дружеское перемигивание пресеклось. — Не без этого, уважаемый писатель, но суть в другом. Знаешь, кто такие эти Жорик с Аль- мандой?

— Откуда же?

— Это, брат мой, чистое фуфло. Фантомы, призраки, возникшие в воспаленном воображении Абрамыча.

— Мерзавец! — вставил генерал, разливая водку.

— Нет, не спорю, — продолжал Гарий Наумович, блаженно щурясь, — прежде, года три назад, эти персонажи существовали в реальном мире и даже занимали солидное положение в «Голиафе». Скорее всего, вместе с Абрамычем начинали прокручивать свои мерзкие делишки…

— Подлецы! — буркнул генерал и, не дожидаясь нас, опрокинул стопку.

— Но в один прекрасный день оба они, так сказать, растворились в нетях. Улавливаете, Виктор Николаевич?

— Не совсем.

— Не удивляюсь. Мы и сами, будучи рядом, не совсем тогда поняли, что произошло. В некотором роде мистическая история. Помните, Иван Иванович?

— Отпетые негодяи!

— Так вот, в один прекрасный день Жорика Маслова сбивает машина прямо у входа в офис. Грузовик без номерных знаков. Насмерть. Все мозги по стенке. Пришлось вызывать пожарных, чтобы смыть грязь. Казалось бы, рутинное происшествие. Кто–то заказал, кто–то исполнил. При Жориковых запросах давно следовало ожидать чего–либо подобного…

— Смирно! — вдруг рявкнул генерал. — Руки по швам. Вольно. Спите спокойно, дорогие мои.

Ассистенты, Купон и Юрий Карлович, выполнили команду буквально: вскочили, вытянулись, откозыряли, повалились на стулья и снова погрузились в спячку. Генерал счастливо улыбался. Похоже, алкоголь, достигнув критической массы, нащупал какую–то трещинку в его мозгу. Гарий Наумович не обратил внимания на его выходку.

— И все бы, как говорится, нормалек, — продолжал он после короткой паузы, — если бы не одно странное совпадение. В тот же день и буквально в тот же час, когда Жорика задавил автомобиль, его поделыцик, этот псевдоитальяшка, повесился у себя в номере, в гостинице «Националь». Конечно, возникли вопросы, но расследование проводилось поверхностно и ничего по сути не дало. Хозяин рвал и метал, он не любит, когда сотрудники выкидывают подобные фортели без его ведома. Но главное не в этом. Именно с тех пор у нашего Абрамыча возникла шизофреническая идея, что двойное убийство связано с некоей тайной, грозящей благополучию «Голиафа». Он даже пытался шантажировать этим господина Оболдуева… Нет, друзья мои, с Абрамычем, видно, каши не сваришь, пора его гасить.

Генерал Жучихин встрепенулся, мотнул башкой, пробасил:

— Давно пора, давно. Не ночевать же всем здесь из–за одного мерзавца. Эй, мужики, подъем!

Ассистенты, Купон и Юрий Карлович, мигом очнулись. Дружно потянулись к стопарям, но генерал прикрикнул:

— Отставить! Сперва дело сделаем.

— На посошок бы, Иван Иванович, — заканючил Юрий Карлович с умильной миной.

— Никаких посошков.

Гуськом, один за другим мы выползли из–за ширмы и окружили прикованного к креслу коммерческого директора. Пенкин сразу все понял, позеленел, зрачки расширились, он не мигая смотрел на Гария Наумовича, одновременно охватывая взглядом всех остальных.

— Ну что, голубчик, — грозно загудел юрист, — пришло время держать ответ за всю свою подлость. Доинтриговал- ся, сучий потрох. Ведь я тебя предупреждал, не становись на дороге. Предупреждал или нет?