Адептус Астартес: Омнибус. Том I (ЛП) - Паррино Джо - Страница 63

Пара поблекших идентификационных рун сказала ему, что Урим и Рашну попали прямо под снаряды и превратились в кровавый дождь под артиллерийским обстрелом.

— Покойтесь с миром, братья.

Когда бой закончится, Аполлус соберет все фрагменты брони, что от них остались, и отнесет их в Базилику Памяти. Они будут оплаканы, равно как и потеря их геносемени.

— Прекратить огонь! — рявкнул Аполлус в вокс.

Ответом была лишь очередь помех.

Ощерившись, он приподнялся из грязи, и выругался, когда его рукавицы скользнули в земляную кашу.

— Прекрати огонь, Моргольт, или клянусь кровью, я убью тебя!

Аполлус осмотрел разрушения. Трупы культистов устилали землю, как пурпурный камыш, скошенный ветром. Оставшиеся четыре члена его роты смерти были разбросаны в череде мелких воронок на левом фланге.

Лазерный огонь вспыхнул на краю зоны артиллерийского обстрела. Братство начало перегруппировываться. Снаряд автопушки скользнул по наплечнику, и опрокинул его обратно в грязь.

— Вперед! — взревел Аполлус, как только встал на ноги.

Но Рота Смерти уже неслась к Братству под градом лазерного огня, болтеры ревели в их руках.

— Мы — гнев! Мы — смерть!

Пламя разгорелось в конечностях Аполлуса, а ноги сами понесли его к врагу. Не обращая внимания на лазерные выстрелы, которые задевали его доспех, и твердотельные боеприпасы, которые вскидывали грязь на пути капеллана, он рвался к стене противников.

— Наш гнев не знает пощады!

Еще десять шагов, и он будет среди них. С его латных перчаток будут свисать кишки, как только он разорвет их предательские тела.

— Наши клинки не зна…..!

Что-то невидимое ударило Аполлуса в грудь, опрокидывая его наземь. Он тяжело упал, извилистая трещина прошла вдоль его нагрудника. Он застонал, поднимая голову и щурясь в попытке прояснить взгляд. Болеутоляющие впрыснулись в организм, но не смогли унять палящую боль в голове.

Враг прекратил огонь.

Кряхтя, с усилием, капеллан поднялся на ноги. Он споткнулся и неровным шагом двинулся вперед, но земля подскочила ему навстречу. Голова ударилась оземь, рот наполнила кровь. Взревев от досады, он встал на четвереньки. Он поползет, если понадобится. Только смерть остудит его ярость.

Впереди ряды Братства стояли неподвижно, насмехаясь над ним.

Лицо Аполлуса, скрытое шлемом-черепом, застыло в оскале чистой ненависти. Он обвел глазами предателей, ища признаки его роты смерти. Вспышка зеркально-черных доспехов среди лиловых одежд привлекла его внимание. Он всмотрелся еще раз, но в то же мгновение его подбросило в воздух, швырнув обратно с сокрушительной силой.

Боль горела внутри его тела, а в череп будто впивались раскаленные иглы. Он не мог двигаться, руки и ноги были прижаты к земле, как будто попали под огромную невидимую массу. Налет инея покрыл его броню и начал с шипением трескаться и видоизменяться. Запах серы заполнил воздух.

Псайкер.

Эта мысль сформировалась у Аполлуса в кратчайшее из мгновений, но не раньше, чем он увидел зеркально-черную броню еще раз, и тьма поглотила его.

Мутная вода капала на лицо Аполлуса, и он очнулся. Его голова никогда так не болела, разве что после того, как Сет победил его в дуэльной клетке. С усилием он открыл глаза и увидел толстые железные цепи, петлей обвившиеся вокруг его лодыжек. Он был обнажен, вздернут, как освежеванный грокс, в метре над землей. Его запястья тоже были скованы и зафиксированы цепью, которая проходила сквозь кольцо в голом каменном полу. Аполлус напрягся, его мышцы заходили ходуном от усилий, но тщетно. Он не мог сорвать кандалы.

— Кровь дарует мне отмщение, — сплюнул он и зарычал от досады.

Камера была плохо освещена, а в воздухе висел слабый запах прометия, который распространялся от горелок. Капеллан напрягал зрение, выхватывая отдельные детали окружения в мерцающем свете ламп. Камера была около пяти метров в длину, стены были неровными, вероятно, высеченными из твердой скалы топором и киркой. Воздух был влажным. Стены облепили густые наросты водорослей и мха.

Ничего похожего на выход не было. Аполлус закрыл глаза, ухо Лимана отфильтровало шум воды, которая продолжала капать с потолка. Замедлив дыхание, он успокоил свое сердце, барабанный бой которого упал до шепота.

Дверь была за спиной. Его кожа почувствовала легкое дуновение, проникавшее в камеру в щели у косяков. Кто-то стоял прямо за ней. Он слышал равномерные вдохи и неизменные ритмичные удары сердца скучающего часового. Слышал…

Шаги.

Аполлус сфокусировался на звуке приближающихся шагов. Судя по походке, его посетители были людьми. Два человека, один из них хромает.

Пульс охранника участился. Аполлус улыбнулся, ощущая беспокойство тюремщика.

Шаги остановились у двери, и Аполлус услышал, как двое заговорили с испуганным часовым. Кощунственные псы говорили на языке архиврага. Аполлус сжал челюсти. Хотя он не мог расслышать, что они говорили, капеллан знал тон голоса достаточно хорошо. Это было "начальство" тюремщика, он понял это безошибочно.

Дверь открылась, звук тяжелого засова, сдвинувшегося в сторону, стал приятным облегчением после хриплого, изобилующего согласными говора этих людей.

Аполлус почувствовал знакомый запах переработанного воздуха, когда дверь открылась. Камера находилась под землей; системы вентиляции прогоняли воздух через весь коридор. Он сосредоточился на воздухе, когда тот коснулся его кожи, и решил, что ближайшая вентиляционная шахта была в десяти шагах от камеры. Дверь загремела, закрывшись вновь. Она была толстой, но Аполлус был более чем уверен, что с достаточным разбегом он сможет ее повалить.

— Приветствую, капеллан.

Голос говорящего вернул внимание Аполлуса обратно в комнату. Человек вонял серой и старой кровью.

Аполлус открыл глаза, но продолжал молчать. Это была его обязанность как капеллана — выслушивать грехи своих братьев и вычленять ложь, прежде чем она даже попробует появиться на их языках. Он слушал признания от лучших из людей, обладавших властью и великой силой. Он прислушивался к сорванным голосам людей ужасных, чьи махинации могли привести к гибели цивилизаций, во время их пыток в камере допросов.

Его гость не принадлежал ни к тем, ни к другим.

— Ты хранишь тайны, капеллан, — на этот раз заговорил второй посетитель. Его голос был более глубоким, чем у первого, речь давалась ему с трудом, как будто он с трудом издавал звуки. Он наклонился, когда заговорил, держа в руках длинное лезвие так, чтобы Аполлус мог видеть засохшую кровь на зазубринах, — тайны, которые наш владыка желает узнать.

Этот человек носил лиловые одежды Братства, хотя на нем не было маски. Вместо этого кожа его лица были окрашена в черный цвет нефти. Блестящие линзы из стекла находились там, где должны были быть глаза, сверкая даже в плохо освещенной камере.

”Брат-Истязатель”.

Аполлус узнал своего гостя по многочисленным отчетам, которые он изучал. Мастера допросов Братства были печально известны по всему театру военных действий Кхандакс. Рассказы об их злодеяниях распространялись от окопа к окопу, приглушенным шепотом, что полз вдоль траншей. Звание врага ”Брат-Истязатель” стало синонимом ужаса. Офицеры в плащах из комиссариата использовали эти истории по-своему. Они держали солдат Имперской Гвардии в страхе и тревоге. Бдительность на дозорной линии была абсолютной. Попасть к ним в плен означало судьбу куда худшую, чем простая смерть.

Аполлус плюнул в лицо истязателю.

Человек упал с криком, царапая свое сожженное кислотой лицо. Его компаньон встал над ним на колени, но ничего не сделал, чтобы облегчить мучения, просто склонил голову и глядел, как кислота разъедала глаза.

— Твоя сила больше тебе не послужит, — сказал, наконец, истязатель, поднимая упавший клинок и нанося удар в бок капеллана, — долго она не продержится.

Боль была невыносимой, но Аполлус молчал.

Это было последней из его проблем. Боль — временное явления оканчивающееся отпущением грехов или смертью; небольшое повреждение его плоти и не более того. Но то, что боль вызвала в нем — гнев, жажда крови — это был кошмар. Они загремели в его жилах, угрожая утопить его тело в потоке ярости. Он не позволит себе поддаться проклятию; такая судьба не будет иметь конца.