Лонтано - Гранже Жан-Кристоф - Страница 5

Наклонные мансардные стены, небольшие окошки, паркет из широких плашек, по которым так приятно ступать босыми ногами, – она не стала ничего обставлять, потому что хотела, чтобы это пространство было похоже на ее собственное существование: чистую страницу, которую предстоит заполнить. Единственное, чем она дорожила, была ее библиотека. Яркие обложки изданий «Пресс Юниверситер», университетских серий, коричнево-зеленые с позолотой издания «Плеяды», сигарный оттенок очерков Фрейда… Ниже – подборка биографий с яркими пестрыми корешками, по образу и подобию ее собственных увлечений. Гаэль знала все о Ницше и Витгенштейне, но зачитывалась также биографиями Шакиры, Милен Фармер, Аннет Вадим… Она чувствовала себя одновременно революционеркой и женщиной-вещью, интеллектуалкой и простушкой. Пока еще сама не разобралась.

Японский жареный чай. Маска из глины на лицо. Письменный стол. После воскресного обеда и экспресс-блевания третьим ритуальным действием было наведение порядка в своем профессиональном мирке. Обновление страничек в соцсетях, чтение полученных мейлов, редактирование твитов… Для актрисы очень важно регулярно поддерживать контакт со своими фанами – даже если они не толпятся у дверей. Она отправила СМС своему агенту, чтобы предупредить, что зайдет завтра после полудня: вот уже несколько недель та не могла добыть для нее ни одного кастинга.

Потом перебрала свой боевой арсенал: резюме, фотографии, публикации в прессе… Она обожала работать за столом, как какой-нибудь мастер-ремесленник. Вылизывала резюме, ретушировала фотографии, копировала отчеты о показах, писала режиссерам… Вся ее карьера сводилась к нескольким строчкам. Однажды она вела передачи о покере на Нете, сыграла несколько ролей второго плана в телефильмах. А еще один раз сыграла тупую блондинку в полнометражной ленте, но ее сцену вырезали.

Получалось немного. Особенно если учесть, скольких усилий это стоило – сотни кастингов, ужинов, ночей, проведенных в клубах с так называемыми заметными продюсерами. В конечном счете она была далека от того, чтобы зарабатывать себе на жизнь. И еще дальше от грааля актеров: пятисот семи ежегодных рабочих часов – суммы, которая позволяет рассчитывать на пособие по безработице. Поэтому она сводила концы с концами другим способом.

Когда ее подначивали на эту тему, она отбивалась: «Феминизм – это хорошо для лесбиянок и мещанок. Женщины настоящие, у которых нет ни гроша, готовы на все, чтобы выкрутиться, и плевать хотели на паритетное участие в Ассамблее или на то, правильно ли говорить „писательница“ применительно к женщине». А если ей напоминали, что она сама была «папиной дочкой», добавляла: «Я то, чем решила быть. И все начала с нуля».

Гаэль не лгала. С момента совершеннолетия она не прикоснулась ни к единому отцовскому евро. Она даже закрыла свой счет в банке и открыла новый на имя приятельницы – чтобы этот говнюк не мог перечислять ей деньги.

Да, она подрабатывала шлюхой, но из-за неподкупности и цельности характера.

Кстати, она не считала, что ее чистота может быть запятнана такого рода бизнесом. Ее артистическое призвание оставалось нетронутым. Примерами ей служили Брижит Бардо, Мэрилин Монро, Скарлетт Йохансон. Чувственные актрисы, они в то же время были великими артистками. Тело было их козырем, ну и что? Она воображала себя в роли Камиллы, лежащей на террасе виллы Малапарте в «Презрении»,[19] или же Душечкой, соблазняющей Тони Кёртиса на борту яхты в ленте «В джазе только девушки». Искусство, конечно же, но искусство, обладающее формами.

На повестке дня запрос на рабочую визу в США. Рано или поздно любая актриса говорит себе, что удача улыбнется ей за океаном. Гаэль не питала никаких иллюзий, но хотела верить, а главное – попробовать. В случае провала она ни о чем бы не пожалела.

Она взяла свое досье, полистала документы, готовясь к встрече в консульстве. Все было в порядке. Она собрала свидетельства своих достоинств, серьезного отношения к профессии, надежности в работе. Фиктивные отзывы, полученные в обмен на минеты и бесплатные постельные игры. Она также заручилась обещанием работы в Штатах, что было несложно: продюсеры, которых она знала, имели свои компании и там. Это были те же люди, что выдали ей характеристики для обоих берегов Атлантики.

Эти свидетельства и фиктивные контракты навеяли на нее грусть. Досье было подобием ее жизни: фальшивкой. Но она в очередной раз предпочитала ложь той пропасти, которая разверзалась у нее под ногами, если она допускала хоть на долю секунды, что все ее планы тщетны. Отказаться от мечты – все равно что отказаться от жизни.

Ее глаза остановились на настенных часах – киношная хлопушка с закрепленными на ней циферблатом и стрелками, память о ее единственной поездке в Лос-Анджелес. 15:45. Она вздрогнула. У нее совершенно вылетел из головы назначенный на 16:00 «крупный план». Именно так она именовала свои интимные визиты по восемьсот евро.

Она бросилась в ванную, смыла маску из глины Мертвого моря. Вспомнила, что ожидающий ее тип – китайский финансист. «План» был ей рекомендован одной сводней-любительницей с авеню Ош. Она подняла голову и глянула на себя в зеркало. Увидев овальное лицо, монгольские скулы и глаза сибирской хаски, она взяла себя в руки и крепко вцепилась в край раковины.

Китаец. Отлично подходит для того, что у нее на уме.

София назначила ему встречу в Люксембургском саду.

Эрван припарковался на улице Бонапарта и вошел в сад через ворота на улице Вожирар.

Держа в каждой руке по племяннику, он миновал площадку для игры в петанк, потом теннисные корты: итальянка говорила об игровой зоне чуть дальше. Мысль, что он ее сейчас увидит, вызывала в нем трепет возбуждения.

Встретив ее в первый раз, Эрван задрожал. Во второй раз – надулся. В третий – что-то забормотал. Потребовалась четвертая или пятая встреча, чтобы он вновь обрел природную сдержанность. Только тогда он смог ее рассмотреть. София не была красивой: она была идеальной. Такая красота достойна глянцевых страниц журналов и киноэкранов, но ее прелести были не для продажи. Она была миллионершей, и принадлежность к высшей касте придавала ей еще больше величественности.

Когда в 2003-м Лоик привез ее в своих нью-йоркских чемоданах, Эрван спросил себя, как этот обдолбанный мозгляк умудрился покорить такую богиню. Отец задал себе тот же вопрос. Как хорошие сыщики, они провели собственное расследование и с изумлением выяснили, что София куда богаче Лоика. Она была дочерью предпринимателя из пригорода Флоренции, который сколотил себе состояние на торговле металлом и женился на графине Бальдуччи, разорившейся, но отдаленно связанной родством со славными Альдобрандески. София унаследовала красоту отца (физиономию владетельного синьора) и элегантность матери, презрительность одной и жесткость другого. Образование довершило все остальное. Детство в Сент-Морице с немецкой гувернанткой, частная школа в Милане, потом Университет Луиджи Боккони и Миланский университет языка и коммуникаций. Она набралась опыта на Уолл-стрит и наконец открыла для себя любовь в объятиях Лоика.

Морваны поверить не могли. Они были мужиками и в первую очередь копами. У них в голове не укладывалось, чем тип вроде Лоика может привлекать женщин. Его красивое лицо, тонкие руки, обезоруживающая улыбка – этого им было понять не дано. Как и того мистического магнетизма, которым наркоманы всегда притягивают девушек. Порок завораживает, потому что своими антеннами самок они чувствуют, что это притяжение навсегда останется самым сильным. Не говоря уже о чарующей привлекательности сорвиголовы, который играет со смертью…

Несколько месяцев спустя начались приготовления к свадьбе. Эрван втихую смаковал глухое противоборство отцов. В правом углу – старый африканский лис, суперкоп-махинатор, имеющий загадочные интересы в Конго. В левом – Джованни Монтефиори, по прозвищу Кондотьер, близкий к клану Берлускони и, без сомнения, связанный с кучей мафиозных ответвлений. Две акулы инстинктивно невзлюбили друг друга, потому что представляли два лика одной и той же гнили.