Адептус Астартес: Омнибус. Том I (ЛП) - Паррино Джо - Страница 82

— Да, брат-капеллан. — Гальт встал и облачился и одежды, скрывшие его испещренное татуировками тело. Как не останавливалось строительство дома-крепости Новадесанта, так же не прекращалось и нанесение картин на плоть, пока брат не погибнет в битве и не будет похоронен вместе со списком своих деяний. Гальт произнес сигнифекс-код, включив вокс в ухе ближайшей статуи ангела.

— Капитан Гальт приказывает капитанам Мастрику и Ареста, эпистолярию Раниалю и магистру кузницы Кластрину прибыть на мостик.

Одон улыбнулся, жуткая ухмылка его второго черепа растянулась еще шире.

— Ты мог и не звать магистра кузницы Кластрина, брат. Где еще он может находиться, когда среди звезд видны сокровища?

Гальт улыбнулся в ответ и согласно хмыкнул:

— Ты прав. Нам тоже пора идти. Не хочу, чтобы Мастрик потерял терпение и приказал кораблю двигаться вперед еще до того, как я доберусь до мостика.

Как только Гальт поднялся, слуги из хора реклюзиама, стоявшие вокруг кушетки, склонили головы. Они были одеты в сине-костяные робы и золотые маски. Круг расступился, пропуская капитана и капеллана. Как только десантники вышли из святилища в основную часть Великой часовни «Новум ин Гонорум», Артермин и Хольстак, слуги Гальта встали со скамей, на которых молились, и последовали за своим господином. На их корабельные униформы был нанесен символ ордена. Эти люди не были слабаками, напротив — закаленными космопроходцами, но Гальт и Одон все равно затмевали их. Из альковов в стенах вышли шесть облаченных в черное молельных сервиторов и встали в конце процессии.

— Мы прибыли, и я увижу нашего врага, — сказал людям Гальт.

По пути из часовни процессия повернулась, и все как один поклонились статуе Лукреция Корвона, основателя ордена, выполненной в пятикратном масштабе и возвышающейся над огромными дверями.

Одон возглавил прошение о том, чтобы Корвон направил их путь. Не так, как реклюзиарх, ходатайствующий перед Императором, а как офицер, с уважением обращающийся за советом к горячо любимому лидеру. В конце концов, все они были братьями, даже если их и разделяли долгие тысячелетия.

Новадесантники оставили часовню слугам, продолжившим исполнять песни, такие же легкие, как ветер, непрестанно дующий на каменистых равнинах Гонорума.

— Первый капитан на мостике!

Гальт шагнул на мостик боевой баржи. Слуги ордена и боевые братья встали по стойке «смирно». Сервиторы, невзирая на ранг Гальта, продолжили выполнять свои монотонные обязанности. В сети кибернетических систем управления и кабелей жизнеобеспечения виднелись части тела, оставшиеся от боевого брата. Тело и машина, в которой оно находилось, повернулись одновременно.

— Брат-капитан Гальт. Мы прибыли в систему.

— Брат-капитан Персиммон. Какие новости?

— Переход прошел гладко, «Новум ин Гонорум» служит нам так же верно, как и всегда.

Персиммон был калекой, тяжело раненным в битве с ксеносами устрашающего вида, каких Новадесант не встречал ни до, ни после. Нейротоксины уничтожили конечности и большую часть мышц Персиммона. Только волей случая его останки попали на «Новум ин Гонорум», не получив милости Императора в виде болта в голову. Апотекарии были готовы отправить его душу в Тень Новум, где он ожидал бы последнего призыва в бой от Императора. Однако десантник выжил, процарапав путь из мира мертвых своей единственной окровавленной рукой. Каким-то образом его тело исцелилось достаточно, чтобы оставаться жизнеспособным, и капитан избежал участи быть помещенным в саркофаг дредноута.

Из-за негодности к боевой службе Персиммона назначили магистром флота и соединили напрямую с мостиком «Новум ин Гонорум». Формально корабль находился под командованием Гальта, но настоящим капитаном, и телом, и душой, был Персиммон. Еще до ранения он умело руководил сражениями флота, а после слияния с кораблем его способности только выросли. Во многих смыслах Персиммон и «Новум ин Гонорум» составляли единое целое.

Ложе калеки-капитана занимало место, где когда-то располагался командный трон боевой баржи. Сбоку от кибернетического капитана было установлено место для командира корабля. Оно принадлежало Гальту, но сейчас он прошел мимо и встал на галерею над рабочими ямами, расположенными перед широкими окнами мостика и состоявшими из множества рядов трутней-сервиторов, подключенных к кораблю напрямую, как и Персиммон.

Прибыли и другие офицеры ордена. Кластрин, магистр кузницы, был погружен в работу. Его окружали слуги-люди и сервиторы. С ним также были два технодесантника. В отличие от остальных прибывших, Кластрин был облачен в силовую броню красного, похожего на ржавчину цвета. Синий и костяной цвета ордена располагались на его правом наплечнике. Из упряжи за его спиной торчали металлические щупальца, ухватившиеся за рычаги управления. Из аугмиттера раздавался быстрый треск бинарного кода, техноязыка марсианского жречества, понуждающий киборгов Кластрина и сервиторов мостика работать усерднее. Магистр кузницы снял шлем, и его лицо, отмеченное странными татуировками, посвященными скорее Омниссии, а не традициям Гонорума, застыло в напряженном ожидании.

Капитан Лютиль Мастрик и эпистолярий Раниаль стояли плечом к плечу на галерее перед окнами. Мастрик был, как всегда, оживлен, а Раниаль о чем-то задумался. Свита Гальта и Одона разошлась, и офицеры присоединились к библиарию и капитану Мастрику.

Гальт посмотрел в главное окно. Бронестекло было закрыто внешними и внутренними противовзрывными щитами.

— Ты ждал меня, брат? — спросил он.

— Мне очень не хотелось ждать, — ответил Мастрик.

— Где брат-капитан Арести?

— На пути с «Молота Корвона», брат-капитан, — сказал Мастрик. — Как всегда опаздывает.

— У нашего брата есть проблемы, требующие внимания, — сказал Кластрин. Его слова двоились, человеческий голос дополнялся мелодичным повторением из вокс-передатчика. Оба голоса звучали одинаково неодобрительно.

— Быть может, мне стоит активировать картографический стол, брат-капитан? — спросил Персиммон. — У нас уже есть хорошие пикт-снимки скитальца. — Персиммон указал на черный стеклянный ящик размером восемь на восемь метров, расположенный перед его троном.

— Магистр кузницы Кластрин сегодня превзошел себя, — продолжил он.

Гальт покачал головой:

— Откройте противовзрывные щиты, я хочу сначала увидеть скитальца своими собственными глазами. Давайте ощутим атмосферу грядущего поля боя перед тем, как окунемся во все его детали.

— Исполняю, — раздался синхронный скрежещущий ответ хора сервиторов.

— Ты перефразируешь Жиллимана, брат, — сказал Мастрик, — в твоих словах всегда звучит мудрость Кодекса.

— Также следовало бы говорить и тебе, брат, — мягко ответил Гальт.

Зажужжали моторы, поднимающие ставни по обе стороны окна. Мостик немедленно наполнился резким синим светом. Гальт прикрыл рукой глаза.

— Затените окна на девяносто восемь процентов, — прокричал Кластрин.

— Исполняю.

По беззвучным командам сервиторов духи машин мостика затемнили стекло. Гальт опустил руку.

Ставни со звоном погрузились в пазы, открыв окно, тянувшееся во всю длину мостика. Оно было десяти метров в высоту и во много раз больше в ширину — оконный проем занимал всю переднюю стену. Бронестекло разделяли тяжелые средники, каждый из которых представлял собой изображение одного из героев ордена. Края окон были украшены мозаикой. На каждом крошечном стеклышке, встроенном в металлический лабиринт, были начертаны имена славных мертвецов — запечатленное в длинной красочной ленте повествование об истории ордена, начавшейся почти восемь тысяч лет назад.

Большую часть вида за окном занимало яркое синее солнце. Корабль был настолько близко, что находящиеся на борту могли разглядеть вспышки на его бурлящей поверхности. Полюса звезды даже не помещались в окно. Свет был резким, опасным, даже несмотря на защищающее затемнение стекла. От его воздействия цвета мозаики постепенно теряли свою насыщенность. Звезда Джорсо была слишком жестокой, чтобы иметь детей. Ее жгучий свет рассеял пыльные части новорожденных планет по открытому космосу, не дав им шанса собраться воедино.